Стратегия исхода - Дуглас Рашкофф

В этот день Данилов с санями ходил к «соседям» — за углем, топить которым было куда легче, чем дровами. Заодно, как всегда, проверял капканы.

Дорога была хорошо знакомой — через лесополосу, отделявшую его одинокое подворье от улицы Озерной, что на западной окраине поселка. Каждый раз, когда Саша шел по этой лесной тропинке, ему мерещились волки, хотя умом парень понимал, что если нужда заставит, он сможет влезть на дерево, а на открытом пространстве звери куда опаснее.

Но в этот раз нарастающее ощущение тревоги начало охватывать его на подходе к дому. Поэтому он и встретил опасность во всеоружии. Саша не мог найти этому объяснения, разве что, как и любой левша, он отличался обостренной интуицией.

***

Александр отодвинул печную заслонку и подкинул еще угля.

Вскоре забулькала вода в кастрюльке. Пока она закипала, он резал за столом мясо. Все это помогло еще основательнее отгородиться от того, что он совершил.

Парень вспомнил, как добыл свою первую дичь — худую длиннолапую дворнягу, пародию на него самого. И как не удержался, чтобы не изжарить ее почти целиком на костре. Тогда это показалось ему самым простым и быстрым способом приготовления. Он был так голоден, что после десяти минут жарки срезал кусок с задней части тушки и начал рвать зубами снаружи почерневшее, а внутри плохо прожаренное и сочащееся кровью мясо, слизывая с пальцев горячий жир. О том, что пламя костра откроет его присутствие любому, он и не подумал.

Сегодня он посмеивался, вспоминая о своей расточительности. Сколько сока утекло в землю. Теперь он мясо в основном варил и тушил. Оба способа были не в пример экономичнее. В первом случае получался еще и питательный бульон, а при втором можно было изготовить домашние консервы, которые хранить гораздо проще, чем свежее мясо. Жарить на сковороде можно было только очень жирные куски, ведь масла у него давно не было.

Саше вспомнился анекдот из далекого детства о том, как во времена тотального дефицита и пустых полок простой работяга — не депутат и не ветеран — пытался купить в магазине кусок мяса. Ему, не имеющему никаких льгот, могли предложить только собачатину седьмого сорта. Грустно забирая свою покупку, он интересуется, почему в ней больше щепок, чем костей и слышит в ответ — «Собачатина седьмого сорта разделывается вместе с будкой»… Такая вот незатейливая история, а какая пророческая оказалась…

Через полчаса он уже посыпал куски вареного мяса универсальной приправой от «Вегетты», заедал их сухарем, с которого счистил белый налет плесени и пил большими глотками раскаленный черный кофе. Трапеза гурмана.

В чем-то он остался прежним. Но если на одну чашу весов сложить все, что изменилось в нем за эти три месяца, оно легко перевесило бы оставшееся неизменным. Раньше он не ел все, что бегает и летает. Не держал в руках оружия и уж тем более не убивал людей. Список можно было продолжать до бесконечности.

Вкус питательной еды, тепло печки и крыша над головой укрепляли его уверенность в завтрашнем дне. С каждой минутой сделанное все стиралось и стиралось, пока окончательно не ушло в глубины памяти. Там оно и будет лежать до самой его смерти.

Как-то незаметно он стал страшным циником. Теперь, возвращаясь мыслями в прошлое, он думал, что главным нацпроектом должны были быть не нанотехнологии, не всероссийская борьба с лампочками Ильича и не Олимпиада по раскрадыванию бюджета. Главным должен был стать нацпроект «Машина Судного Дня». Так в футурологии называлось устройство, способное уничтожить человечество, жизнь на Земле или всю планету одним махом.

Зачем? Это дешевле и надежнее, чем ядерный щит. Это безотказно и просто. Если уж не можете остановить техническое отставание в ракетной области, если ваши ракеты регулярно тонут в океане, постройте Кузькину мать. Вариантов много. Например, гербицид, лишающий семена основных злаков способности к прорастанию. Или гигатонная бомба, взрыв которой вовлекает в самоподдерживающуюся ядерную реакцию водород мирового океана. Или гигантская кобальтовая бомба, способная сделать поверхность суши непригодной для жизни на сто лет. Или бомбы, гарантированно начинающие глобальную ядерную зиму.

Естественно, это не добавило бы России популярности. Но нужна ли она?

