Избранное - Мария Петровых

Из польской поэзии

Болеслав Лесьмян (1877–1937)

Зимняя ночь

Мерцаньем звезднымСнега полны.В кольце морозномРога луны.

Снежинки с лёту —Одна к одной —Берут в тенётаПростор степной.

Им любо прядатьВ немой содом,Заборы прятатьВо мхе седом.

Им только вниз быВсем блеском тьмыВрываться в избы:«А вот и мы!»

Покинув зимнийНадземный мир,Врываться в дымныйХмельной трактир.

Метель кружúтся,И нет дорог.Чуть золотитсяРаспятый Бог.

В слепом усердьеСнега — вразброс,И сад в предсмертье —Без лоз, без роз!

В гордыне странной,Глушащей стон,Сквозь тьму бурьянаИдет мой сон…

На солнце

Дыша покоем дня,Недвижен пруд зеленый.Свисает хмель с плетня,Иссохший, пропыленный.

Средь лужи, в колеях, —Отображенья тына,Гусиной шеи взмах,Березы половина.

Во всю длину забор,Дневным лучом разъятый,На ближний косогорЛег тенью полосатой.

Я лажу частокол,Я веять жито буду.Я в этот мир пришелИ не стремлюсь отсюда!..

Первый дождь

Первая, жужжа, проснулась муха,Первый лист пробился, осмелев,Первый дождь мне барабанит в ухоПогромыхивающий напев.

Грохотанье выдоха и вдоха…Кто поймет, — где взялся звук такой?Ливень, расплясавшийся под грохот,Бьется оземь плещущей башкой.

Но уже стихает плескот пенный,В небе — отзвук грома меж зарниц,А в разрывах тучи — даль вселенной,Нету ей пределов, нет границ.

Солнце, раздробись на мокрых стеклах,Золотится нивой на полу,Отраженья окон в стенах блеклых,Множась, бродят от угла к углу.

Кто-то в сад толкнул калитку резко,С треском рухнула она средь трав.Чью-то руку утром, полным блеска,Я благословляю, не узнав.

«В этом душном малиннике, тесном, высоком…»

В этом душном малиннике, тесном, высоком,Скрылись мы ото всех, забрались в сердцевинуИ срываем поспевшую за ночь малину.Рдеют пальцы твои, орошенные соком.

Гневный шмель разгуделся, пугая травинки,Хворый лист, весь в нарывах, на солнышко вылез,В паутинных лохмотьях алмазы искрилисьИ какой-то жучок скрылся, пятясь на спинке.

Все стихало мгновенно в зеленом заслоне,Лишь когда я с ладони твоей обагреннойБрал малину губами, вдыхая влюбленноЗапах ягод сквозь благоуханье ладони.

Первой ласки посредницею молчаливойОказалась малина, — той ласки без слова,Что, собой изумясь, хочет снова и сноваПовторяться бессчетно, себе лишь на диво.

И в одно из мгновений, всех прочих всевластней,Ты ко лбу моему прикоснулась губами,Я схватил твои руки, и ты предалась мне,А малинник был всюду — вкруг нас и над нами.

Солдат

Воротился служивый из похода весною —Колченогий, недужный, с перебитой спиною.

Был он пулями злыми исхлестан, простеган,Не ходил он иначе как только с подскоком.

Стал потешником горя, скоморохом недоли,Забавлял мимо шедших каждым вывертом боли,

И страданий притопом, и печалей приплясом,И замедленной муки лихим выкрутасом.

Дотащился до дому: «Эй, проваливай живо.Не работник ты в поле, хоть и скачешь ретиво!»

Он добрался до кума, что в костеле звонарил,Тот узнать не подумал, было чуть не ударил.

Постучался он к милой, а та рассмеяласьИ плечами и грудью, хохоча, сотрясалась.

«Как в постели с калекой танцевать мне до смерти?Лишь на треть человека, а прыжков на две трети!

Мне твои переплясы не милы, не любы,На усах твоих жестких не уснут мои губы!

За тобой не угнаться, скачешь к самому небу!Уходи куда знаешь, не кляни и не требуй!»

Вдаль пошел по дороге и пришел он к распятью:«Иисус деревянный, не возьму я в понятье. —

Чьей рукой, точно на смех, ты вытесан, Боже?Красоты пожалели и дерева тоже.

Кто тесал твои ноги, безумец незрячий?Ходишь, видно, вприскочку, не можешь иначе.

Ты такой никудышный, такой колченогий, —Мне товарищем добрым ты был бы в дороге».

Слыша это, распятый на землю спустился.Тот, кто вытесал бога, знать, рассудка решился:

Руки — левые обе, ноги — правые обе.…Как ходить, Иисусе, при твоем кривостопье?

«Я из хворой сосенки, но хожу я не худо,Вечность пехом пройду я, недалеко дотуда.

Мы пойдем неразлучно единой дорогой —Что-то от человека и что-то от Бога.

Можно горем делиться, мы разделим увечье,Изубожены оба рукой человечьей.

Подопрешь меня телом, а тебя я сосною.Пусть вершится, что должно, над тобою и мною!»

Взявшись за руки крепко, пошли без промешкиТо неспешным подскоком, то хромою пробежкой.

Сколько времени длилось пребыванье в дороге?Где часы, что отмерят безмерные сроки?

Дни сменялись ночами, исчезая в безвестье,Миновало бесполье, безречье, безлесье,

Вдруг нагрянула буря, все во мраке пропало,И ни проблеска солнца, ни звездочки малой…

Кто там, ночью идущий по вьюжным наметам,Так божественеет, человечнеет — кто там?

Два господних калеки, два миляги — вот кто это,Шли какой-то припляскою в мир не какой-то.

И один шел в веселье, другой в беспечалье —Возлюбили друг друга и счастливы стали.

Ковыляли на пару, плелись как попало,И никто не постигнет — что в них так ковыляло?

Колтыхали вприскочку, нескладно, нелепо,И вот доскакали до самого неба!

Вечером

Уже темнело, темнело,Заря в лесу догорела,Дневной остывает жар.Спускались мы тропкой длиннойВ повитый туманом яр,   Заросший калиной.

Из дали идет, из далиТот мрак, где цветы пропали.Чуть дышит сонная цветь.Коснулась ты, как в испуге,Руки моей, чтоб согреть   Озябшие руки.

С нежностью, нежностью тайнойГлядим в этот мрак бескрайный.Двоих забредших впотьмахВ осенних полей безбрежностьНе сблизят ни скорбь, ни страх, —   Одна только нежность!

Во сне