Жизнь номер два (СИ) - Казьмин Михаил Иванович

Включив свет в уборной, поглядел на умывальник, душ и ванну. Ага, горячая вода, а с ней вместе еще и отопление. В домах, где живут такие как Лапины, воду для мытья или стирки греют по мере надобности, а топят зимой дровами. Публика позажиточнее живет в домах, где топят и греют воду углем. А в нашем доме для этого применяются огненные камни, аналогичные светокамням. Да, несколько дороже угля и намного дороже дров, зато огненные камни не дают удушливого дыма, сажи и копоти. И не угоришь от них тоже. Кстати, паровые машины здесь работают исключительно на огненных камнях, потому что, они хоть и выгорают со временем, но расход все равно многократно ниже, чем у угля. Помню, когда перед Пасхой Волковых провожали, я на вокзале тендеров [1] у паровозов не видел. Прав отец, везде артефакты и потому за артефакторикой будущее…

Я включил люстру, погасил настольную лампу, снял с нее абажур и стеклянную колбу. Подождав пару минут и убедившись в том, что светокамень остыл, снял его и поднес к глазам. Ну да, «fecit in Germania». [2] Единой Германии как государства тут нет, но есть Германский торгово-промышленный союз, разрешающий либо запрещающий производителям из германских государств размещать на своей продукции эту надпись. Отец как-то говорил, что германские артефакты массового производства — лучшие в мире по качеству, и теперь, надо полагать, решил отправить меня к немцам, чтобы я прошел то же обучение, что и создатели столь качественных товаров. Что ж, разумно. Разумно и дальновидно. А я еще не хотел ехать… Ну, плохо подумал, да. Теперь вот исправился. Если честно, не исправился, а смирился и теперь подвожу под это смирение солидную теоретическую базу, но как же без этого? Пусть я и решил, что с Васькой у нас мир, но надо же отцу периодически показывать, что я-то поумнее брата буду, а то наш с ним мир получится каким-то совсем уж скучным и неинтересным. В конце концов, за Васькой так навсегда и останется преимущество в старшинстве, вот и придется мне хоть как-то выравнивать положение своим титаническим умищем. Ну и развить тот самый умище для начала тоже неплохо было бы, потому как далеко не все то, что я знал и умел в прошлой жизни, представляет ценность и может быть востребовано в этом мире.

Под демонстрацию мощи своего интеллекта стоит, пожалуй, ввернуть отцу, что по уму и самим артефакторам, тем, кто непосредственно занят изготовлением и наполнением артефактов, тоже нелишне было бы поучиться у немцев. Правильно спроектировать артефакт — это еще полдела, вторая половина — правильно его изготовить и правильно наполнить. Тут, конечно, объехать немцев очень и очень сложно. Дисциплина и порядок у них в крови, и отступить от утвержденной начальством технической документации для немца чем-то сродни смертному греху. С нашими такое не получается — у нас каждый сам с усам, и начальника слушается только пока тот рядом, а стоит начальству отойти на пару шагов, тут самое интересное и начинается… Отец, конечно, знает, что делает, и этот вопрос тоже наверняка рассматривает, но ему же и приятно будет, что сын такой умный.

Но главное все-таки не это. Главное — чтобы до того, как я поеду-таки в ту самую Германию, меня не грохнули.

[1] Тендер — вагон с углем (или дровами), прицепленный сразу за паровозом

[2] «Сделано в Германии» (лат.)

Глава 19. Новые повороты

Как там говорили в моем бывшем мире? «Один переезд равен двум пожарам»? Не скажу, что здесь не так, но все-таки, как мне кажется, немного полегче. Ну, не двум точно. Пожалуй, и до одного не дотянет, но так, совсем немножко.

