Стратегия исхода - Дуглас Рашкофф

Каждое утро солнце двигалось навстречу, освещая ему путь. Саше потребовался не один день, чтобы привыкнуть к его невыносимой яркости и сейчас прямые лучи все еще причиняли глазам боль при снятых лыжных очках.

Приходила ночь и небосвод покрывался россыпями светящихся точек. Созвездия смотрели на него из холодной бесконечности — бездна, которая тысячелетиями притягивала людские взгляды, будоража воображение мечтателей. Раньше он восхищался их ледяной красотой и думал о чужих мирах и их обитателях, а теперь принимал как простой фон.

***

Эта ночь застала Данилова вдали от дома.

Он отклонился далеко на северо-восток и зашел в город со стороны Новоильинского района. Людей он тут не встретил. Многоэтажные новостройки, слегка потрепанные взрывом, стояли покинутыми. Уцелевшие должны были перебраться поближе к земле, потому что жить в неотапливаемых бетонных коробках невозможно.

Возвращаться в Рассвет почти за десять километров не было смысла, дела в городе еще не были закончены.

Он спал, устроив себе гнездо из старых одеял и потертых подушек в комнате, которая когда-то была спальней. Самодельный спальный мешок, сшитый из одеял и непромокаемой ткани, сохранял тепло, костер можно было не разводить.

Комната была залита мягким серебристым сиянием. В лишенное стекол окно был виден краешек огромной луны. Ее сияние в эту ночь полнолуния было так похоже на искусственный свет, что могло бы напомнить о другом времени. Но человек спал, положив под голову грязный кулак, спал без сновидений. Никто не тревожил его. Район новостроек, где незачем было оставаться тем, кто выжил, окутывала абсолютная тишина.

Со стены над диваном, из-под расползшейся обивки которого торчали пружины, угрюмо смотрели потемневшие рамки, где когда-то были фотографии прежних обитателей дома. На расколотом экране телевизора застыла «настроечная таблица» пересекающихся трещин. Это была обитель вечного покоя.

Человек, которого когда-то звали Александр, заворочался на своей жесткой подстилке и открыл глаза. Инстинкт разбудил его, как раньше по многолетней привычке будил в институт и на работу, даже если подводил будильник. Во рту пересохло. Он глотнул розовой от марганцовки воды из пластиковой бутылки. Фляга была пуста, а разводить даже небольшой огонек, чтоб вскипятить котелок, он не рискнул.

Саша приподнялся на своей лежанке и посмотрел в окно. Света оказалось достаточно, чтобы разглядеть пустой двор, детскую площадку, несколько мусорных баков, полусгнившие остовы автомобилей, мертвые деревья, гаражи и соседний девятиэтажный дом.

Что-то его насторожило. Он прислушался. Не заметив в окружающем мире ничего подозрительного, человек, тем не менее, не спешил расслабляться. Что-то было определенно не так. Почему он решил, что рядом кто-то есть?

Данилов не знал. Опять шестое чувство, или, может быть, седьмое. Возможно, первобытные люди считали его таким же естественным, как зрение; но в мире, где люди передвигались на автомобилях и покупали еду в супермаркетах, оно дремало — отключенное за ненадобностью. Хотя почти любой человек мог чувствовать взгляд, особенно окрашенный страхом, злобой или любопытством. Но вот снова пришло его время, и теперь оно работало на полную мощность, сканируя пространство и посылая в мозг предупреждающие сигналы. Словно радар, оно улавливало колебания невидимых глазу материй, волн и энергий.

Опасность! Кто-то рядом. Не видит и не слышит его, но каким-то иным образом ощущает Сашино присутствие.

Вдруг к равномерному шороху падающего снега добавился посторонний шум. Его источник был близко, а главное — перемещался, и это настораживало. Сон как рукой сняло. Человек подобрался, словно кот, готовый к прыжку. Он уже научился доверять своей интуиции. Кто-то или что-то скрывалось в темноте.

До ушей долетел металлический лязг. Нет, ему не приснилось, теперь это было возле мусорных баков во дворе. Вот лязганье прозвучало ближе. Опыт подсказывал, что человек таких звуков издавать не будет, и Данилов чуть расслабился. Словно в подтверждение, со двора донеслось тихое фырканье.

Здесь он мог опасаться только людей. Ни одно животное не угрожало ему, пока он в здании, за запертой дверью. Но любой зверь, от крысы до волка — это не только опасность, но и добыча. Для хищника, которым Александр теперь являлся, апатия — это смерть. Поэтому он покинул убежище, хотя его прежнее «я» просило не делать этого. Отсюда, из окна, он не мог разглядеть, что там творилось за мусорными баками.

