Льды Ктулху - Александр Лидин

— Вы имеете в виду эти нелепые слухи о том, что Владимир Ильич немецкий шпион…

— Остынь, Василек. Я совсем не об этом. Там, куда мы плывем, нам предстоит серьезная борьба. Уж не знаю, какие формы она примет, но я предпочел бы, чтобы те открытия, что мы сделаем в подземном городе Древних, использовали коммунисты, а не фашисты. А лучше всего, чтобы они не достались никому…

— Но мировой пролетариат…

— Это вот те самые разодетые прохвосты, что плыли с нами на лайнере, те, что, обретя нежданное богатство за счет русского народа, кутили и прожигали жизнь. Ты вообще знаешь, что означает слово «пролетариат»?

— Это прогрессивная часть человечества.

— Нет, мой юный друг. Истинное значение пролетариата — «производящий потомство», от латинских «pro» и «alo», что в свою очередь означает «для» и «выращивать, воспитывать». Также в древности это слово использовалось для обозначения мужских половых органов, того самого ругательства, что так популярно среди нынешнего населения необъятной России. Но Маркс позаимствовал его не отсюда. Все дело в том, что пролетариатом в Древнем мире назывались римские граждане, стоявшие по имущественному цензу ниже всех. Единственное значение пролетариев для государства было в производстве потомства. Во времена столь любимой вами Французской революции пролетариями называли неимущих людей, живущих сегодняшним днем, не заботясь о будущем. Однако в России это слово имело более конкретное значение, согласно словарю Даля, который ныне вы уже изрядно подправили: пролетарий — бобыль, бездомный и безземельный, бесприютный, захребетник. К пролетариям относили и проституток, живущих сегодняшним днем…

— Это ложь, грязные инсинуации… — пальцы Василия с такой силой впились в поручни, что аж костяшки побелели.

— Зря ты мне, Василек, не веришь, — покачал головой Григорий Арсеньевич. — Ты возьми книги, полистай, подумай. Не только же пистолетом и кулаками работать… А про немцев запомни: не друзья они нам, ох, не друзья. Схлестнемся мы с ними на узкой дорожке…

И больше ничего не говоря, он повернулся и направился к рубке. Несколько мгновений, и он уже был наверху, а потом, перекинувшись парой слов с вахтенным, исчез в недрах стального чудовища.

Василий какое-то время стоял неподвижно, крепко вцепившись в леера. Что-то в глубине его души говорило, что батька был абсолютно прав, но какая-то часть его не могла принять этой правды…

* * *

С каждым днем становилось все холоднее и холоднее, и как-то, выбравшись из надстройки, Василий увидел льды. Вначале это были отдельные льдины, скользящие по черной воде, но постепенно их становилось все больше и больше. Кроме того, Василий вынужден был прекратить ежедневные прогулки. Из-за ледяного пронизывающего ветра на палубе можно было находиться не более десяти минут.

А на следующие сутки Василия разбудила сирена — подводная лодка погружалась. После скудного завтрака Василий потолкался за спиной профессора, покрутился в центральной рубке и, так как делать ни там, ни там ему было нечего, вернулся на свое место.

Василий лежал на своей койке, и мысли его неслись по кругу, всякий раз возвращаясь к предсказанию гадалки. Предположим, это путешествие — суть его Судьба. Но кого тогда он должен спасти, но не ублажить? «Испытаешь Судьбу, но не решишься…» А это о чем? Постепенно веки его сомкнулись, тяжелый сон навалился, словно ватное одеяло…

И вновь он перенесся в тот ужасный зал, к подножию трона исполина. Однако теперь тут было больше света, и Василию удалось разглядеть, что трон, на котором сидел гигант, сам по себе своего рода храм. Тут была темная дверь, и на белесом, похожем на плоть утопленников камне сверкали письмена, от одного вида которых мурашки шли по коже. Не в силах совладать с собой, но против собственной воли Василий сделал несколько шагов к черному зеву входа.

Как часто бывает во снах, Василий отлично понимал, что не стоит туда идти. По-хорошему, нужно вообще развернуться и бежать из этой ужасной тронной залы, и чем дальше, чем лучше. Это не человеческое… Это не для людей…

Тем не менее он, словно загипнотизированный, шел вперед, мало-помалу приближаясь к входу в храм. Вот он уже на пороге. Сколько же усилий ему понадобилось, чтобы сделать еще один шаг во тьму неведомой обители. И вот пространство расступилось — внутри храм оказался много больше, чем снаружи. Нет, не много больше! Он был бескраен. Огромные зеленоватые колонны, поднимаясь из бездны, уходили куда-то вверх. Все они точно так же, как и стены храма, были покрыты отвратительными письменами, напоминающими щупальца извивающегося осьминога. Сам же Василий находился на узком мостике, соединявшем вход с чем-то таящимся в темной дали и пока неразличимым.

