Преображение мира. История XIX столетия. Том I. Общества в пространстве и времени - Юрген Остерхаммель

традиционно тесную связь XVIII века с предшествующим ему «классическим» ранним Новым временем, раскрыв это столетие в сторону будущего – как «ступень в модерный мир»[221]. Какие отличительные черты можно выявить во всемирной истории, которые позволили бы показать особый характер этих пяти или шести десятилетий?[222]

Во-первых, как наглядно продемонстрировал Кристофер А. Бейли, в этот период значительно изменилось соотношение сил в мире. XVI и XVII века были эпохой сосуществования и конкуренции нескольких империй. В это время ни одной из них не удалось достичь однозначного превосходства. Даже самым успешным имперским формациям европейского происхождения, таким как Испания с ее колониями или голландские и английские компании-монополисты с их межконтинентальными торговыми связями, противостояли Китай и «пороховые империи» (gunpowder empires) исламского мира, включавшего Османскую империю, империю Великих Моголов в Индии и империю иранских шахов династии Сефевидов. Только благодаря нововведениям в области военных и фискальных структур, изменивших внутреннюю организацию ряда (не всех) европейских государств, Европа приобрела новую ударную силу. Первой страной, доведшей эту модель государства-завоевателя, рационально использующего свои ресурсы, почти до совершенства, стала Англия. В разных обличьях эта модель была реализована в Великобритании, в России при Екатерине II и двух ее преемниках и в революционно-наполеоновской Франции. Последовавшая экспансия всех трех вышеназванных империй происходила в таком масштабе, что период между 1760–1770 и 1830 годами можно с уверенностью назвать «первой эпохой глобального империализма»[223]. Уже Семилетняя война 1756–1763 годов стала борьбой за гегемонию, охватившей оба полушария. В англо-французском противостоянии важную роль сыграли как североамериканские индейские племена, так и князья Индии, ставшие союзниками той или иной из воюющих сторон[224]. Не ограничился европейским континентом и масштабный конфликт империй в 1793–1815 годах. Военные действия велись на четырех континентах, они разрослись в настоящую мировую войну. Ее последствия напрямую затронули территории Юго-Восточной Азии, косвенным образом они дали о себе знать даже в Китае, когда в 1793 году Великобритания через посольство лорда Маккартни протянула свои щупальца к императорскому двору в Пекине.

К многочисленным составляющим, характерным для глобальной панорамы Семилетней войны, после 1780 года добавились два новых фактора. Одним из них стала борьба за независимость колонистов-«креолов», охватившая сначала британскую часть Северной Америки, а позже испанскую часть Южной и Центральной Америки, и такая же борьба чернокожих рабов на острове Гаити. Второй фактор проявился в ослаблении азиатских империй, впервые сдавших свои сильные военные и политические позиции перед Европой. Причины этого ослабления были, в том числе, и внутренние, специфические для каждой из этих стран и не всегда связанные между собой.

В результате взаимного влияния этих процессов изменилась политическая география мира. Испания, Португалия и Франция ушли с американского континента. Окончательно прекратилась экспансия азиатских империй. Великобритания укрепила свое господство в Индии, ставшей плацдармом для агрессивного расширения британского влияния в будущем. Кроме того, Британская империя заняла прочную позицию в Австралии и окружила земной шар сетью военно-морских баз.

Раньше историки уже предлагали говорить об эпохе «атлантической» революции, охватившей пространство между Женевой и Лимой. При этом они стремились откорректировать слишком жесткую фиксацию на европейской «двойной революции» – политической во Франции и индустриальной в Англии[225]. Можно пойти еще дальше и рассматривать европейскую «революционную эру» просто как часть всеобщего кризиса и сдвига сфер влияния, что ощутили и американские колонии-поселения, и исламский мир от Балкан до Индии[226]. Всеобщий кризис на рубеже XVIII и XIX веков одновременно затронул монархию Бурбонов, британское, испанское и французское колониальные господства в Новом Свете, а также могущественные в свое время азиатские государства, как Османская и Китайская империи, Крымское ханство и преемники империи Моголов в Южной Азии. Новое соотношение сил, возникшее в «эпоху водораздела», наглядно демонстрируют вторжение Франции в «пиратское гнездо» Алжир (являвшийся де-юре частью Османской империи) в 1830 году и поражение Китая в Первой опиумной войне в 1842 году, ставшее первым военным провалом династии Цин за двести лет.

Во-вторых, около 1830 года завершилась политическая эмансипация обществ, которые были созданы переселенцами, прибывшими в Западное полушарие в раннее Новое время (за исключением Канады, оставшейся в Британской империи). Вместе с заселением Австралии британскими колонистами эта эмансипация укрепила позиции «белого» населения по всему миру[227]. В экономическом и культурном плане американские республики сохранили ориентацию на Европу и взяли на себя функциональную роль в мировой экономической системе. При этом в сравнении с колониальным периодом значительно увеличилась степень их агрессивности по отношению к небелым обществам охотников и скотоводов, жившим на их территориях. В США в 1820‑х годах представители аборигенного населения (native Americans) окончательно были лишены статуса стороны, с которой можно и нужно договариваться. Их начали рассматривать только как объект военного и административного давления[228]. В общую картину захвата земель и вытеснения коренного населения новыми поселенцами вписываются и процессы, имевшие место в Австралии, Новой Зеландии, Сибири и в определенной степени в Южной Африке[229].

В-третьих, одним из самых важных нововведений «эпохи водораздела» стало распространение новой, инклюзивной формы солидарности на основе идеала гражданского равенства. Эта форма «национализма» стабилизировала коллектив, определяемый как «мы», и отделяла его от соседей и далеких «варваров». Национализм на раннем этапе своего развития вплоть до 1830‑х годов имел особый успех в ситуациях, когда он выступал в роли идеологии, усиливающей процессы интеграции в рамках уже существующего территориального государства. Положительно сказывалось и наличие чувства культурного превосходства, сопровождавшегося готовностью к миссионерской деятельности. Примерами служат Франция, Великобритания и США (вскоре после победоносной войны с Мексикой 1846–1849 годов). Поначалу в других странах мира национализм представлял собой реакцию, но его характер со временем изменился. Первые признаки его трансформации проявили себя в немецком и испанском движениях против Наполеона и в освободительных движениях Испанской Америки. После 1830 года они дали знать о себе уже повсеместно.

В-четвертых, провозглашенному идеалу гражданского равенства соответствовали во всем мире только США. Здесь возможность активного участия в принятии политических решений и контроле правительства предоставлялась широким кругам населения, за исключением, однако, женщин, индейцев и рабов. После первых импульсов демократизации при президенте Томасе Джефферсоне в 1801–1809 годах и с приходом к власти президента Эндрю Джексона в 1829 году в США установилась та форма антиолигархической демократии, которая позже стала отличительным признаком американской цивилизации. В других странах до 1830 года дела с демократической модерностью обстояли хуже. Конечно, Французская революция не была настолько безобидной, консервативной и даже избыточной, как утверждает «ревизионистская» историография, настойчиво подчеркивающая континуитет в противоположность революционным новациям. Однако эта революция не привела к всеобщей демократизации Европы и тем более не переросла