Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь (сборник) - Ирэн Роздобудько

– Спокойно, Майкл, это единственное, что она может предложить. Все остальные места занимают аборигены, и тебе с ними не тягаться. Или ты хочешь здесь засохнуть, как кактус?

Словом, сопротивлялся я не долго.

* * *

Я забываю свое лицо. Мне необходимо время от времени смотреться в зеркало, иначе совершенно забуду, с кем имею дело. Но когда я захожу в зеркальный лифт гостиницы, стараюсь опустить глаза – четыре мудака, окружающие меня со всех сторон, кажутся монстрами: запавшие глаза, выгоревшие волосы, совершенно сожженная кожа и подобострастная маска, прилипшая к лицу. Смотреть на это все довольно противно. Особенно на белую униформу и тележку с чистым бельем и набором моющих средств.

В подсобке, где я переодеваюсь, всегда царит необузданное веселье. Зная, что я еще не совсем хорошо освоился в диалекте, мои сослуживицы лопочут что-то непонятное, используя сленг, и заразительно хохочут, поглядывая в мою сторону. Уверен, они обсуждают меня. Я для них – бесполое существо, перед которым они запросто могут подтянуть колготки, срезать мозоль на ноге или похвастаться перед остальными новым бельем.

Служебным лифтом я поднимаюсь на свой этаж. Главное – не дай бог застать постояльцев в номере и даже в коридоре! Как правило, с восьми до двенадцати в отеле завтрак. За это время нужно успеть обработать все номера, по мере появления на дверях синих табличек, свидетельствующих о том, что клиент вышел. Иногда, правда, попадаются идиоты (иначе не назовешь!), изо дня в день вывешивающие надпись: «Просьба не беспокоить!». Это меня безумно раздражает, ибо потом на уборку номера мне требуется по меньшей мере полчаса, что в наших условиях совершенно неприемлемо: я обязан убрать номер минут за пятнадцать! И это включая перестилание постели (без единой морщинки!) и чистку ковра!

Если бы Светка увидела меня за этим занятием, она, наверное, сошла бы с ума от смеха. «И это все, чего ты добился?» – так и слышу ее презрительный голос. Она всегда считала, что в жизни нужно чего-то добиваться. У меня само это понятие вызывало картинку: человек долбит стену тяжелой кувалдой, и стена постепенно обрушивается на него.

Я предпочитал плыть по течению. Единственное важное решение, которое я принял и которое круто изменило мою жизнь, – эмиграция в Канаду. Впрочем, все получилось практически помимо моей воли. Там работал мой давний приятель-компьютерщик. Он долго писал мне письма, пока я не решился зайти в бюро по эмиграции и подать документы на выезд. Тогда, лет десять назад, время было благоприятное, и совершенно неожиданно через три месяца мне пришел вызов. К тому времени я уже год жил один и брать с собой Светлану мне совершенно не хотелось. Она, очевидно, до сих пор дуется на меня, считая, что я работаю у Сереги (это тот мой приятель) на фирме по обслуживанию телекоммуникаций и живу на собственной вилле с бассейном…

…Я отпираю универсальным ключом первый номер и вкатываю в него тележку. Постели почти в буквальном смысле – взорваны, широкие одеяла валяются на полу. На моем этаже все номера одноместные, но в каждом почему-то стоит два «сексодрома». В номере этого постояльца каждое утро я вижу две использованные постели. Может быть, он половину ночи спит на одной, а потом переходит на другую? Это в лучшем случае. В худшем я вновь найду в ванной кучу пустых бутылок, использованных презервативов и окурков, валяющихся прямо на полу. На белоснежно-кафельном балконе то же самое. Да еще и алые пятна от пролитого вина, въевшиеся в щели между плитками. Я распахиваю двери балкона, чтобы немного выветрился тяжелый запах, и принимаюсь за уборку. Мощный пылесос с режимом влажной чистки втягивает в себя абсолютно все – и окурки, и пепел, и присохшие винные пятна. Я смутно помню, что мать когда-то говорила: «Главное в уборке – полы. Если они чисты – можно считать, что в доме порядок!» Кто бы подумал, что через энное количество лет я приду к этому, как к незыблемой аксиоме. Действительно, через несколько минут ковролин сияет первозданной чистотой, и смятое постельное белье, разные бумажки, огрызки и использованные салфетки уже не создают столь отвратительного впечатления. Справиться со всем этим – пара пустяков! Остается протереть пыль, развесить новые полотенца (четыре для тела, два – для лица, два – для ног и две скрученные в трубочку махровые салфетки у рукомойника), сменить банные халаты, отполировать тумбочки и журнальный столик и оросить комнату освежителем воздуха. И обязательно протереть бархоткой зеркала и трубку телефонного аппарата.

Тишина в коридоре и в номере стоит такая, что мне кажется, я попал в отель для мертвых. Мне хочется нажать на кнопку пульта телевизора. Или же передохнуть с минуту в мягком кресле, воспользовавшись сигаретами клиента, лежащими на столе, закинув ноги на журнальный стол, или заглянуть в холодильник и выудить оттуда банку пива, а если повезет – чего-нибудь повкуснее или покрепче… А еще больше мне хочется (особенно после конца ненавистной работы) помочиться в унитаз люксовских апартаментов и… не слить после себя воду. Вот был бы номер! Естественно, ничего из вышеперечисленного я сделать не могу, более того – я должен быть «святым духом», ангелом чистоты и порядка, незримо и бесшумно порхающим из комнаты в комнату, доброй феей, плодоносящей мылом, шампунем, кондиционером для волос, рулонами ароматизированной туалетной бумаги и кремом для бритья или же – для рук (в зависимости от пола постояльца).

Моя работа заканчивается рано: около часу дня. К этому времени я должен испариться из отеля до следующего утра. Что, в общем-то, меня очень устраивает: я могу съездить на пляж в Меллиху, могу обойти три-четыре бара, переходя из города в город пешком или же, взяв за лиру-другую такси, отправиться в Валлетту. А то и просто полежать у себя в комнате, поплевывая в потолок. И это даже лучше, ибо за время, что нахожусь здесь, я обошел и объехал остров вдоль и поперек. И уже утратил дилетантское туристское любопытство. Меня вполне устраивает эта маленькая страна, состоящая из шести островов, из которых обжитыми считаются только три – Мальта, Гозо (или Гоцо, как произносят местные) и Комино. На остальных – Коминотто, Филфа и Святого Павла – можно разве что поджарить яйца прямо на голых камнях.

В первые месяцы пребывания здесь у меня еще были силы мотаться по мегалитическим храмам – они манили к себе как магнит (видимо, сказалось мое давнее, еще детское, увлечение древними цивилизациями). Даже истории о пиратах и мальтийских рыцарях не увлекали так, как эти странные постройки, опередившие египетские пирамиды на несколько веков. Почти каждый день я брал такси и методично объезжал храмы, не отличающиеся, впрочем, архитектурным разнообразием. На крошечной каменистой территории страны этих непонятных объектов – более двадцати, все они имеют форму трилистника и сложены из гигантских плит, идеально подогнанных одна под другую. Предназначение этих объектов не разгадано до сих пор, да и древние строители исчезли с лица этой земли бесследно, ибо, кроме двух «трущоб», в которых они жили всем скопом, – не найдено ничего, ни малейшего намека на то, что они занимались чем-то другим, кроме фанатичного строительства. Лично я выдвинул свою гипотезу: по завершении некой миссии их забрали инопланетные братья по разуму. Хотя здесь считают, что их постигла неведомая болезнь или же попросту смыла гигантская волна. Как бы там ни было, храмы производят странное впечатление… После скитаний по ним я даже выбрал любимый – Мнайдра, что в двадцати минутах езды от Зугрии и минуте ходьбы от еще одного, почти такого же неолитического гиганта – Хагат Ина. Это совершенно колдовское место, официально считающееся «энергетической точкой мира». Сюда со всех концов света съезжаются маги, йоги, экстрасенсы и прочая нечестивая братия. Я попал сюда во вторую неделю пребывания и искренне поверил, что смогу подзарядиться хоть какой-то энергией, даже проконсультировался по этому поводу с миссис О’Тулл.

Я выехал в Мнайдру рано утром и не застал там ни одного туриста (по правде сказать, здесь практически никогда не бывает сутолоки, как, скажем, в Луксоре или нильской «Долине мертвых»). Я сел в центре трилистника и закрыл глаза. Тишина стояла такая, что казалось, находишься в середине солнечного шара. Через несколько минут мое тело словно приобрело округлость, утратило контуры и нагрелось изнутри. Я был уверен, что просидел всего несколько минут, но когда глянул на часы, к своему удивлению обнаружил, что время катится к полудню, а вокруг меня уже расхаживают туристы… Была ли в том магия, не знаю. Может быть, и правда, время в этом месте останавливается.

Позже я спускался в Гипогей – такой же храм, только выдолбленный в камне на сотни метров вглубь. Кто-то неизвестный веками вгрызался в остров, пока не создал трехъярусный подземный лабиринт, в котором даже кровь стыла в жилах от холода. Пока у меня не было работы, я целыми днями только то и делал, что строил свои догадки по поводу увиденного, и даже плохо спал по ночам, ибо мне снились эти люди – фанатики или же гении. Любили ли они? Боялись ли смерти? Чего желали?