Рыжий, циничный, неприличный (СИ) - Волкова Дарья

– Я же говорю – свадьба.

Павел медленно поднял руку, потер лоб. Клео смотрела на след, оставшийся на его лбу. Кровавая пятерня. Как в каком-то фильме. Мурашки на шее вернулись.

– Клео, я прошу тебя. Объясни мне все четко, понятно, по пунктам. Начиная с того момента, когда ты разговаривала с профессором Селезнем про эту... керамику.

– Хорошо.

Она именно так и сделала. Как могла четко и по пунктам. Правда, когда вопрос коснулся Егора, Клео не удержалась от парочки крепких слов.

Но они не шли ни в какое сравнение с тем, как потом высказывался Павел – после того, как она окончила рассказ. Он снова обхватил ее руками. Но теперь, в противовес предыдущим, нежным словам, о которых Клео пока боялась думать, Павел Тихий матерился. Минут пять, с чувством и не повторяясь.

Ну что же, это можно считать хорошим признаком. Матерится – значит, что-то начал соображать.

***

– Откуда у тебя на лице кровь? – вдруг спросил Павел, когда перестал ее обнимать и материться. – Ты упала?!

Клео взяла его руку, повернула ладонью к себе. Снова содрогнулась от того, что увидела.

– Подозреваю, что отсюда, – тихо сказал она.

– Черт, я устряпал тебя своей кровью? Прости.

Господи, абсурд, кажется, продолжается. Что все это значит? Совершенно больной на вид Паша, грязь, лопата эта, ладони, разодранные до мяса?..

– Очень больно? Давай, я тебе намажу мазью и перевяжу.

– Ерунда, – отмахнулся он. – Давай лучше тебя от крови отмоем.

– Паша! – она резко перехватила его за запястье. – Паша. Скажи мне, что случилось? Что вот это… – она показала на него, на лопату у дивана, – что все это значит?

– А ты ничего не знаешь? – он внимательно смотрел на нее. Клео чувствовала, как его большой палец гладит ее запястье. Нет, надо срочно что-то сделать с его руками, нельзя в таком виде оставить, может же инфекция попасть!

– Я не знаю, я приехала полчаса… наверное… назад.

Он глубоко вздохнул.

– В тот день, когда ты уехала, на раскоп сошел сель.

Она зажала себе обеими руками рот, чтобы сдержать рвущийся крик. Как? Как?!

Павел взял ее руки и медленно опустил.

– Никто не погиб, Клео. Профессор Селезень пострадал, он в больнице. Без сознания. Но врачи говорят, что угрозы для жизни нет.

– Ой… – Клео чувствовала, как липкий ужас, который охватил ее, расползается по всему телу. – Надо же ехать к нему в больницу. Надо же… Так, погоди. А лопата тут при чем? И что у тебя с руками?

– Никто не знал, что ты уехала по поручению профессора Селезня. Он сам об этом сказать не мог. Тебя признали пропавшей без вести. Все эти три дня мы искали тебя. Точнее, твое тело.

Липкая волна уже не ужаса, а чего-то другого… еще более страшного… Все вдруг начало складывать в одну картину… его изможденный вид… лопата эта… разбитые в кровь руки… запах пота…

Ты три дня искал мой труп, Паш?!

Клео поняла, что ее накрывает головокружение. Что еще чуть-чуть – и она просто хлопнется в первый в жизни обморок. Но в это время хлопнула входная дверь. Раздались громкие уверенные шаги, и на пороге гостиной появился мужчина.

В такой же камуфляжной, как у Павла, форме, с жестким худым лицом. Он несколько секунд смотрел на них, переводя взгляд с Павла на Клео и обратно.

А потом… потом коротко, но очень нецензурно выругался.

Так Клео познакомилась с главой местного МЧС полковником Петровским.

***

Полковник Петровский ушел. У него было еще много дел. Надо было сворачивать поисковые работы. Заодно он сообщил о том, что профессор Селезень пришёл в себя, и его уже перевели из реанимации в обычную палату. Это именно Владислав Семёнович сообщил полковнику Петровскому о том, что Клеопатры Климовой не было на раскопе в момент схода селя. И полковник Петровский тут же поехал с этими известиями к Павлу.

Павел и Клео остались вдвоем. Клео принесла из комнаты рюкзак и достала аптечку.

– Дай, я посмотрю твои руки.

Павел послушно протянул обе свои руки ладонями вверх. Не сводя при этом с Клео внимательного взгляда.

