Уинстэнли - Татьяна Александровна Павлова

за собой. Но когда он думает о власти богатых и неправедных, угнетателей и паразитов на теле народном, гнев охватывает его и на память приходят зловещие ветхозаветные пророчества: «Плачьте и рыдайте, ибо золото и серебро ваше поест ржа, и не будет вам пощады…» Поистине, заверяет он, эти угрозы исполнятся буквально, и богачи лишатся всего, а их владения будут переданы народу. Но тут же, словно боясь причинить кому-то зло, оговаривается: «Я не хочу сказать, что какие-то отдельные люди отнимут принадлежащее их ближним добро путем насилия или грабежа, я это отвергаю…»

Он хочет соединить нераздельно внутренний мир человека и внешнюю, общественную реальность. Когда души людей — всех людей озарятся внутренним светом, проникнутся пониманием и любовью друг к другу, — тогда и внешние действия их в этом мире станут разумными и справедливыми. «Эта всеобщая власть справедливого закона будет столь ясно написана в сердце каждого, что никто и не пожелает иметь больше, чем другие, или быть господином над другими, или требовать чего-либо себе лично». Тогда, может быть, богачи, проникнувшись духом справедливости, сами придут и отдадут свои сокровища добровольно в общую казну, не желая больше пользоваться ими в одиночку.

Однако сомнения охватывают его с новой силой: он чувствует, что беды и потрясения еще впереди, что ветхий Адам будет жестоко биться за свое царство; тогда войны на земле умножатся, сын встанет на отца и брат на брата, а проповедники веры сделаются наизлейшими врагами Христу. И не все богачи принесут в дар народу свои владения; они будут стараться удержать их всеми силами. Но это им не удастся. Господь сам их покарает: все отнимется у них, и либо мор побьет их, либо, если жизнь будет им сохранена, они станут рабами до тех пор, пока дух Сына человеческого не поднимется в них и не сделает их свободными.

Не пристало людям карать и убивать. Гражданские войны, мятежи в армии, восстания левеллеров, с жестокостью подавленные властями, достаточно ясно показали Уинстэнли, что земная кровопролитная борьба бесплодна. Работа по разрушению старого мира не будет совершаться «путем войн, указов или руками людей, ибо к этому я питаю отвращение, — признается он. — Господь один будет целителем, и восстановителем, и подателем Нового закона справедливости». Земля еще стонет под бременем греха и порчи, она не может очиститься руками самих людей, ибо все они подвержены проклятию. Только высшая, неземная власть сможет просветить сердца человеческие, очистить землю, и воздух, и все творение, снова и снова повторяет он, словно боясь еще доверить дело возрождения человека самому человеку.

Но ростки новой, до удивления простой и реальной мысли все равно пробиваются, словно бы сами собой, там и сям, в разных местах трактата. Что делать им, беднякам, сейчас, пока господь не произвел еще великих глобальных перемен? Как выразить свою готовность идти за ним?

Прежде всего — перестать работать на богатых, отвечает он. Недаром сказал божественный голос; проклят тот, кто трудится на праздного господина. Если бедняки, не отбирая у лорда ничего, просто откажутся обрабатывать его поля и предоставят ему добывать хлеб своими руками — это будет уже громадным шагом к установлению равенства и справедливости.

Но как быть тогда беднякам? Ведь они кормились от тех грошей, которые получали за работу на полях лорда. Ответ давал «Свет, воссиявший в Бекингемшире», да и многие другие народные памфлеты: в Англии масса пустующих земель — общинных угодий, никем не обрабатываемых. Уинстэнли подхватывает эту мысль и призывает осваивать общинные владения. «Общинные земли и верески, — пишет он, — называются общенародными, и пусть мир увидит, кто обрабатывает землю по справедливости; кому господь дарует благодать, пусть те и будут людьми, наследующими землю». А если кто-нибудь скажет, что пустоши и верески бесплодны, на это можно ответить: пусть те, кто работает на них, делают свое дело; пророчества ныне исполняются, и бесплодная земля родит урожай.

Это первые шаги. Но Уинстэнли отваживается предложить и более обширную, более смелую программу действий, рассчитанную на будущее. Во-первых, пусть каждый, пишет он, откажется следовать за чужими мыслями, чужим знанием и живет по собственному разумению. Это значит отвергнуть лживую ученость служителей церкви, их корыстные, обманные толкования, их буквалистские проповеди. Не слушайте их! Слушайте бога — разум внутри себя.

Во-вторых, пусть каждый откроет свои закрома и амбары, чтобы все могли напитаться пищей земной, чтобы иго нищеты исчезло из мира. Откажитесь от купли и продажи земли и ее плодов. Пусть все будет общим, пусть все работают вместе и вместе едят хлеб.

В-третьих, следует отказаться от всякого господства и власти одного человека над другим, ибо все человечество — единый живой организм. Надо уничтожить тюрьмы, прекратить бичевания и казни. И пусть тем, кто раньше, не имея ничего, был вынужден красть и грабить от нищеты своей, дадут землю, чтобы они работали па ней и наслаждались плодами своего труда. Тогда мир станет братством, истинным царством справедливости.

Такова революционная программа построения нового мира, которую предложил Уинстэнли. Ее отличает предельная четкость мысли: ломка старом идеологии, в том числе и протестантской; ломка социально-экономического порядка — обобществление собственности и передача ее в руки трудящихся; разрушение старого государства — аппарата насилия. Эта программа явилась ему однажды из мистических порывов, откровений, цитат из Писания, размышлений, метаний, неустанных поисков. Она обрела ясные, реальные формы и, может быть, помимо сознания автора, конкретные материалистические черты: сначала нужно уничтожить корень всякого зла — частную собственность, и строить «царство справедливости» на основе общественной собственности на землю. Никто еще с такой смелостью не предлагал столь последовательную перестройку всей общественной жизни.

В религиозных трактатах сорок восьмого года Уинстэнли выказал себя смелым и решительным противником старых церковных установлений, ограниченной пуританской догматики; он выступил как защитник бедняков и борец за их права. Но он не был еще в полной мере оригинален как мыслитель: подобные взгляды провозглашали многие его современники из крестьянско-плебейского лагеря. Теперь же, когда на первое место в его учении встает социальный и политический радикализм, требование республики и общности имуществ, он выступает как самостоятельный, далеко обогнавший свое время революционер в социальной теории, а вскоре — ив общественной практике.

Но как осуществить его программу на деле? Как сейчас, завтра же, нет, сегодня начать великое строительство? Здесь Уинстэнли еще испытывает неуверенность. Он