Предательство истины - Джон Марк Дуган

словно услышала другую сторону пропаганды. Это вызывало недоумение.

Невозмутимая Маша Лелянова держит в руках боевую противотанковую мину

Внутренние противоречия Марии усилились, когда она помогала брату своего друга, беженцу из Донбасса, уехать в Германию в июле. Его рассказ о том, что с ним произошло, полностью разрушил ее представления о причинах и реальности конфликта.

В голосе Марии чувствовалась потребность в ответах на ее вопросы:

– Существовала целая пропасть между реальностью, которую описывали эти люди, и тем, что я считала правдой, основываясь на информации западных СМИ. Мне нужно было преодолеть этот диссонанс. Мне нужно было докопаться до истины.

Мария продолжила, теперь ее взгляд излучал решимость.

– Когда ты сказал, что собираешься поехать в Донбасс и тебе нужен переводчик, я приняла решение, – сказала она взволнованно. – Я помню, что неожиданно для самой себя выпалила: «Выбери меня!»

Я помню, в тот момент меня несколько ошарашил ее неожиданный энтузиазм, казалось, что это было импульсивным решением. Сейчас ее рассказ об этом судьбоносном случае был полон какого-то детского волнения, желания нырнуть с головой в неизведанное.

С ноткой удивления в голосе Мария продолжила:

– Ты воспринял мое предложение довольно серьезно. Я, самодовольно ухмыльнувшись, заверила тебя: «Я отличный переводчик». На твоем лице расплылась улыбка, и ты подтвердил: «Согласен!»

В этот момент выражение ее лица изменилось, она задумчиво смотрела куда-то вдаль.

– И тут до меня дошло. Я попала в водоворот сомнений, вопросов и постоянного страха неизвестности. Неопределенность была невыносимой. Я должна была узнать правду.

Томас Рёпер, наш закаленный в информационных боях редактор, тогда одарил ее недоуменным взглядом. «Мария, ты же знаешь, что там происходит? Донецк усеян минами. Это зона боевых действий. Ты разве не боишься?»

Даже не моргнув, она устремила взгляд, полный свирепой решимости, прямо на Томаса, который даже слегка растерялся. «Страх – последнее, что меня волнует, Томас. Жизнь в неведении меня пугает намного больше. Нам приходится терпеть чувство вины, стыда и досады только потому, что мы родились в России. Это невыносимо. Мне нужно увидеть правду ради своего собственного душевного равновесия. Я должна поехать с вами».

Когда мы приблизились к границе между Россией и Донбассом, недалеко от Ростова-на-Дону, наше путешествие приняло неожиданный оборот. Гостиница, в которой мы планировали остановиться на ночь, подверглась бомбардировке со стороны украинских войск. Я воочию увидел жестокую реальность, когда ни в чем не повинные люди оказываются лишь пешками в информационной войне. Гостиница превратилась в руины, а все те, кто долгие годы отрицал человеческие жертвы в Донбассе, громко кричали, что видеозапись того, что осталось от гостиницы, смонтированный фейк.

Пока мы подыскивали новое жилье, наше внимание привлекла расстроенная женщина. Она выглядела полностью убитой горем, на ее глазах блестели слезы. Мария с сочувствием и участием выслушала ее рассказ. Женщина поведала, что в этой гостинице погиб ее друг – только чудом мы не разделили его участь. В этот момент тягостное осознание легло тяжелым грузом на наши плечи. У того самого видеоролика, который мы посмотрели, теперь были имя и лицо. Это была не пропаганда – это была реальность, и настолько ужасная, что мозг отказывался ее воспринимать.

Мария была заметно растеряна. Ее потрясло осознание вопиющего безразличия к человеческим жизням, свидетелем которого она стала.

– Это просто ужасно, – пробормотала она, отведя взгляд.

Наше путешествие продолжилось. Мы пересекли границу и въехали в Донбасс, где нас ждала неожиданная картина. На городском пейзаже красовалась огромная буква «Z». Мария опешила: в ее понимании это был символ жестокости и угнетения, как нацистская свастика. Это показалось ей нелепым. Как такое вообще возможно, что живущие под российским гнетом люди могут добровольно демонстрировать символы своих угнетателей? Вид символа «Z» резко контрастировал с восприятием мира, сформированным западными нарративами.

Мы направились в Северодонецк – город, испещренный шрамами войны. Посреди разрухи Мария увидела детскую площадку, которая превратилась в импровизированное кладбище, – зрелище, которое она вряд ли когда-либо забудет. Реальность войны еще никогда не была настолько осязаемой. Мы слушали истории местных жителей, и их стойкость вызывала искреннее восхищение. То, что мы там увидели и услышали, стало тем самым метко запущенным булыжником, разбившим иллюзии ошибочного восприятия Марии.

На развалинах разрушенного города я занимался распределением гуманитарной помощи. Мои руки перебирали груды детской одежды, школьных учебников и игрушек – предметов, крайне необходимых пострадавшим от войны людям. В пакетах с едой, которые мы привезли, не было изысканных блюд и дорогих деликатесов, но для людей это был луч надежды в беспросветном тумане.

В это время Мария была увлечена разговором с непримечательным пожилым мужчиной, чьи обветренные черты лица отражали все невзгоды, которые ему пришлось пережить. Он выделялся не только своим возрастом, но и стареньким проржавевшим велосипедом, который он осторожно толкал по заваленной обломками улице. Марию привлекло умиротворение, которое он излучал. Она неожиданно для себя решила подойти к нему, и эта встреча навсегда изменила ее жизнь.

Мария смиренно подошла к мужчине, стараясь справиться с охватившими ее эмоциями, ожидая бурю гнева и негодования в свою сторону.

– Почему вы не злитесь на меня? – прошептала она взволнованно. – Это же мое государство принесло вам все эти страдания.

Ответ пожилого мужчины не заставил себя ждать. В его глазах читалось спокойствие и всепрощение.

– Нет-нет, нет, что вы, все совсем не так.

Пока я раздавал гуманитарку, Мария беседовала со многими жителями, которые с готовностью рассказывали о том, что пережили. Для нее это было настоящим открытием. Ее разговоры с жителями Донбасса всегда проходили по похожему сценарию. В них Марии открывались сложные переплетения эмоций людей, их любви к России и ее народу.

Это повторялось из раза в раз в Мариуполе, Луганске, Донецке, Волновахе. Куда бы мы ни приехали, люди говорили похожие вещи. Их рассказы разительно отличались от того, что ожидала услышать Мария. Они не вписывались в ее картину мира. Она впоследствии описала свои идеологические метания как «экстремально горькую пилюлю» – термин, позаимствованный из интернет-культуры, который обозначает кардинальное изменение взглядов в результате принятия отвергнутых ранее фактов.

Осознание этого потрясло ее до глубины души. Ее встречи с жителями Донбасса вовсе не были похожи на отношения угнетателя и угнетенных. Та картина мира, которая сформировалась в ее мышлении под влиянием западных СМИ, оказалась разрушена обычными людьми, которые всего лишь делились с ней своими историями. Такой неожиданный поворот событий заставил ее глубоко задуматься и переосмыслить свои взгляды на окружающую реальность.

Майк Джонс: питерский авантюрист на Youtube

На просторах интернета можно встретить совершенно разных