Спасти шпиона - Данил Корецкий

Катранов встал, обошел Иру, вышел в коридор. Остановился. Вернулся. Что дальше-то? Дальше-то — что? Борис путался под ногами, словно нарочно. Ира продолжала тараторить про гуанские магазины, гуанские клубы, гуанские выставки.

— Заткнись, — сказал негромко Катранов и что было силы врезал кулаком в дверцу шкафа.

Зазвенело стекло, посыпались книги, посуда. Ира закрыла рот, съежилась. Замолчала. Смотрит куда-то вбок, под глазом дергается жилка. Катранов проследил за ее взглядом. Кулак в крови, разбитое стекло рассыпано по полу, рядом осколки чайника из ее любимого китайского сервиза. Он достал носовой платок, обмотал руку.

— Хватит молоть языком. Никакого Гуанчжоу не будет. Меня отстранили от проекта, в командировку я не лечу. И ты не летишь. И вообще мы никуда больше не полетим. Все. Скорей всего, меня уже списали и вот-вот выпрут на пенсию…

Краткий монолог, подведший черту под многолетней карьерой, Катранов произнес чужим сиплым голосом. Он отступил в сторону, под ногой хрустнуло.

— И убери наконец этот чертов хлам!!

Он раздраженно пнул ногой осколки посуды.

Ирочка, Иришечка, Ирка-Икорка — о, она не из тех, кто после таких слов пойдет с расползшимися губами на лоджию, принесет оттуда веник и совок и все молча подметет. Дождетесь… Ира тоже сделала шаг назад, подобралась, выпрямилась. Игры закончились. Катранов привычно отметил, как вздыбилась шерсть на ее загривке, мигом отросли когти и клыки и блеснул отраженным светом зеленый нечеловечий глаз.

— Что случилось? — произнесла она ледяным тоном откуда-то очень издалека. — Почему ты не летишь?

— Ты что, оглохла? — бросил Катранов. — Меня отстранили от проекта.

— Почему отстранили?!

— Потому что — отстранили! Я тебе говорил, что это козни особистов! Не знаю, на чем я засветился, но похоже, что меня выпрут на пенсию! Почему, почему… Какая разница?! Главное, что моя карьера окончена, пойми это, дура!

Его заглушил поток брани. Не какой-нибудь гадящий в душу заурядный выплеск бытовых помоев, а — безжалостный, уничтожающий, стирающий в пыль, как профессиональный артиллерийский огонь по площадям. Он узнал о себе то, о чем не подозревал тридцать лет. Узнал, наконец, кто же такой есть на самом деле полковник Катранов.

Оказывается — это присосавшийся к жене-москвичке упырь, даже не упырь, а обычный клещ, паук, ничтожество, всю жизнь питающийся чужими соками. И вот настало время, когда он мог бы как-то возместить то, что высосал за годы совместной жизни, отблагодарить ее пусть не роскошной виллой на Лазурном Берегу, не генеральскими звездами, так хоть этими жалкими южнокитайскими каникулами… Но нет! У него опять не получается! Бла-бла-бла-бла…

Катранову даже нечего было возразить, он мог только купаться в этих мутных, склизких, отвратительных потоках, плыть по волнам рвущегося из метровой трубы дерьма, захлебываясь и задыхаясь от непередаваемой вони… Или встать и сделать то же, что он сделал с дверцей шкафа. Ну что? Да он просто убьет ее. Навес с левой, хруст позвонков, дергающиеся в конвульсиях ноги в красно-желтых носках… В той самой гостиной, где тридцать с лишним лет назад молокосос Катранов лишил девственности свою будущую жену, пока ее родители — будущие тесть с тещей, благодетели, — отдыхали в номенклатурном санатории. Вот бы ему, тому молокососу, дать тогда послушать, что творится в гостиной сейчас, дать бы посмотреть, в кого превратилась симпатичная стройная девчонка, которая комплексовала в тот июльский день из-за своей маленькой груди!.. Хо-хо. Бежал бы без оглядки, никакая эрекция бы его не удержала.

Катранов поднялся с дивана. Сейчас его тем более ничего не держит. Бежать. Свалить отсюда. Но в прихожей уже возится Ирка, обувается, нервно впихивает руки в рукава лисьей шубы.

— Куда собралась?

— Ты еще пожалеешь! — Глаза зло сверкнули.

Хищница! Матерая хищница!

— А-а. Давай-давай.

Хлопнула дверь, едва не защемив Борьке любопытную морду. Ясно. Сегодня до полночи будет плакаться родственникам, завтра начнутся звонки со всех сторон…

— Сука, а? — Он присел перед Борькой, потрепал за ухом. — Все они суки. Ну и ладно.

Он вернулся в кухню, выбросил в ведро Иркины резиновые перчатки. Выпил еще водки. Посмотрел на часы. Удивился: с момента его возвращения прошло всего пятнадцать минут. А столько всего успело измениться!

