Чтобы мир знал и помнил. Сборник статей и рецензий - Жанна Долгополова

Верховный судья сэр Д. Л. Педдер тем временем принял окончательное решение: освободить Исаака Соломона из-под ареста под личный залог в две тысячи фунтов стерлингов и коллективный залог на такую же сумму от четырех поручителей при условии, что при первой же возможности обвиняемый отбудет в Англию, где и предстанет перед судом. Но сумма залога оказалась непомерной, и Айки остался на галерах в ожидании депортации.

Местные газеты «Колониальное время» и «Тасманийское и Австрало-азиатское ревью» отозвались о происходящем с горькой иронией, а выходящая в Сиднее «Аустралиан» невесело заключила: «Есть ли у арестованного право на рассмотрение законности его ареста, нет ли у него такого права, все это не имеет значения в стране, где губернатору дана неограниченная власть».

В конце января, приняв все меры, чтобы правда не раскрылась раньше времени, Айки в сопровождении главного констебля колонии препроводили на борт «Принца регента», отплывающего в Англию. На следующее утро газета «Колониальное время» выразила сочувствие семье Соломонов.

«Принц регент» бросил якорь в Портсмуте 27 июня 1830 года, а 8 июля Айки предстал перед Центральным уголовным судом (Олд Бейли) в Лондоне. Ему предъявили обвинения в восьми правонарушениях, из которых пять были очень серьезными.

Суд над Айки Соломоном стал городской сенсацией, лондонская «Таймс» и «Морнинг пост» держали читателей в курсе событий. По их словам, в дни судебных заседаний все пути, ведущие к зданию суда, были забиты народом, стремящимся попасть внутрь, в толпах легко было распознать беспокойных «потомков патриархов», толкавшихся, чтоб хоть краем глаза увидеть подсудимого. В восемь часов утра в зал суда вошел сержант полиции, и вскоре ввели арестованного – «сорокапятилетнего дилера» Исаака Соломона, который выглядел много моложе своих лет. Слушание дела началось с опозданием, но шло в темпе. Обе стороны хорошо подготовились к процессу. На суд с разных концов Англии доставили шестьдесят лиц, готовых свидетельствовать против Айки, который со своей стороны нанял прекрасного адвоката мистера Филлипса. Выслушав обвинение, Айки высказал смиренную надежду, что правительство Его Королевского Величества войдет в его положение и склонится к тому, что дарует ему жизнь и воссоединит с семьей, проживавшей в Земле Ван-Димена.

В обвинениях недостатка не было, но предъявить их оказалось делом нелегким, прежде всего, потому, что существовал закон, запрещавший наказание за владение вещами, приобретенными по истечении трех месяцев со дня утраты их предыдущим владельцем. Казалось, судьба играет на руку Исааку, на первом слушании присяжные признали его невиновным по двум общим и пяти уголовным пунктам обвинения, но на последнем заседании суда 12 июля 1830 года обвинение во владении заведомо краденым было хорошо обосновано, и суд приговорил Айки к четырнадцати годам каторжных работ с транспортацией в Австралию. В ожидании подорожной Айки отсидел еще десять месяцев в Ньюгейтской тюрьме и после пятимесячного плавания был доставлен в кандалах в Хобарт (столицу Земли Ван-Димена) 1 ноября 1831 года.

В те дни существовало негласное правило: по прибытии в порт каждый заключенный должен был рассказать властям о своем преступлении и наказании и сообщить все подробности о родственниках в Англии и, если таковые были, в Австралии. Делалось это потому, что британские власти отправляли людей и их досье на разных судах; заключенные, как правило, прибывали раньше документов, и колониальные власти «определяли» их по местам – в тюрьмы, на фабричные работы или в домашнюю обслугу, исходя из рассказов самих каторжан. Не подозревая, что слова не сверить с документом, прибывшие, как правило, говорили правду. Но Айки свой рассказ несколько подсочинил, сказав, что его нынешний четырнадцатилетний срок за хранение краденого не первый, что двадцать лет назад он уже побывал в Австралии, правда, под именем Моисея Джозефа, приговоренного к четырнадцати годам каторжных работ, но за примерное поведение его через три года освободили, и он сумел вернуться в Англию.

Припомнился ли Исааку его первый суд и первый подельник Джоель Джозеф, которого в самом деле сослали на австралийскую каторгу в 1810 году, была ли это спонтанная импровизация на хорошо знакомую тему – трудно сказать. Но упирая на свое примерное поведение в прошлом, он наверняка надеялся получить послабление в настоящем и скорое прощение в будущем. Не сработало.

