Договор на одну тайну - Ольга Володарская

Такой смех хуже плача.

— Если бы я осознавал тогда, что жизнь так скоротечна, все было бы иначе.

— Ты как минимум явился бы в загс? — Оля хотела немного сгладить ситуацию, потому задала этот вопрос со смехом.

Но Леша никак не желал переключаться на легкую волну.

— Если б ты узнала, что через пару месяцев умрешь, что бы ты сделала?

— Даже думать не хочу об этом.

— Ответь, пожалуйста.

— Провела бы их с близкими: с дочкой, папой, мамой.

— Это правильно. А мне вот не с кем проводить последние дни…

— Ты что, умираешь? — испугалась Оля.

Он ответил не сразу.

— Если бы… — пауза. — Умирал… — Тяжкий вздох. — Через два месяца… мне не с кем было бы провести последние дни.

— Нет в целом свете ни одного дорогого тебе человека?

— Увы. Мама умерла, отец для меня дяденька чужой, детей не «родил», а единственная женщина, которую я любил, это ты, и наши с тобой пути разошлись давным-давно…

— Значит, нужно найти того, кому дорог ты, и сделать его счастливым, пусть и на короткое время.

— Тут тоже неувязочка, — криво усмехнулся Алексей. — Нет таких людей. Хороший друг имеется, да, но я сомневаюсь в том, что осчастливил бы его своим каждодневным присутствием на протяжении двух месяцев.

— Я знаю человека, которому ты дорог.

— Серьезно? И кто же этот таинственный почитатель моей скромной персоны?

— Саша Пахомова. Она до сих пор любит тебя.

— Да брось.

— Я не шучу.

— С ума сойти… Значит, сдержала обещание.

— Какое?

— Не говорил я тебе, не хотел вашу дружбу портить, но она приходила ко мне.

— Когда?

— Тогда! — И махнул рукой за спину, что, по всей видимости, означало — давно, много лет назад. — Мы приехали с тобой сюда, чтобы сообщить родителям о том, что подали заявление. Естественно, и Саше сказали об этом. Она вроде бы порадовалась за нас, но поздно вечером пришла ко мне домой. Была пьяненькая. Говорила много и все какую-то ерунду. Когда я сказал, что мне пора, выпалила: «Я люблю тебя!» Меня это поразило. Нет, я, естественно, знал, что Саша долгие годы была неравнодушна ко мне, но думал, это прошло. А оказалось, нет. О чем она сообщила мне, а потом добавила: «Если у вас с Олей не получится, знай, я жду тебя. И не важно, сколько пройдет времени, прежде чем ты поймешь, что именно я — твоя женщина, я буду ждать… И любить…»

— Ты прав, она сдержала обещание. Хотя давно перестала надеяться на то, что ты поймешь — именно она твоя женщина.

Земских снова уткнулся головой в кровать. Оля встала, взяла чашку и протянула ему.

— Попей.

Леша отмахнулся.

— Давай завтра навестим Сашу вместе? — предложила Оля.

— Мы выходим в море в четыре утра. Вернемся через сутки.

— Хорошо, послезавтра.

— Думаю, мне лучше встретиться с ней тет-а-тет. Дашь мне Сашин номер?

— Если ты пообещаешь мне сохранить в тайне наш сегодняшний разговор.

— Конечно, сохраню.

— Тогда записывай.

Леша достал сотовый и ввел в его память номер Пахомовой. Затем поднялся с пола. Разгибаясь, поморщился.

— Что-то болит?

— Желудок.

— Дать активированного угля? У меня есть.

Земских почему-то хохотнул.

— Нет, спасибо. Я уже принял таблетку. Скоро пройдет. До свидания, Оля.

— Пока.

Через несколько секунд Леша скрылся за дверью, а Оля вернулась на кровать. Она не могла понять, почему ей так не по себе после разговора с Земских. Но покопаться в себе она не успела, позвонил Олег и сообщил, что через час будет в «Приморской».

* * *

Они сидели на берегу моря. Пили «Советское» шампанское, ели шашлык. Посуда — пластиковая. Салфетки — бумажные. Под попой полотенца. И все равно рай…

Пусть и не «Парадиз».

— Как тебе наш плебейский ужин? — спросил Олег, облизнув измазанные кетчупом пальцы.

— Он шикарен.

— Я того же мнения. Не хватает только музыки, но и это мы сейчас организуем. — Он выудил из кармана сотовый и пробежался пальцами по экрану. Вскоре из динамика полилась лирическая инструментальная композиция.

— Можно вопрос?

— Любой, какой пожелаешь.

— Тебе нравится твой работодатель?

— Я нахожу его отличным мужиком, но я вроде уже говорил тебе об этом.

— Слышала, что он беззастенчивый манипулятор.

— Как и все политики.

— И как долго ты собираешься на него работать?

