Боец 5: лихие 90-е - Гуров Валерий Александрович

Тут Павел Алексеевич пустился в горькие рассуждения типа «интеллигенция и народ» — в которых он, естественно, был интеллигенцией, которую народ не понимает. И он вынужден потакать вкусам этого самого грубого примитивного народа.

Почувствовалось, что он сел на любимого конька. Лекции такого характера, должно быть, он мог читать день и ночь. А Глеб это знал, видно, лучше меня, и очень элегантно пресек:

— Павел Алексеевич, прошу прощения, мои ребята уже вас заждались в операторской. Не терпится им. Загляните, пожалуйста… — и ловко спровадил носителя интеллигентских ценностей в операторскую. И между делом мне:

— А вас, друг любезный, я попрошу остаться.

Я и остался.

Глеб уселся в свое начальническое кресло и уставился на меня. На устах блуждала ироническая усмешка. Казалось, он молча говорит: «А ну- ка догадайся, о чем пойдет?..»

Я догадался, но по тактическим соображениям решил — пусть лучше сам скажет.

Он помолчал, поигрался в многозначительные взгляды… и наконец, сказал:

— У меня была твоя… э-э, ваша деловая барышня.

— Алина.

— Алина. Разговор о ней.

Глава 17

Я неопределенно пожал плечами — о ней, так о ней. Пожалуйста.

Глеб несильно побарабанил пальцами правой руки по столу и внезапно спросил:

— Я закурю с твоего позволения?

— Э-э… да ты вроде бы как хозяин здесь, — я усмехнулся. — Да и что-то не замечал раньше, чтобы ты курил?

— Так-то оно так. Но в особых случаях…

— Вот оно что! Особый случай наступил?

Он самую малость помолчал и странно изменился в лице — я бы сказал, не к добру. Сделал малозаметное движение левой рукой, и на пороге через секунду выросла секретарша.

— Будьте добры мне пепельницу и сигару, — сухо и вежливо приказал Глеб. — «Доминикану».

Та бессловесно и даже беззвучно исчезла, а через полминуты вновь возникла неся на фарфоровом подносе фарфоровую же пепельницу, сигару и зажигалку.

— Благодарю, — столь же бесстрастно молвил Глеб. — И полчаса попрошу никого не пускать. Я очень занят.

— Хорошо, Глеб Андреевич, — как робот промолвила секретарь и исчезла.

Глеб выключил кондиционер, открыл окно, раскурил свою сигару. Я спокойно ждал. В таких случаях болтать, вопросы задавать незачем. Сам все скажет.

А он как будто смущался начать разговор. Подымил сигарой, от которой по комнате потек сложный древесно-травянисто-пряный аромат… потом все же решился — куда деваться, сказал «а», говори и «б».

— Слушай, — произнес он. — Разговор деликатный, хочу сразу предупредить. Но без пошлостей. И… я считаю, очень важный для тебя.

Мне такой подход пришелся по душе.

— Годится, слушаю.

Он еще сосредоточенно подымил, после чего молвил:

— Знаешь, давай так. Я буду спрашивать, а ты по возможности отвечай «да» или «нет». Можешь совсем не отвечать. Идет?

Ну, это мне показалось совсем интересным, такая игра, что ли. Типа полиграфа. Вот только мы не настолько близки с товарищем, чтобы такие ролевые игры проводить.

— А ты поначалу попробуй так поинтересоваться, — предложил я.

— Тогда вопрос первый: вы с Алиной в близких отношениях?

— С какой целью интересуешься?

Собеседник помялся, сразу не ответил — сделал несколько внушительных затяжек.

— За вашим проектом стоит некто влиятельный? Очень влиятельный, — он не стал отвечать на мой вопрос, сразу показал к чему он клонит. — И ты не знаешь, кто он?

— Даже если бы знал, не факт, что я тебе сказал, — спокойно ответил я, не став увиливать. — Еще вопросы?

— И Алина не знает? — собеседник продолжил настаивать.

— У нее и спроси.

Телемагнат запыхтел сигарой так, что дым пошел не хуже, чем от паровоза старых времен.

— Значит, я верно догадался… — задумчиво произнес он.

— Что догадался? — переспросил я как-то грубовато. Не хотел, само так вышло.

— Ну смотри, — сказал он по-товарищески, будто не замечая, что разговор меня малость напряг. — расклад такой…

И в самом деле описал все практически в точку.