Ему дали пять лет каторжных работ. Полгода он провел в Ричмондской тюрьме, год в известной своими ужасами исправительной колонии в Порт-Артуре, несколько раз получал прибавку к сроку за «непотребный язык», за «неблаговидное поведение», за «злобные выпады против архитектора», был какое-то время надзирателем. Выкупил его с каторжных работ известный в Хобарте торговец и эмансипатор Иуда Соломон.

Айки получил досрочное освобождение с видом на жительство в небольшом городке Нью-Норфолк в двадцати пяти милях от Хобарта, где он тут же снял дом и с нетерпением ждал, что соберется вся семья. Но многое переменилось за семь лет. Старшие сыновья переехали в Сидней. Жена его в открытую сожительствовала с Джоржем Мадденом, досрочно освобожденным каторжником, ограбившим в свое время тотализатор в Англии. Поговаривали, что ему по карману вернуться в Англию, как только выдадут полное помилование. Пока же он заканчивал срок, служа констеблем. Старшая дочь Айки была влюблена в жильца, снимавшего комнату в доме Джоржа Маддена, и даже знаться с отцом не хотела. Младший сын Давид считал себя владельцем отцовского дома в Хобарте, который Айки купил в 1831 году. Пока отец был на каторжных работах, сын сдавал дом и сейчас не собирался ни отдавать, ни делиться с отцом доходом. И только самая младшая тринадцатилетняя Сара, казалось, в самом деле радовалась возвращению отца. Она все годы жила с отцом и в отцовском доме отпраздновала свою свадьбу.

Угрозами или посулами, но Исаак заполучил в Нью-Норфолке и жену, и дочерей, и сына. И тут же последовали скандалы. В архивах штата Тасмания (бывшая Земля Ван-Димена) хранятся все жалобы, доносы, разбирательства местных властей в не прекращавшихся семейных дрязгах. Жена неоднократно жаловалась в магистрат на пьянство и буйство мужа. Полицейский магистрат находил жалобы несостоятельными, указывая, что обе стороны ведут себя одинаково непристойно. В случае продолжения скандалов мужу и жене грозили тюрьмой. А районному констеблю вменяли надзирать за поведением супругов. Меры эти ни к чему не приводили. Жена называла Айки «зверюгой», «вонючим псом», сын – «бродягой, попрошайкой, мерзким негодяем». Айки добился, чтобы ворота женской фактории вновь захлопнулись за Анн в наказание за «плохое обращение с мужем и применение к нему непотребных эпитетов».

Как только мать оказалась в заключении, сын и дочь использовали все способы ее вызволить – писали прошения и подложные письма, добивались встреч с влиятельными лицами. Но, несмотря на все старания, Магистральный суд решил, что «временная изоляция должна благотворно сказаться на темпераменте госпожи Соломон».

В архиве Магистрального суда сохранились и показания соседей, уличавших миссис Соломон в адюльтере, и запись, сделанная со слов соседа, что «с мистером Соломоном поступают очень плохо», и прошения Айки переселить к нему жену и детей, и немногословная записка от сына Давида, требовавшего во избежание соответствующих мер немедленно переслать ему в Хобарт одежду, постельное белье, кровать, туалетный столик, обеденный стол и прочие личные вещи.

Зная, как долго Айки Соломон находился не на той стороне закона, остается только радоваться той симпатии, которую выражали ему и соседи, и суд. Судя по всему, он стал тихим. В полицейских отчетах отмечен единственный случай, когда Исаака сурово отчитали «за сквернословное поношение некоего Рубена Джозефа в присутствии ряда уважаемых дам, в чем он своевременно раскаялся и принес извинения».

В 1838 году Айки получил разрешение покинуть Нью-Норфолк. Он переехал в Хобарт, вновь приобрел табачную лавку, продолжал ссориться, съезжаться и разъезжаться с женой и детьми. Еще через два года он получил условное, а в 1844 году полное освобождение от каторги. В Хобарте Айки стал членом первой в городе еврейской конгрегации, ежегодно платил взносы и давал небольшие пожертвования. В анналах конгрегации сохранилась запись о том, что 27 января 1847 года двадцатипятилетняя Сара Соломон, проживавшая с отцом по адресу Ньютаун-роуд в Хобарте, вышла замуж за торговца мануфактурой Годфри Барнет Леви. Там же и последняя запись о том, что Ицхак бен Цви (подлинное имя Айки Соломона) скончался 3 сентября 1850 года и был похоронен на старом еврейском кладбище в Хобарте. Это была восьмая по счету еврейская могила на Земле Ван-Димена (ныне о. Тасмания). Администрация колонии выразила соболезнование и выдала единовременное вспомоществование вдове покойного владельца табачной лавки на Елизаветинской улице.