Все это напоминало сцену из фильма, где глупый герой или героиня идет, куда не следует. Но Александр был вооружен и готов к неожиданностям.

Он приоткрыл входную дверь и осторожно выглянул. Громко скрипнули петли. Вдоль луж во дворе у подъезда лежала бледная дорожка лунного света.

Человек вышел на крыльцо и остановился, словно в нерешительности. На самом деле он превратился в зрение и слух — ветер доносил до него странные шорохи.

Снегоступы были больше не нужны, землю покрывал твердый наст. После ночных заморозков поверхность снега была покрыта льдом. Но Данилов, с наступлением тепла сменивший валенки на удобные ботинки, да еще наклеивший на подошвы для лучшего сцепления куски наждака, не боялся поскользнуться.

Весна принесла свои опасности. И лед, на котором можно упасть и сломать ногу — только одна из них. Еще вчера, подходя к зданию, Данилов услышал слабый скрип, задрал голову и увидел опасно колыхавшийся лист кровельного железа, свисавший с крыши. Такой упадет — разрежет как ножом. А ведь есть еще сосульки, и сходящие с крыш лавины, и болезнетворные бактерии, от которых в морозы атмосфера практически свободна.

Он приблизился к мусорным бакам. Цепкий взгляд заметил, что один из них перевернут, хотя вчера стоял. Собака не сможет этого сделать, разве что очень большая. На снегу был разбросан мусор, давно просеянный на предмет съедобного окрестной живностью.

Данилов пересек двор и остановился рядом с детской площадкой. Тихо скрипнули качели, словно на них сидели призраки. Сердце начало закачивать в кровь адреналин. В следующий миг серая масса рядом с песочницей ожила и зашевелилась. Пока она была неподвижна, Александру казалось, что это камень. Круглый гладкий валун, которому неоткуда было взяться посреди двора. Поэтому находчивое воображение превратило камень в снежную скульптуру. Ему, воображению, было плевать, что летом произошло нечто, после чего людям стало не до скульптур.

Потом, с секунду, пока Данилов напрягал глаза, а серое нечто ворочалось — он думал, что это большая собака с круглой головой. Алабай. Стоило ветру подуть в его сторону, в нос Александру ударил запах прелой шерсти и едкого пота.

Он услышал тяжелое дыхание, из темноты смотрела пара желтых глаз.

— Едрёна вошь… — только и сказал Саша.

Холодок пробрал его до костей, как никогда до этого, даже в первый день. Из темноты к Данилову приближался зверь, с каким он еще не сталкивался.

***

Их истории были похожи. Оба шли к этой встрече через дорогу огня, льда и крови. Оба были везучими и сильными, и избежали верной смерти сотню раз.

Если бы ночной пришелец мог говорить, то поведал бы много интересного.

Сначала был огонь, выгнавший его из родного леса и чуть не погубивший. Это было для зверя не ново. Ему уже случалось спасаться от лесного пожара, поэтому, как только его нос уловил запах гари, он сразу же прекратил обсасывать куст дикой малины и побежал. Инстинкт правильно подсказал путь к спасению. Вскоре он плюхнулся в ручей, и, делая широкие гребки, переплыл на другую сторону, подальше от наступающей стены огня.

Фыркая и отряхиваясь, он оставил позади покрытую хлопьями белой пены речку, в которой кверху брюхом плавала снулая рыба. К ней он не притронулся.

Небо было багровым, как кусок мяса. Где-то далеко рокотал гром.

Потом пришли люди. И ему снова очень повезло. Его вполне могли убить в первую неделю, когда уже почувствовавшие голод беженцы начали наведываться в леса. Сначала по одному, а потом толпами. Кузбасс — это все же не Красноярский край и не Якутия, поэтому даже пары тысяч голодных мужиков с ружьями вполне хватило бы, чтоб прочесать все островки тайги в области. Сначала оружие взяли все, кому не лень, но вскоре наступила темнота, и охота стала занятием самых смелых и хорошо оснащенных. А для бывалых охотников медведь — это не чудище из сказки, а рядовая добыча.

Тогда же, в сентябре, когда дни стали холодными, а световой день сократился, древний инстинкт повелел животному найти берлогу. Четыре месяца он спал, не успев нагулять достаточно жира, а в конце декабря проснулся. Зимний покой медведя не является спячкой, как у барсука, он сохраняет нормальную температуру тела и в случае опасности может мгновенно проснуться.