– Кошмар, – не удержалась и пробормотала Клео. ­– Слушай, давай съездим в больницу. Вдруг зашить надо? Тут кожа до мяса свезена. Господи, какой ужас… – закончила она еле слышно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Ерунда. Дай мне мазь, я сам все сделаю.

– Нет, – твердо сказал Клео. – Я все сделаю сама. Только, знаешь, что? Давай, ты сначала сходишь в душ, чтобы потом не мочить повязку. Хочешь, помогу тебе вымыться?

Он медленно покачал головой.

– Сам справлюсь. Что, воняет от меня?

– Тебе после ванной станет лучше, – дипломатично отозвалась Клео.

Он медленно провел кончиками пальцем по ее лицу.

– Мне уже так хорошо, что лучше не бывает.

А потом резко встал, чуть качнулся.

– Ладно, пойду я ликвидировать это химическое оружие на своем теле.

Он дошел до ванной, а Клео почему-то шла за ним. Точнее, она шал на кухню, потому что понимала, что Павла после ванной надо будет чем-то накормить. А еще ей было трудно его отпустить. Ей казалось, что Павла буквально шатает от усталости и перенапряжения, и… и ей надо за ним сматривать.

Он положил руку на дверную ручку и вдруг обернулся. И как-то буднично и спокойно произнес:

– Я люблю тебя, Клео.

Глава 7.7

Глава 7.7

Ей во второй раз захотелось в обморок. В голове не осталось ни одной связной мысли. Все происходило слишком быстро, слишком много. А она умеет начинать тормозить в самый неподходящий момент.

– Все хорошо. Паш. Я живая. Все в порядке. Иди в душ. И будем лечиться.

Он медленно кивнул, и вот его широкоплечая фигура в камуфляжном костюме скрылась за дверью ванной, оставляя все те же грязные следы от резиновых сапог.

***

Павел спал, а Клео сидела рядом на краю постели. В темноте отчётливо белели повязки из бинтов на обеих его ладонях.

Когда Павел вышел из ванной в одном полотенце… В общем, есть он отказался, хотя, собственно, кроме бутербродов с сыром, предложить Клео было нечего. Он молча вытерпел, пока она, борясь с головокружением, обработала его страшные раны на ладонях, дав себе слово, что завтра все же отвезет его в больницу – чтобы врачи посмотрели. А потом потянул Клео на постель со словами:

– Полежи со мной. Просто полежи со мной. У меня глаза закрываются.

И она лежала. Обнимала за плечи и гладила по затылку. Чувствовала, как становится тихим и размеренным его дыхание. Как разжимаются и расслабляются обнимающие ее руки. А потом мягко освободилась от его рук – Павел даже не шевельнулся – и села рядом.

Клео пыталась думать. Думать не получалось от слова совсем. Но она пыталась.

Получается, что весь этот театр абсурда, что случился с ней в неудавшемся «походе за керамикой», поставил на уши несколько сотен людей, которые три дня искали ее тело.

Ну, Егор! Надеюсь, тебе сейчас икается без перерыва!

Хотя… Господи, ну неужели так бывает? Чтобы все слепёшилось в одни момент? Просьба Владислава Семёновича, такая, кажется, нормальная и безобидная. И свадьба – тоже, по сути, замечательное событие. И даже Егора с его желанием как следует оторваться на свадьбе сестры можно понять.

Только вот сель... Страшный сель… Клео только слышала о нем, но никогда не сталкивалась в реальности даже с последствиями. Господи, какое же необыкновенное везение и счастье, что все живы. Что никто не пострадал. Профессор Селезень обязательно поправится. А Паша… Клео посмотрела на его угадываемый в темноте широкоплечий силуэт. А что с тобой, Пашка, делать, я вообще не представляю.

И Клео, наконец, уладив все текущие дела, позволила себе вспомнить. Его торопливые поцелуи и горячечный шепот: «Девочка моя… родная…любимая…». И его спокойное «Я люблю тебя, Клео».

Это правда, Паш? Или это просто… просто такая реакция на стресс? Ты на самом деле... по-настоящему… всерьез?... Каким словам верить – этим, сегодняшним, или тем – на кухне у Эли?

Нет, всего слишком много. И осознать это все разом никак не получается. Завтра все станет яснее. Завтра она съездит в больницу проведать Владислава Семёновича. И Павла заодно доктору покажет. Завтра она съездит еще и на раскоп и посмотрит, что там. Завтра она поймет все про Павла.