Обман сердца - Кристен Граната

Трентона. — Ты большой парень, не так ли?

Как только лифт начинает движение, я протягиваю руку и нажимаю аварийную кнопку, чтобы остановить подъем.

— Какого черта? — рычит отец. — Что ты делаешь?

Я скрещиваю руки на груди.

— Чего вы хотите?

Он усмехается.

— Вот как ты собираешься разговаривать со своими родителями спустя шесть лет?

— Восемь, но кто считает.

Его верхняя губа изгибается.

— Вижу, у тебя все тот же грязный рот, мелкая дрянь.

Тело Трентона рядом со мной напрягается.

Я кладу руку ему на плечо, чтобы успокоить, и вздыхаю.

— Послушайте, мы все знаем, зачем вы здесь, так почему бы не избавить друг друга от хлопот: вы оба не получите от меня ни цента, так что возвращайтесь в ту дыру, из которой выползли, и оставьте меня в покое.

— Это так грубо — предполагать, что мы здесь только из-за денег, — мама протягивает руки и обхватывает ладонями мое лицо. — Мы скучаем по нашей маленькой девочке.

Я отшатываюсь от ее прикосновения.

— Перестань нести чушь, мам.

Ее тонкие брови опускаются, когда маска любящей матери исчезает.

— Теперь ты с известным хоккеистом. С кучей лишних денег.

И вот оно.

Я наклоняюсь, приближаясь к ее лицу.

— У меня нет его денег. Только свои собственные и ты никогда не получишь из них ни цента.

Отец хрипло смеется.

— Я знал, что ты это скажешь. Вот почему готов пойти к папарацци, ожидающим снаружи, чтобы рассказать, какая ты эгоистичная маленькая сука.

Трентон делает шаг вперед, но я оттаскиваю его обратно за локоть.

— Дерзай, пап. Повеселись. Мне все равно, что ты им скажешь.

Мама поджимает губы.

— Можешь вести себя так, словно тебе все равно, малышка, но я мать, и знаю тебя. Не хотелось бы, чтобы твоя репутация была опорочена.

— О, так теперь ты думаешь, что знаешь меня? Сначала следовало бы по-настоящему поговорить со мной, чтобы сделать это, — эмоции сжимают горло, и это только злит еще больше. — Можешь говорить обо мне все, что захочешь, но это не имеет значения. Благодаря тебе я давным-давно перестала заботиться о том, что думают люди. Болтай хоть по всему городу дерьмо обо мне, но этим не заставишь ничего тебе дать.

— Нам просто нужно немного денег, чтобы пережить зиму, — мама переводит взгляд на Трентона, делая те самые глаза лани. — У нас нет денег ни на еду, ни на теплую одежду.

Я хмыкаю.

— Может потому, что ты потратила все на наркотики? Позаботилась о будущем, так сказать.

Отец рычит.

— Думаешь, ты намного лучше нас?! Не забывай, мы одной крови. И знаем, откуда ты. Так что можешь сидеть в башне из слоновой кости, пока у тебя есть время, но скоро все это рухнет.

— Тебе бы хотелось на это посмотреть, не так ли? — я нажимаю кнопку на табло и возвращаю нас в вестибюль. — Вы выйдете из этого лифта, когда он остановится, и исчезнете. Я больше никогда не хочу вас видеть.

— Ты об этом пожалеешь, — отец стискивает зубы. — Это еще не конец.

— Да, черт возьми, так и есть, — Трентон хватает его сзади за шею и вышвыривает из лифта, как только двери открываются. — Охрана проводит вас.

Мать неторопливо выходит из лифта, искоса поглядывая на меня.

— Скоро увидимся снова, малышка.

Я прислоняюсь к стене как только двери лифта закрываются, и остаёмся только я и Трентон.

Он притягивает меня к себе и заключает в объятия.

Слезы щиплют глаза.

— Мне так жаль, что тебе пришлось это увидеть.

Он отстраняется ровно настолько, чтобы посмотреть на меня сверху вниз.

— Детка, здесь не о чем сожалеть. Жаль, что тебе пришлось расти с такими родителями.

— Спасибо, что сдержал обещание. Хотя я не хотела бы, чтобы ты вообще был вовлечен в это. В конце концов, они уйдут, когда поймут, что не получат никаких денег.

Удивлена, что они не нашли меня раньше.

Трентон берет меня за руку, когда мы идем по коридору и не отпускает даже после того, как заходим в квартиру.

— Оставь сумки. Распакуем их завтра, — он бросает спортивную сумку на пол. — Сегодня вечером я просто хочу обнимать тебя.

Я стону.

— Пожалуйста, не веди себя так странно после того, как увидел, какие дерьмовые у меня родители. Не нужна вся эта жалость. Я в порядке.

Он проводит большим пальцем по моей щеке.

— Это точно не жалость, которую ты почему-то видишь, глядя мне в глаза.

Я выгибаю бровь.

— О, разве? Тогда что?

— Это то же самое, что я увидел в твоих глазах прошлой ночью, когда Петроски ударил меня клюшкой по лицу, — он наклоняется и прижимается губами к моему лбу. — Своего рода преданность, которую испытываешь, когда кто-то причиняет боль человеку, которого ты любишь. Понимание того, что сделаешь все, что в твоих силах, дабы защитить его, — он прижимается своими губами к моим. — Значит любить кого-то так сильно, надеясь, что этого достаточно для склеивания всех разбитых кусочков прошлого.

Моя нижняя губа дрожит.

— Меня не волнует прошлое. Это уже не важно. Все, что имеет значение, — это то, что у нас есть сейчас. И в данный момент у меня есть ты.

Я просовываю руки ему под рубашку, пальцы скользят по твердым выпуклостям на животе, наслаждаясь гладкостью и теплом кожи.

— Я действительно принадлежу тебе. Весь я, — его язык скользит по моим губам. — А ты моя. Твое сердце, твой разум, твоя душа, — его руки скользят вниз по моей спине и останавливаются на выпуклости задницы. — Твое тело.

Я выгибаюсь навстречу прикосновениям, открывая рот и обхватывая его язык своим.

— Тогда трахни меня так, словно я принадлежу тебе.

Без колебаний он поднимает меня на руки и уносит в спальню, бросая на матрас.

— Снимай все. Сейчас же.

Мы оба пытаемся сорвать с себя одежду, пока губы находят друг друга снова и снова.

Я беру руку Трентона и опускаю ее себе между ног, давая почувствовать, насколько сильно он мне нужен прямо сейчас.

— Всегда такая готовая — он погружает пальцы в мою киску, потирая заветное местечко и заставляя бедра дрожать. — На колени, детка. Поверни ко мне свою попку.

Я делаю так, как он приказывает: становлюсь на четвереньки и кладу голову на матрас, задрав зад вверх.

— Черт, эта задница, — резкий шлепок пронзает воздух, когда его ладонь соприкасается с моей обнаженной кожей. — Чертово совершенство.

Он опускается на колени позади меня и проводит языком по пути от клитора к заднице, обводя тугую дырочку, повторяя это снова и снова, пока я не превращаюсь в извивающееся месиво.

Но прямо