Мы с Алиной любовники. Свела нас и сомкнула чистая романтика. Страсть, буйство глаз, половодье чувств… И тут в сюжет вторгается некто третий и очень влиятельный… Я молча слушал, соображалка у этого товарища хорошо работала, тут ни дать, ни взять. Можно было, конечно, закрыть ему рот и заодно по носу щелкнуть, чтобы не совал его куда не следует. Но как известно — просто так даже мухи ни-ни, поэтому стало любопытно, что навело его светлую голову на подобные рассуждения.

— Вот скажи, — говорил Глеб, — ты думал над тем, почему он встрял в ваши отношения. Ну что ему вы, кто вы такие?..

А как же мне не думать? Конечно, думал. Объяснение тут надо искать в психологии, в загадках человеческой души. В том, что великий и ужасный теневой олигарх, как все смертные, имеет свою ахиллесову пяту: над ним вдруг взяла темную власть женщина… В общем, я не стал отрицать, его гипотезу и выдвинул ему взамен свою. Интересно стало, как он ее опровергнет или разовьет.

Глеб, слушая меня, прямо-таки заерзал в кресле, а сигара запылала как Александрийский маяк. Эта история попала в какое-то самое живое перепутье его души, всколыхнула нечто давно зреющее… Правда понесло его малость не в ту сторону.

— Слушай, — он подался ко мне, нечаянно примяв какую-то бумагу на столе, — ты когда-нибудь думал о том, что часть женщин на земле… ну, ведьмы-не ведьмы, но такие пиковые дамы?

Я кивнул, решив ему подыграть: как не думать! Думал. Дальше то что? Не хочется думать, что Глеб пересмотрел какого-нибудь Чумака или кто там еще есть?

А Глеба понесло. Ну точно, это давно зрело в нем, и вот какая-то капля переполнила чашу.

— … а ты не замечал этого за своей? Да? Ну вот я тоже сразу увидел. С первого взгляда. Она из разряда пиковых дам. Медея. А ты сам, извини, как? Не под властью ее магии? Не очарованный странник?

Я хмыкнул:

— Хороший вопрос!..

Глеб и не ждал от меня ответа. Он откинулся на спинку кресла, немного покачался, подымил.

— Ты знаешь… — произнес он мечтательно. — давно хочу снять фильм… ну сериал, пусть бюджетный на такие темы. Знаешь, вот потомственная женская магия, из поколения в поколение передается. Может, вместе с книгой там какой-нибудь загадочной. Из восемнадцатого века! То есть, прабабушка была ведьма, и бабушка… И так до внучек-правнучек, и все кого-то привораживают, завораживают… и как потом разные судьбы сплетаются вокруг этого. Знаешь, вот так кто-то бьется в неудачах, и так ему не везет, и этак, он понять не может, что за фигня — а это нити прошлого из минувших веков так опутали его. Незримые!.. Он этого не видит, а зрители видят. А? Каково⁈

Я почувствовал, что ожидал чего-то другого от разговора. Например, «разоблачения» нашего Гудвина из Волшебника Изумрудного города, а тут тебе на — фильм он захотел снимать.

— Ну, искра есть, — признал я. — Думаю, кому-то зайдет.

— Целевая аудитория! — со значением произнес Глеб. — Вот именно! Есть. Я убежден! Будут смотреть, рты разинут, от экрана не оттянешь.…

— А деньги? Это же дорогое удовольствие? — я охотно поддержал факт, что тема переключилась.

— Недешевое, — Глеб со вкусом затянулся и наконец целиком вскрыл карты. — Но и это не такая уж проблема. Нашлись бы деньги. У вашего турнира вот возник же спонсор, и тут поискать можно было… может и этот ваш теневой олигарх заинтересуется… Сценариев хороших нет, вот где засада-то! Представляешь? Сценаристов туча, ВГИК готовит. В Литинституте вроде кафедра есть?.. Но тут не знаю, врать не буду. Чему их там учат⁈ Не представляю. Приходят, пальцы веером: да я такой! Да я герой! Да я с Михалковым работал! С Тарковским! С Морковским!.. Ладно, говорю, герой с дырой. Вот напиши-ка сценарий короткометражного фильма. Тема такая-то. Романтическая история, например. Или детектив. Давай! И сразу все образование куда-то улетучивается. Приносит. Читаю. Ну… мать-перемать, цензурных слов нет. К хрену, что ли, карандаш привязал и им писал?.. А потом, конечно, выясняется, что у Михалкова он один раз на пресс-конференции какой-то был, а с Тарковским в буфете столкнулся на Мосфильме…