Вот где-то впереди вспыхнул огонек — желтый язычок пламени, болезненный и трепещущий. Потом он начал постепенно приближаться, словно кто-то шел навстречу Василию по мосту над бездной. Мгновения растянулись в годы. Казалось, неведомый носитель огонька никогда не придет. Но вот огонек оказался совсем рядом. Еще мгновение, и…

Василий задохнулся от ужаса. Источником света оказался обычный старый медный фонарь, погнутый с закопченными стеклами, а вот создание, которое несло его… Оно имело лицо Катерины, ее плечи, грудь, талию, которая постепенно превращалась в два раздвоенных отростка, то ли два змеиных хвоста, то ли в два щупальца, позаимствованных у гигантского осьминога. Толщиной эти конечности были как человеческие руки и ноги, только длиннее, много длиннее.

Завороженный Василий рассматривал приближающееся чудовище. Он хотел закрыть глаза, закричать от страха, бежать прочь, сломя голову. А вместо этого стоял, словно окаменев, и, выпучив глаза, рассматривал странное создание. В какой-то момент он поймал себя на том, что любуется рисунком чешуи на извивающихся конечностях, которая даже в скудном свет лампы переливалась всеми цветами радуги. Вот тварь остановилась, чуть приоткрыла очаровательные губы, и изо рта ее в сторону Василия метнулся длинный раздвоенный язык. Василий дернулся всем телом, замолотил по воздуху руками и ногами и почувствовал, что теряет равновесие, что мост, который раньше казался ему незыблемым, выгибается, словно хребет гигантского зверя, и сквозь каменные плиты проступает чешуя.

Еще мгновение, и он полетит в бездну, в никуда. Единственное, что его пока удерживало от падения, так это язык ужасной твари, который обвился вокруг запястья его правой руки…

— Василий, вставай!

И кто-то вновь сильно потряс его за правое плечо. Словно вынырнув из черного омута забвения, Василий резко сел, хватая ртом воздух. Он был весь мокрый от пота.

— Ну ты даешь, парень! — голос Григория Арсеньевича чуть успокоил его.

Подводная лодка не двигалась. Где-то далеко завывала сирена и, перекрывая ее, раздавались грубые, лающие команды на немецком.

— Вставай, Василек, мы прибыли на немецкую базу, — голос Григория Арсеньевича был бодрым, полным энтузиазма. — Быстро собирайся. Пора ступить на берег Антарктиды. А все эти кошмары… Постарайся забыть их. Настоящие кошмары ждут нас впереди, — и барон Фредерикс широко улыбнулся. — И помни, мы еще далеко от цели. Нас еще ждет долгий путь.

* * *

База-211, или Новый Швабеленд, как ее называли немцы, поражала своими размерами. Огромные причалы, возле которых, словно часовые, замерли подводные лодки. Камень и бетон, расцвеченный тусклым электрическим светом. И всюду люди, копошащиеся, словно муравьи. Одни в черной форме подводников или в кожаных плащах спецподразделений, другие в ватниках и полосатых шапочках арестантов.

Василий и представить себе не мог, что можно создать такие огромные помещения глубоко под землей.

Их разместили в маленьких, по-спартански обставленных комнатках без окон, больше напоминавших тюремные камеры. Но это были настоящие хоромы по сравнению с подводной лодкой. Еще к ним приставили немца-гида с таким мудреным именем, что оно тут же вылетело из головы у Василия. Лично он предпочитал по всем вопросам обращаться к Герхарду Грегу.

После обеда в общей столовой — огромном мрачном помещении с таким низким потолком, что казалось, вот-вот стукнешься головой, — Василий и Фредерикс занялись разгрузкой. То есть сами они, конечно, ничего не разгружали, для этого у немцев были люди в ватниках — преступники, как объяснил Грег, которые отрабатывали за свои преступления перед немецким народом. Но в чем именно были они виновны, Василий так и не узнал, хотя, судя по внешнему виду и поведению, на уголовников они мало походили. С другой стороны, ему до всего этого и дела особого не было, так как дело это было «ихено, а не нахено».

К вечеру, когда восемнадцать огромных контейнеров были перегружены из лодки на бетон пристани — Василий так и не понял, где весь этот груз размешался во время плавания, разве что в боевых отсеках вместо торпед, — прибыла встречающая делегация: замначальника полярной станции «Красный полярник» — Сигизмунд Лазаревич Штейнер и двое разнорабочих. Сам Сигизмунд Лазаревич выглядел отдаленным родственником Шлимана. Такого же невысокого роста, та же посадка головы, та же манера держаться. Единственное отличие — грива ярко-рыжих, жестких, словно проволока, волос. Но что особенно поразило Василия, это когда, протянув ему руку, Сигизмунд Лазаревич объявил: