Жених по объявлению - Виталий Яковлевич Кирпиченко

мгле виднелись силуэты взъерошенных коней, несколько из них темными пятнами-кочками лежали на снегу, — они были обречены на гибель. Впереди этой запорошенной, утомленной массы, похожей на заколдованное войско, восседал на коне пастух.

Винты остановились, и мы направились к нему, волоча за собой сумки с едой. Верховой был старик. По его морщинистому коричневому лицу, растекаясь по бороздкам старческой кожи, бежали слезы. То не были слезы радости, то плакала обреченная душа: за свои долгие годы старик впервые почувствовал, что кровь не греет холодеющее тело, и что пришла ему, видать, пора выбирать место для вечного покоя, и что не за горами то время, когда появится еще один мавзолей в степи, обжигаемой горячими поющими ветрами, постоянно несущими то песок, то снег, то горький запах сизой полыни. Простоит он свое и сотрется с лица земли, как и не бывало его никогда…

Волков в тот день взяли мы не много, шесть или семь. Встретились они нам недалеко от найденного табуна. Ловко скрываясь в русле промерзшей речушки, хищники ждали удобного момента для разбоя, да сами угодили под картечь.

Первым стрелял, естественно, Семёнов, оттеснив нас с Иваном Дмитриевичем от двери. Раскорячившись скорей для того, чтобы помешать нам, а не для устойчивости, как хотел показать, он занял весь проем, и нам с Иваном Дмитриевичем уже не было места, куда бы мы могли просунуть стволы.

У летчиков тоже не было, как выяснилось, опыта такой охоты, потому и ушло на каждого из волков по десятку патронов. Вертолет, как угорелый, гонялся за зверями, не догнав одного, бросался на другого, потом на третьего, но они, невредимые, уходили врассыпную, медленно растворяясь в холодной туманной пустыне.

— Подходи ближе! — кричал Семёнов.

— Давай ближе! — кричал и я в кабину.

— Куда еще ближе! — возмущались, в свою очередь, летчики. — До хвоста рукой достать, а им все не так! Научитесь стрелять!

Расстреляв патронташ, Семёнов зло выругался и отошел от двери. Его место по старшинству занял Иван Дмитриевич, но и он не добился успеха. Собственно, я в этом и не сомневался, зная, какой он стрелок. Так себе, дилетант, примыкающий то к одной, то к другой группе охотников, живущий ожиданием удачи. Иван Дмитриевич долго не продержался: от двери его отогнал прямо-таки кинжальный ветер. По-быстрому выпалив десяток патронов, он заколупался в патроннике и, часто моргая близорукими глазами, пересел на сиденье у противоположного борта.

Пришла моя очередь сесть у двери. Я заглянул к пилотам и бросил как можно тверже:

— Сократите расстояние наполовину, если трудно — обгоняйте справа.

Летчики подналегли, густо взревели винты, и мы устремились на серые спины.

Волки удирали. Отчетливо видны их мелькающие лапы, разбрызгивающие снежную пыль.

— Давай, бей! Чего сидишь?! — кричит Семёнов, тяжело дыша мне в затылок.

Я не спешу. Я знаю, что теперь-то зверь не уйдет. Пятьдесят, сорок, тридцать пять метров. Пора. Ствол качается, то закрывая черную полосу на мощной прямой спине, то опускаясь в область светло-желтого брюха, и, когда мушка уткнулась в лопатку, я нажал на спуск. Волк, задрав трубою хвост, замертво сунулся носом в снег.

— Наконец-то! — послышалось из кабины.

— Молодец! — похвалил меня Иван Дмитриевич. — Так держать!

Семёнов молчал, и я чувствовал не только затылком, а и всей спиной его завистливый колючий взгляд.

Второго я достал почти под вертолетом. Он был хитер, этот матерый, и понимал, что удрать просто так от страшной «птицы» ему не удастся, а вот если резко развернуться и пойти навстречу, то шансы спастись есть, и немалые. Не перехитрил, бедолага.

…В конце второго дня, тоже не очень успешного, уставшие до невозможного, мы вывалились из вертолета и упали рядом с ним на сухой чистый снег. Еще стоял в ушах гул и медленно выветривался из легких тошнотворный утробный запах зверья, а к нам уже мчался диспетчер.

— Позвонили только что из района, — переводя дух, сообщил он лежащему пластом Семёнову, — по краю Юзовки прошли волки. Надо их уничтожить! — тоном приказа закончил диспетчер.

— О, еще один командир сыскался, — недовольно пробурчал Семёнов, не поднимаясь с земли и растягивая слова, добавил: — Не успеем, сумерки уже, да и вертолет, видишь, еще не заправлен.

— Да Бог с ним, с этим керосином! — подхватился Иван Дмитриевич. — До деревни рукой подать, а они ведь не травку щипать пошли.

Его поддержал летчик, добавив, что топлива хватит еще на час с лишним. Семёнову ничего не оставалось, как смириться.

На малой высоте мы вынырнули на пригорок, оставив деревню справа.

— Вот они! — показал борттехник и принялся считать, загибая пальцы.

— Четырнадцать! — подсказал штурман.

— Для этих пора любви продолжается, — заметил Иван Дмитриевич, рассовывая патроны в гнезда патронташа и близоруко всматриваясь в синеющий простор.

Я отворил дверь и сквозь пелену слез увидел застигнутых врасплох зверей. Они сидели друг от друга в десяти-пятнадцати шагах, некоторые, почуяв опасность, уходили за плешивый, выстриженный ветрами пригорок.

— Становитесь в круг и не выпускайте их! — крикнул я пилотам. — Режь крайнего!

К крайнему подошли справа, делая неглубокий вираж. Я выстрелил, и волк тут же зарылся носом в снег. Пока шли за вторым, я перезаряжал ружье, но головка старой гильзы оторвалась и застряла в выбрасывателе. Возился я долго, во всяком случае мне так показалось, за это время Семёнов дважды промахнулся, а Иван Дмитриевич не мог справиться со слезами, градом катившимися из его слабых старческих глаз. Он вытирал их ладонью, рукавом брезентовой куртки, концом шарфа, но тщетно: так и отошел, виновато моргая красными веками.

Семёнов в спешке или в чрезмерно захватившем его азарте еще дважды промахнулся, и я бесцеремонно оттеснил его от двери.

Около пятнадцати минут нам потребовалось, чтобы уничтожить стаю, и еще столько же, чтобы собрать и загрузить волков в вертолет.

Садились уже при яркой луне. Около диспетчерской стоял грузовик и сновали люди. Как только остановились винты, люди вплотную подступили к вертолету и стали перегружать волков, волоча их по снегу. При лунном свете отчетливо виднелся на белом снегу кроваво-черный след от вертолета до машины; мелькали серые, белесые тела, лобастые головы, пушистые хвосты. Около машины собрались кучкой мужики, слышались восторженные голоса:

— Голова-то, голова! Как у коня!

— А клыки!

— Да-a, такому только попадись — пополам перехватит и «ох» не успеешь сказать!

— Примерно такого в Панфилове неделю назад убили, семерых покусал, двоих насмерть!

— Это еще что, вот у нас был случай…

На базе, куда мы должны были сдать волков, на этот раз не оказалось приемщика, он, как нам сказали, уехал на свадьбу. Долго искали Петра, который остался