— Да я, собственно, уже закончил. Вчерашний ужин, можно сказать, был «комплиментом» от клиента. Я получил не только гонорар, но и благодарность за работу в виде приглашения на ужин. Но я сказал, что у меня свидание, и отказался, тогда Устинов сделал красивый жест и дал нам с тобой возможность провести вечер в «Парадизе».

— Тебе не кажется это подозрительным?

— Что именно? — Олег вытер руки салфеткой и улегся на спину, подложив под голову свой рюкзак.

— То, что Устинов перестал нуждаться в твоих услугах, едва обнаружилось тело Пахомова?

— Нет. Потому что я сделал свою работу. Единственное, кого не отыскал, так это Глеба Симоновича. Но он, а вернее, его останки, как ты правильно сказала, обнаружились и без меня. И, кстати, Устинов предложил мне работу на постоянной основе. Но я отказался.

— Почему?

— Я птица вольная. Не хочу клевать из кормушки. Мне нравится самому добывать пищу.

— И когда ты возвращаешься в Ростов?

— Завтра.

— О…

— Что значит это «о»? — спросил Олег, приподнявшись на локте.

— Ничего. Просто возглас удивления.

— Я вернусь через неделю.

— Зачем? Ты же отказался от кормушки?

— Ради тебя, Оля. Если ты еще будешь тут, я приеду. Вернешься в Самару — примчусь туда. Снова улетишь на Тенерифе — подамся в те края. Но на Канары попозже, у меня шенген кончился. Так что, если я тебе не совсем безразличен, лучше пока в России останься.

— Еще на пару дней не можешь задержаться?

— Никак. У сына день рождения послезавтра, я всегда его лично поздравляю.

— Сколько ему исполняется?

— Девять.

— Какой большой.

— Ты постоянно забываешь, что я уже взрослый мальчик, еще и рано женившийся.

— Действительно, — рассмеялась Оля.

Олег сел, чтобы снова наполнить стаканчики.

— Поздравляю тебя с днем рождения сына, — сказала Крестовская, подняв свой пластиковый «фужер».

— Заранее не поздравляют. Поэтому давай выпьем за…

— За?

— Этот город, что свел меня с тобой!

— Строчка из песни? Только там про Сочи. И про поцелуи.

— За поцелуи тоже выпьем. — И едва Оля сделала глоток шампанского, Олег прижался к ее губам своими.

Они самозабвенно целовались, пока не услышали странный звук: то ли смех, то ли писк. Отстранившись друг от друга, оба повернулись, чтобы увидеть его источник.

— Я узнаю этого парня, — усмехнулась Оля, увидев мартышку в тельняшке. Обезьянка скакала вокруг эффектной дамы в блестящем платье с глубоким декольте и пыталась запрыгнуть к ней на руки.

— Артур, убери животное, — крикнула дама мужчине, который стоял поодаль. Судя по всему, он выгуливал обезьяну. И это был не вчерашний тип с подводками на веках. Другой, вполне адекватный, даже симпатичный.

— Поль, ну тебе трудно погладить его, что ли? — пробасил Артур.

— Может, мне его еще поцеловать? И сколько раз повторять, называй меня Паулиной.

— Хорошо. — Мужчина схватил обезьянку и прижал к груди. Она протестующе верещала до тех пор, пока ей не сунули конфету. — Паулина, ты куда направилась?

— В ресторан. — И указала тонким пальчиком, украшенным массивным авангардным кольцом, на «Приморскую». — Хочу поужинать.

— С мужем?

— С мужем, — фыркнула красавица, и ее переполненные гелем губы заколыхались, как потревоженные медузы. — Я без понятия, где мой драгоценный супруг пропадает целыми днями. Совсем свою Паулину позабыл, позабросил.

— Забот у него много, что поделать.

Тут мартышка, слопавшая угощенье, снова начала вырываться. И Артур торопливо выпалил:

— Ладно, пойдем мы. Что-то Мартин сегодня беспокойный.

— Так от него алкоголем разит. Споите животное, черти.

И, махнув ручкой Артуру и его питомцу, заспешила к гостинице. А Оля с Олегом, обменявшись веселыми взглядами, вернулись к прерванному занятию.

Глава 5

Он снова оседлал скутер, чтобы доехать до цыганской деревни. Оказалось, деревенька называется Малый Ручей. Эдик увидел указатель, когда поднимался в гору.

Добравшись до деревни, он заглушил мотор и огляделся. Все дома как на подбор — крепкие, добротные, покрытые яркой черепицей. Ни одного ветхого жилья. Корнилов слез со скутера и прошелся по главной улице. Она поражала. Дорога, мало того что заасфальтирована, обнесена метровым бордюром, чтобы дети, что носились от дома к дому, не попали под колеса автомобилей. Чуть ли не через каждые пять метров фонарные столбы, под ними урны. А в самом конце улицы огромный особняк за забором в два человеческих роста.