Сборник "Убийца, ваш выход!" - Найо Марш

— Но как в таком случае объяснить собственное признание Стефани Воэн?

— Не в убийстве же она призналась! Речь шла о ее посещении квартиры Сюрбонадье. Ей было известно, что Артур хранил листок с подписями в шкатулке. Она рассказала Гарденеру, что я поймал ее с поличным, но, кажется, поверил, будто она приходила только за своими письмами. Кроме того, она не скрыла, что побывала в моих объятиях, добавив, что я его злейший и опаснейший враг.

Аллейн внезапно замолчал, пауза затянулась, но Найджел не торопил друга.

— А бутафор? — в конце концов не удержавшись, задал очередной вопрос журналист.

— Его я ни секунды не подозревал. Будь он виновен, не стал бы поносить на чем свет стоит покойного Сюрбонадье, и вообще бедняга Хиксон был слишком глуп для столь изощренной затеи. Каким-то образом он узнал Гарденера в темноте, вероятно, они действительно столкнулись, и это подсказало Феликсу выдумку про то, будто ему наступили на ногу. Хиксон не собирался его выдавать, напротив, он был благодарен Феликсу: тот отомстил Артуру за все! Но прочтя об аресте Сэйнта, честный малый бросился на выручку хозяину. Он написал мне записку и позвонил Гарденеру, намекнув, что кое-что знает. Гарденер предложил встретиться в театре: про окно во дворе наверняка ему рассказал Хиксон. Облачившись стариком, накинув пелерину, Феликс легко одурачил нашего Уилкинса. Вообще-то, перевоплощение — плод фантазии сочинителей детективных романов, но тут особый случай: Гарденер — незаурядный актер, он мог рискнуть. Когда вы пять минут кряду звонили в его дверь, он как раз убивал Хиксона.

Аллейн затем изложил журналисту, как было совершено второе убийство. Найджел ужасался, отказывался верить своим ушам.

— Полицейский, сменивший Уилкинса, видел, как старик в пелерине вернулся, но и он не узнал Гарденера. Сегодня утром в квартире Феликса был произведен обыск, и мы отыскали одежду, которой Гарденер воспользовался для маскарада. Убийцам присуще высокомерие, и Феликс Гарденер утратил чувство реального, оценивая собственные способности. Убийство Хиксона — еще один его грубейший просчет, но, с другой стороны, что ему оставалось делать? Этот безумец — бутафор, очевидно, заявил, что не позволит судить ни в чем не повинного человека. Гарденеру надо было его обезвредить, и он немедленно составил план, обладавший множеством достоинств. Если бы не ваш визит, когда его не оказалось дома; если бы не старый слуга из Кембриджа, случайно слышавший разговор Гарденера и Сюрбонадье; если бы не «молочко», попавшее на перчатки, все могло обернуться для убийцы вполне удачно. Мы, полицейские, никаких особых открытий не сделали, и больших заслуг в его разоблачении у нас нет. Я отнюдь не склонен осыпать себя лепестками роз в связи с разгадкой этого преступления.

— Почему вы все время пытались меня куда-нибудь сплавить?

— Дорогой мой, он же был вашим другом. Кроме того, Феликс догадывался, что вы частично подслушали их разговор со Стефани. Словом, я боялся за вас — ведь он закоренелый убийца.

— Нет, Аллейн, вы меня не убедили, тут какая-то иная причина.

— Отказываетесь верить в очевидное, потому что верны дружбе, сильно были к нему привязаны... Видели, как он, спускаясь по лестнице, попытался меня лягнуть? Точно так отправил он в мир иной бутафора.

— О да, я видел его лицо в тот миг.

— Даже я не ожидал от Гарденера подобной выходки. Этим он себя полностью изобличил, никаких других улик и доказательств не требуется. Когда я попросил его слазить на колосники, он принялся лихорадочно обдумывать, как сыграет изумление при виде трупа. Я-то рассчитывал, что он разглядит мешок с песком, и с любопытством ждал его реакции. А он даже не взглянул на чучело и, слыша шуршащие, не усомнился, что это трется о парусину обувь мертвеца. В его воображении не потускнело зрелище раскачивающегося в петле трупа, и он с ходу приступил к исполнению этюда: ужас во взгляде, леденящий душу вопль — он узнал Хиксона! Сыграно грандиозно. Невиновный же увидел бы, что висит на веревке не покойник, а самый обычный мешок.

— Удивляюсь, как это он согласился лезть наверх.

— Ему ничего другого не оставалось. Я притворился, будто подозреваю беднягу Симпсона, действительно боящегося высоты. Несчастный побелел от страха, Гарденеру же это придало уверенности. Нет, ему никак нельзя было отказаться.

— Итак, Артура убил Феликс, убил умышленно. Такой колоссальный риск — и чего ради? Мотивы у Гарденера ничтожные, — сокрушенно заметил Найджел.

— Как выяснилось, не такие уж ничтожные. Если бы Сюрбонадье привел свою угрозу в исполнение, Сэйнт немедленно прогнал бы Гарденера из театра и вообще нанес бы ему неисчислимый вред. Покойный наверняка вымогал у Феликса кругленькие суммы, ведь наркоману постоянно нужны деньги. Наконец, Артур мог своими рассказами навсегда отвратить Стефани от Гарденера. Ведь Феликс наверняка сам ей в своих грешках не исповедовался. Впрочем, кое-что она знала, иначе не пошла бы на квартиру Сюрбонадье. Отважная дама!

Найджел взглянул на Аллейна с любопытством.

— Вы находите ее весьма привлекательной, не так ли? — рискнул спросить он.

Аллейн пожал плечами.

— Пока не начинает корчить из себя примадонну, — спокойно ответил старший инспектор.

— Вы, как я погляжу, головы никогда не теряете. Стреляный воробей!

— Надеюсь, что так. Пойдемте обедать, а потом мне надо возвращаться на службу.

— Я не голоден.

— Аппетит приходит во время еды.

Они зашагали по проулку к театральному фасаду. Огромный единорог из стали и черного стекла уже сверкал огнями. Аллейн и Найджел невольно залюбовались эмблемой.

— Есть в этом деле одна удивительная особенность, — заметил Аллейн, — причем заслуга тут ваша. Впервые я с комфортом наблюдал за убийством, сидя в первом ряду партера по билету, любезно присланному самим преступником.

Аллейн, махнув тростью, остановил такси, и друзья молча покатили прочь.

1

Торндайк, Эдуард (1871-1949) известий американский психолог, сформулировал теорию «проб и ошибок».