Боярыня Анастасия Левская с бояричем Дмитрием Левским и боярышней Татьяной Левской изволили отъехать до конца лета в Ундольское имение. Боярич Василий Левской никакой воли к отъезду не проявлял, напротив, всячески пытался уговорить отца не отправлять его в Ундол, но безуспешно, и теперь вынужден был присоединиться к матушке, младшему брату и сестре. Отец решил, что чем меньше людей останется в доме, тем проще будет работать Шаболдину и тем быстрее тот поймает, наконец, воров. В результате перед домом формировался небольшой обоз из кареты для матушки с детьми и двух крытых возов, напоминавших фургоны переселенцев Дикого Запада из истории оставленного мной мира — одного для слуг, отправлявшихся с господами, и второго для имущества. Зачем везти на дачу что-то кроме одежды, я не понимал, по идее, посуда и мебель в Ундоле есть, но тем не менее два сундука изрядных габаритов, не считая сундучков и коробок поменьше, были уложены в воз, да еще несколько больших дорожных чемоданов нашли себе место на крыше кареты.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Пока слуги, не шибко суетясь, таскали уготованное к отправке имущество, губные, стараясь не мешать погрузке и вообще особо не отсвечивать, тщательно эту самую погрузку контролировали, как до этого контролировали укладку тех самых сундуков.

В разгар сборов на двор въехала почтовая повозка, вызвав среди губных явный интерес, выразившийся в долгом и въедливом расспросе ее кучера, даже после того, как он предъявил им какую-то бумагу. Выяснилось, что Волковы решили отправить обратно во Владимир часть имущества, надобности в пользовании которым сейчас не было — ту же зимнюю одежду. Впрочем, сундук Волковых вынесли и погрузили довольно быстро. Надо полагать, и собран он был загодя, и его укладку люди Шаболдина проверили заранее. Так что почтовая повозка покинула двор первой, а вскоре потянулся в путь и ундольский обоз.

Несколько позже дом покинул и отец вместе с Волковыми — сегодня малый прием у Пушкиных. Пусть насчет их наследника Ирине ничего и не светит, но там же и других кандидатов в женихи немало будет — почти вся Москва, считай. В этом смысле с приемами у Пушкиных сравниться не может ничто и никто, так что присутствие там Волковых обязательно. Ну и отцу отметиться надо, показать неизменно добрые отношения Левских с Пушкиными. Вот и пусть они там пошумят-повеселятся, а я, пожалуй, пойду в библиотеку. Давно что-то я Левенгаупта не читал…

Левенгаупт мои ожидания полностью оправдал. Сила мысли ученого немца захватила меня в плен и привела в царство знания и порядка. Я как будто бы очутился в некоем огромном хранилище, где все известные проявления магии были аккуратно разложены по полочкам, каждая полочка имела табличку, на которой старательно и разборчиво красовалось описание содержимого, а бесшумно передвигающиеся между полками служители внимательно следили за тем, чтобы каждая вещь, взятая любопытным посетителем, после осмотра была положена строго на отведенное ей место.

Интересной и удобной для читателя была у Левенгаупта схема подачи информации. Каждая глава начиналась кратко изложенными тезисами, затем следовало подробное обоснование и раскрытие каждого из них, а в конце главы помещалось заключение, в котором Левенгаупт сводил доказательства всех начальных тезисов в единую стройную систему, не оставлявшую ни малейшей возможности для сомнений или, тем более, превратных толкований. Да уж, если человек гениален, то это обычно на всю жизнь.

Ясное дело, я сразу же полез в раздел, где Левенгаупт описывал «Русскую область магических проявлений». Вообще, опыт прошлой жизни приучил меня к тому, что более-менее объективно и непредвзято писать о русских могут лишь те немцы, кто от нас получал, причем, как вы понимаете, речь идет о получении не каких-то благ, а исключительно неприятностей, сопряженных с телесными повреждениями, в том числе опасными для жизни. Причем чем ниже звание и должность такого битого нами немца, тем больше объективности и непредвзятости можно от него ожидать. А тут немец и не битый вроде, и человек у себя далеко не последний, однако ж пишет исключительно по делу — ни тебе попыток завернуть страх перед русскими в крикливо раскрашенный фантик высокомерия и превосходства, ни, наоборот, непрестанного восхищения непостижимой русской душой, за которым скрывается опять же либо боязнь русских, либо какие-то совсем уж коварные замыслы. Сплошной реализм, даже странно как-то…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})