Ржаной хлеб с медом - Эрик Ханберг

— Нашим курам хоть бы что. Петух только нервничает.

— Сам я с такими коровами и фестивалями не имел дела.

Ветеринарный врач любезен. Вымыл руки, попрощался.

Папаша Андулис возвращается к музыкантам. Отыскивает главного.

— Слышь, какая у меня беда стряслась-то с коровой.

— Дяденька, мы уже говорили об этом. Согласно перспективному плану…

— Да бог с ней, с травой. Хотя можно было вообще-то и скосить. Дома у меня четыре косы. В добрых косовищах, крепко насаженных. Да что теперь. Поздно.

— Мы, дяденька, приехали не косить, а трубить.

— Да уж натрубились. Моей Капельке молоко в рога ударило.

— Надо, дяденька, следить за коровой. Смотреть, что она ест, а ты все около музыкантов вертишься.

— Так я хотел попросить, не могли бы вы свою сыгровку перенести чуть подальше за лес, приезжали бы сюда к озеру только на ночлег?

— Ты соображаешь, дяденька, что говоришь? Теперь, когда нужно экономить горючее, я буду туда-сюда гонять машины.

— Послушай-ка, если Капелька околеет — хорошо если за тысячу удастся купить такую корову. И молока восемь тысяч литров в год тоже коту под хвост. А ежели покупать телочку, то сколько еще времени уйдет, пока она раздоится.

— Дяденька, не наводи мелочами тень на мероприятие, которое должно прозвучать на всю республику. Трубачи ведь приехали в честь ветеранов войны и труда. Тут нельзя как попало.

— Послушай-ка…

Но главный больше не слушает. Когда собрано вместе сотни людей — притом из разных коллективов, — ей-богу, нелегко. Даже такому многоопытному человеку, как главный администратор.

Пока у музыкантов был перерыв, Капелька паслась. А как только все вместе затрубили, перестала, даже жвачку не жует. Вымя воспалилось, набухало прямо на глазах.

Папаша Андулис надел на корову уздечку.

— Элла, возьми хворостину. Если заупрямится и не пойдет, стегнешь.

Музыканты заиграли песню-марш, но троица пошла своим ходом. Андулису было не до труб. Капелька то и дело кидалась в сторону. Элла хлестала ее сзади хворостиной. Взбудораженная скотинка возьми да и толкни головой Андулиса в спину. Обычным шагом Элла за ними не поспевала, неслась всю дорогу бегом да скоком.

Добелисы повели Капельку через лес, чтобы договориться на три дня о ночлеге для нее.

Домой возвращались молча. Молча папаша Андулис вынул из шкатулки приглашение, бумагу для письма и конверт.

— Элла, надень очки. Элла присела.

Смотритель шлюзов не имел склонности к сочинительству. Поэтому все, что хотел сказать, изложил кратко:

«Утритесь вы своим приглашением на праздник духовой музыки.

Мы с Эллой».

ИРБИТЕ

В «Межмалниеках» с незапамятных времен жили лесники. Сейчас тоже — смотритель колхозных лесов Сандрис. С женой Лайне, диспетчером хозяйства, и с сыном Юргисом, учеником третьего класса. Все трое самый что ни есть деревенский народ. С той лишь разницей, что предшественники ездили на лошадях, а нынешние Межмалниеки — в «Жигулях». В моторизованный экипаж о четырех колесах семейство пересело совсем недавно. До этого по рабочим, а также и по семейным делам Сандрис шпарил на мотоцикле. Сзади жена, в коляске — сын. О легковушке стали подумывать три года назад. Однако денежки, сколько бы их ни зарабатывали, в доме не задерживались. Пока Лайне училась в сельскохозяйственной академии на заочном, времени для сада и хлева почти не оставалось. Того, что давала корова, поросенок да грядки, хватало только для самих. Так что рублики, вырученные за молоко, текли в кошелек медленнее, чем у большинства колхозников, которые использовали приусадебные участки с куда большим размахом и изобретательностью. Накопления регулярно подтачивал Юргис. И не какими-нибудь там покупками, а вечными своими недомоганиями. Родители возили сына к врачам, знаменитым и безвестным, то и дело клали его в больницу, доставали путевки в санатории, искали самые что ни есть дорогие лекарства.

Мальчик рос вроде бы нормально, только точнее было бы сказать: не рос, а вытягивался, как тощий побег. Телу не хватало силы, оттого к Юргису лепились всевозможные хвори. Не только те, которыми болеют все дети его возраста, а гораздо более серьезные. Поэтому он отстал в школе от своих сверстников на целый год. А если бы не схватывал науку на лету, то вряд ли дотянул бы и до этого. Пока он лежал в постели, пропущенные дни складывались в месяцы. Врачи и учителя советовали мальчика не перегружать. Чтобы чрезмерным усердием не перетрудить светлую головенку.