Зато стали бы уважать, как уважают сильных и безжалостных. Особенно если открыто объявить об этой штуке на генассамблее ООН: «Мы люди миролюбивые. Естественно, мы ее не применим. Разве что в крайнем случае». Тот, кому надо, намек поймет. Наверно, по этому пути пошли в КНДР, поэтому 23-го напали не на них. Судя по косвенным признакам, такую страховку имел и Китай. А может, и сами американцы. Судьба дама капризная, и они не могли рассчитывать на вечное доминирование. Должны были застраховаться. А ну, вчерашние изгои придут платить по счетам. Этой цели вполне мог служить проект «Аврора», знаменитый ХААРП.

Но он влетел их налогоплательщикам в десятки миллиардов, а его антенны уязвимы даже для хорошего урагана. Если б знать, что серия взрывов в угольных пластах вызовет планетарную ядерную зиму с гарантией, можно сделать все дешево и сердито. Установить штук двадцать десятимегатонных крошек на глубине ста метров в вертикальных шахтных стволах. Обошлось бы это в миллиард долларов, плюс миллионов пятьдесят в год на содержание и охрану.

И никакое ПРО, никакие «звездные войны» не помогут. Перехватывать нечего. Вот оно, самое гуманное оружие в истории. Оружие, которое сделало бы войны невозможными. Правда, такое говорили раньше и про «обычную» атомную бомбу, а до этого про самолет и динамит. И еще одна проблема — с такой системой в качестве приложения должен идти новый Отец Народов с трубкой в зубах, про которого известно, что он не шутит. Иначе враги решат, что их просто берут на понт.

Вот какие фашистские мысли занимали сознание бывшего гуманиста. Данилов думал, что согласился бы жить в паре километров от одной из таких бомб, лишь бы она берегла покой его страны. Страшной, тоталитарной, кровавой Родины.

***

За окном, покрытым замысловатыми узорами, была темнота, хотя он бодрствовал уже часов четырнадцать. Раньше это угнетало, а теперь воспринималось как нечто естественное.

Данилов глянул на часы. Без четверти двенадцать — ночи, раз не видать вообще ничего. Его биологические часы и так всегда колебались, а без привязки к световому дню и вовсе сбились.

Саша достал банку консервированных персиков, с трудом открыл, держа открывалку негнущимися пальцами, и начал есть ложкой прямо из банки. Моветон, конечно, но очень уж редко ему удавалось теперь поесть сладенького. Все больше дрянь, которая не нашла бы применения даже в китайской кухне.

В последнее время реальность все меньше давалась Саше в ощущениях. Целыми днями он видел только комнату, тени от фонаря на потолке и «Черный квадрат» Малевича вместо окна. Когда он был сыт, ему трудно было заставить себя двигаться. Целые дни проводил он в тягучем дремотном безделье — наполовину сне, наполовину бодрствовании. Александр давно бы свихнулся, если бы не был чистым интровертом, и не мог заменить общение внутренним диалогом.

Впервые за три месяца ему не спалось. Он не мог ничего с собой поделать: мысленно он возвращался в город, тонувший в сером тумане. И думал о тупиках.

Александр знал, что он еще не родился, а цивилизация уже зашла в тупик по всем направлениям.

Социальный тупик. В начале 21-го века общественные процессы привели к появлению человека потребляющего. И истребляющего. Природу, своих соседей по планете и себя до кучи. Возникло парадоксальное явление — якобы «прогресс» приводил не к невиданному взлету культуры и грамотности, а к массовому отупению. Новые поколения с клиповым мышлением не могли следить за сюжетом простейшей книги. Телевизор заменил людям не только природу, но и собственные мозги. А всеобщая «мобилизация» и сращивание Интернета с телевидением вбили последний гвоздь в гроб нормального человеческого мышления. Культ вещей породил такое темное царство мещанства, которое не снилось никакому Островскому. Беда не в том, что посещение музея или храма было заменено шоппингом, а в том, что грань между этими занятиями стерлась, и в музей теперь можно прийти, чтобы купить сувениры, а в супермаркет — чтобы поклониться новым потребительским идолам.

Научный тупик. Прогресс закончил восхождение к очерченным в начале ХХ века вершинам. Вместо этого ученые мужи (хотя называть их так неполиткорректно) сосредоточились на придумывании новых «рюшечек» к имеющимся технологиями, чтобы сделать их дизайн более «дружественным» и «эргономичным». Ученые превратились из Прометеев в Гермесов, стали мальчиками на побегушках у Золотого тельца. Вершина прогресса 21-го века — не ракета и даже не компьютер, а дебильный айпод или айпад, который полагается таскать на виду, и который хорош только тем, что в его раскрутку вложили в тысячу раз больше, чем в разработку. Новых гениев не появлялось вовсе. Нобелевские премии давали или за открытия, сделанные 50 лет назад, или за анализ способов ковыряния в носу.