* * *

Леший смотрел, как в открытую форточку неспешными кудрями вьется подсвеченный дым сигареты, и ни о чем не думал. Горячий душ и полтора стакана водки избавили тело от болезненного озноба и расслабили душу. Он был почти умиротворен. Дождь ушел в сторону Шереметьево. В доме напротив погасло последнее окно. Докурив, он воткнул обгоревший фильтр в наполненную окурками чашку, выключил свет, разделся и лег.

Через минуту из соседней комнаты послышался голос Миши:

— Дочитал?

Тонкая фанерная перегородка и открытая дверь позволяли говорить, не повышая голоса.

— Нет еще, — сказал Леший.

Миша помолчал. Город после дождя притих, словно вымер, даже машины успокоились. Слышно было, как Миша чиркнул спичкой по коробку — закурил. Потом спичка дзынькнула по дну пепельницы.

— И что думаешь по поводу?

— По какому? — спросил Леший.

— Ну, библиотека… Все такое.

Леший посмотрел в потолок.

— Да все то же, — сказал он.

— А по-моему, ерунда все это, — сказал Миша. — Не найти нам ее. Не нашего это ума дело.

Леший ничего не сказал. На потолке постепенно проступили окованные медным листом распахнутые лари и почему-то строгое женское лицо в белом платке с жемчужною каймой. Наверное, он уснул.

— …если не инфразвук? — разбудил его Мишин голос. — Слышишь?.. Ты спишь, что ли?

— Нет, — сказал Леший.

— Ты же сам говорил, про генераторы какие-то слышал, от которых люди ссутся со страху… Так с моряками этими то же самое происходило, они ровненько всей командой за борт прыгали. Ну а потом, как и полагается, находили среди моря этот пустой корабль, где и стол накрыт, и трубка капитанская на мостике дымится… Ну а еще Одиссей и эти… сирены. «Голос океана» — называлось раньше. А сейчас, как видишь, сами научились инфразвук генерировать. И успешно использовать в защитных системах.

Кровать под Мишей скрипнула.

— Как ты думаешь, у него это потом… ну, не проявится как-нибудь? — спросил Леший.

— Да он уже через полчаса в норму пришел, ты же сам видел, — ответил Миша. — Только говорить не мог. Пык-мык, да я Бруно, да я такой-сякой…

— Жалко Короткого. Представляешь, всю жизнь недомерком…

Миша рассмеялся.

— А как он бутылку в один вдох засосал? У него масса в два раза меньше, чем у нас, а тут еще эта беда… И рожу всю разбил. Вот в цирке будут со смеху кататься, представляю. — Из-за стенки послышался длинный зевок. — И мне его жалко, если честно. Урод… ни кола ни двора, ни работы нормальной, всего-то и умеет, что народ веселить.

Он опять замолк, словно ожидал услышать от Лешего какие-то мысли по поводу, но не дождался и спросил:

— А что вы говорили тогда насчет каких-то гномов — там, у завала?

— Ерунда это все, — ответил неохотно Леший. — Продолжение знаменитой легенды про подземных крыс.

— Легенды? — переспросил Миша. Он вдруг оживился: — А ты в курсе, что в примечаниях к бояриновским «Описям» упоминается семейство «карлов африканских»? Которых привез государю офицер дворцовой стражи Козырев? А? Ты примечания вообще читаешь, там, где мелким шрифтом?

— Читал. И на картинках видел каких-то малорослых… — Леший в темноте поднял бровь. — Карлы… Надо же!

— Угадай, чем они занимались.

— Танцевали с Белоснежкой.

— Охраняли цареву библиотеку, — сказал Миша.

Леший медленно приподнялся в кровати, протянул руку и достал из кармана джинсов сигареты.

— Ну и?..

— И все, — сообщил Миша. — Исчезла библиотека, исчезли козыревские карлы. Пошли слухи. Легенды. Якобы охраняют царевы карлики сокровища его под землей. Ясное дело, вспомнили об ирландских сидах, германских кобольдах, скандинавских троллях, лапландских чаклях, о чуди белоглазой… Бояринов очень едко херит эти байки. Академик как-никак, положение обязывает. На купчую какую-то ссылается с гербовой печатью — мол, проданы были диковинные карлы в Вятскую губернию помещику Тартакову за огроменные деньги — сто пятьдесят золотых рублей, и дело с концом… Да я и сам не верю в это. Ну на кой хрен царю понадобились именно карлики? Что они, охранники крутые, что ли? Карате, дзюдо?.. Да ни фига. Сказки.

— Ну а раз сказки, то и говорить не о чем, — буркнул Леший.

Он даже не знал, как к этому относиться. Курьез? Возможно. Откуда есть пошли карлы африканские, они же карлы козыревские, и почто их царь русский восхоте… А какая, собственно, разница — откуда и почто? Каши из этой байки не сваришь, на хлеб не намажешь. Есть пока что вопросы куда более насущные.