Частые болезни сказались не только на физическом состоянии Юргиса. Он часто грезил наяву, забывая обо всем на свете. Иногда от чрезмерной чувствительности начинал плакать или ни с того ни с сего приходил в ярость.

В последнее время дела как будто пошли на лад. Юргис стал поправляться. Мышцы окрепли, и хворобы вроде б поотстали. Видно, забота квалифицированных медиков и лекарства принесли наконец свои плоды. Но Лайне и Сандрис нахваливали только одного врача, того, кто посоветовал регулярно поить сына кобыльим молоком. Этому-то стакану молока и приписывали родители силу, которая поднимает с постели даже умирающего.

— Нас предупредили, что Юргису впрок пойдет только парное, а не подогретое молоко, — начинала обычно свой рассказ Лайне.

А Сандрис подхватывал:

— Раз так, сажаю сына в коляску и качу два раза в день в конюшню. Двадцать два километра на мотоцикле по хорошей дороге — пара пустяков.

Что представляет собой кумыс, знает едва ли не каждый, кто побывал в санаториях Крыма и Башкирии. Одни его хвалят, другие морщат нос при одном только упоминании. Но вряд ли много найдется таких, кто мог бы рассказать о том, каков вкус у парного кобыльего молока.

Всемогущими свойствами в разное время наделялись пенициллин, прополис, вьетнамская мазь и женьшень. Всегда какую-нибудь лабораторную новинку или находку народной медицины превозносят до небес. Потом забывают и спустя время снова открывают.

Может, кобылье молоко и было когда-нибудь всем лекарствам лекарство в наших краях. Но, видать, очень давно. Не помнится, чтобы о его чудодейственных свойствах рассказывали наши бабушки или деды.

Ферма, которую регулярно посещали оба Межмалниека, находилась в соседнем хозяйстве. В свое время тамошний колхоз прославился коровами и высокими урожаями. Видать, теперь соседи решили заняться коневодством. Спрос на спортивных лошадей рос с каждым годом, так что новая отрасль животноводства обещала со временем приносить солидный доход. Уже сейчас на местных и государственных аукционах за некоторых питомцев фермы платили по тридцать, сорок, а подчас и пятьдесят тысяч рублей.

Юргис обожал сладковатое кобылье молоко. Не каждый может так запросто его попивать. Иной возьмет в рот, а внутри словно пружина распрямляется, выталкивает назад. О пацане Межмалниеков скотницы отзывались с одобрением. Посмеивались: вырастет, мол, таким же резвым, как жеребенок, попробуй тогда обуздай его. Юргис на них не обижался, он стал совсем другим.

Каждый день его приветливо встречали двести лошадей. Во всяком случае ему так казалось. И взрослые кони, и подростки-жеребята осторожно щекотали губами ладонь — брали кусочки сахара. У Юргиса всегда карманы были набиты сладостями.

В конюшнях и загонах царила та особая доброжелательность, которая бывает только у лошадей. Двухразовое ежедневное общение с лошадьми лечило Юргиса и духовно. Не только люди влияют на животных. Ученый-психолог Анна Кид, изучающая законы взаимосвязей — хочешь верь, хочешь нет, — заявляет, что владельцы собак, мужчины, становятся более властными, агрессивными. А женщины — чрезвычайно аккуратными. Как женщины, так и мужчины, которые держат дома кошек, предпочитают замкнутый, уединенный образ жизни. Об исследованиях Анны Кид в печати промелькнула заметка:

«Любители птиц в целом общительны, говорливы, легко находят друзей. Но женщины любят командовать. Владельцы черепах усидчивы, могут подолгу заниматься однообразной работой, имеют склонность к карьеризму. Любители змей, как правило, большие оригиналы, хорошо справляются с работой, которая требует мгновенной реакции. Может, потому, что от пресмыкающихся, которых они держат дома, в любой момент можно ожидать неприятностей».

Как бы там ни было, но лошади пробудили в Юргисе дремавшие силы сопротивления: болезни отступили.

Мальчишке открылся новый мир. Раньше он осваивал лесную науку. Но обитатели леса избегают человека, увидишь их только издали. С домашним скотом Юргис дружбы не водил. Корова всегда жадно набрасывалась на корм, поросенок всеми четырьмя ногами забирался в корыто. А лошади нежным прикосновением губ, внимательным взглядом вели с ним разговор. И этот язык Юргис понимал.