Ледокол (СИ) - "Ann Lee"

Выбираю большое белое полотенце, и плетусь в коридор, завернувшись в него. Там валяется другая часть моего гардероба, верхняя. Подбираю футболку, куртку вешаю на крючок вешалки. В брошенном рюкзаке, нахожу телефон. Время почти одиннадцать утра. Надо приводить себя в порядок, да за Андрейкой ехать, к родителям.

Прихватываю все свои вещи, и иду в ванную, по дороге украдкой заглядываю в светлую кухню. Кир стоит возле плиты, спиной ко мне. На нем только свободные штаны, И я невольно залипаю на эту могучую спину, расчерченную черными узорами, с рельефными мышцами, и вспоминаю свою вчерашнюю фантазию.

Спешу ретироваться в ванную. Встаю под тёплые струи душа, и вспоминаю в деталях вчерашнюю ночь, начиная с разговора с парковки, и заканчивая фееричным последним разом.

Что же получается теперь у нас отношения?

Или нет?

Ведь кое-что изменилось вчера. С его стороны вообще можно всё это расценивать как признание. И его желание, перевезти меня к себе, и обещание, что я ему не надоем, и вспышка ярости, когда я просила не убивать Юру. А то, что он меня сравнивает с зависимостью, это как?

Хотя… Всё это может только мне казаться, и страшно обжечься. Ведь ставил он меня уже на место, вдруг и сейчас рассмеётся и скажет, что я просто принадлежу ему, и если он хочет, будет нежным, не захочет, я могу и потерпеть. А я так хочу, чтобы он всерьёз мой заинтересовался, потому что, я то уже точно вляпалась «по самое не хочу»!

С таким раздраем я вышла из душевой, обтёрлась насухо, и глянула на себя в большое зеркало, что висело над раковиной.

Матерь Божия!

Недаром у меня всё болит. Вся кожа в засосах, укусах. На шее, груди, животе. На руках синяки. Поворачиваюсь спиной, и там такая же картина.

А мои бедные ягодицы! И это сделал один человек.

— Кир! Ты варвар! — вылетаю из ванной, так и не одевшись, только в полотенце завернувшись.

Он вопросительно смотрит на меня, обернувшись от плиты.

— Как можно быть таким пещерным человеком? — откидываю с груди влажные волосы, указывая на синяки.

Он выключает плиту, и разворачивается всем корпусом.

— И тебе, доброе утро! — криво улыбается и ловким выпадом, сгребает меня к себе, ухватив за шею.

— Неужели нельзя быть аккуратней, — негодовала я, заглядывая в холодные глаза, пытаясь оттолкнуть этого нахала.

— Вчера ты не возражала, — хмыкает он, разглядывая моё гневное лицо. — И даже умело распалила меня. Будишь зверя, не стони от царапин от его когтей!

— Зверя? — офигела я. — Да я приятно тебе хотела сделать!

— А кто говорит, что мне неприятно было, — усмехается и подцепляет моё полотенце, оно падает к моим ногам. — Ну, давай поцелую, где больно!

— Кир! — прикрываю грудь. — Я вообще-то есть хочу!

— Думать надо было, когда в одном полотенце вылетала, — ворчит он, склоняясь надо мной. — Блядь, грёбаная Виагра!

— Кир… — а больше ничего не успеваю сказать. Теплые губы накрывают рот, затягивают в дурманящий водоворот. Все мысли прочь. Остаётся только нарастающая жажда. Я откликаюсь на его призыв. Прижимаюсь обнаженным телом, зарываюсь пальцами в короткие волосы на затылке.

Всё глубже и глубже, в этот водоворот.

Ну как тут откажешь, когда каждое прикосновение простреливает током. Несётся по венам бешеной энергией. Ноги тут же подгибаются, слабеют, словно вместе с поцелуем, он пьёт мою волю.

Неужели я тоже так на него действую?

Когда вместо нервов оголенные провода?

Вместо крови кипучая лава?

Когда хочется только им дышать, ароматом его, вкусом жить! Это страшно, так хотеть человека. Это погибель, так растворяться без остатка в нем. «Нельзя», вопят все мои инстинкты. Но разве есть мне дело до них, когда тело моё давно у него в плену, а сердце только рядом с ним бьётся, живёт?

Как оказываюсь на кухонном столе, даже не понимаю. Сижу, обхватив ногами его талию, а руками шею. Кир натягивает мокрые пряди и заставляет откинуться назад, открыться для горячего рта. И опять не грамма нежности, только животные, грубые поцелуи, на границе с укусами, которые добавят отметин на моей коже. Но разве я возражаю. Я только блаженно стону, и трусь влажным лоном, о его выпирающий, из под штанов член.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Нас прерывает звонок в дверь. Вернее меня, Кир продолжает, исцеловывать, искусывать мою кожу, подбираясь к груди. Я напрягаюсь.

— Кир, ты слышал?

— Пусть идут на хуй, — рявкает он, и притягивает меня к себе, снова губы терзает, и все тревоги вылетают в момент.

Но звонок повторяется опять и Кир вновь игнорирует его, обхватывая двумя руками моё лицо, и глубже погружая в меня язык, словно призывая забить вместе с ним. Что я и делаю, перестаю реагировать на внешние раздражители, полностью окунаясь в страстные, изголодавшиеся поцелуи.

— Ох, ты ж, ё-моё! — вскрикивает женский голос.

— Кир обязательно со своими шлюхами, на столе-то трахаться! И вообще я же звонила, мог бы и отвлечься. Блин кофе хотела попить!

Всё это говорит высокая блондинка, стоя в пол оборота к нам. Она отворачивается, чтобы не видеть того действа, что происходит на кухне. Я ещё не пришедшая в себя, тяжело дышу, в недоумении верчу головой. Смотрю то на Кира, то на неё, и потихоньку сползаю со стола, подтягиваю с пола полотенце и укрываю наготу.

Кир так вообще замирает, и тяжёлым взглядом сверлит пришедшую.

— Ты на хрена припёрлась, Жанна? — скрипит его голос. Он вытягивает из кармана сигареты и зажигалку, и закуривает.

Жанна оборачивается.

— О, ты прикрылась! Замечательно, — холодно улыбается она, и не без презрения рассматривает меня. Лицо, засосы на шее.

Я невольно прикрываю, их рукой.

Тогда, её оценивающий взгляд скользит ниже, пока на останавливается на моих ступнях.

— Н, да! — кидает она в мою сторону, свою оценку.

А я вопросительно смотрю на набычившегося Кира.

— Поговорить надо, — Жанна расстегивает меховую курточку, и машет рукой, когда до неё дотекает дым. — Найди время для жены-то!

Жены⁉

Я моргаю. Это слово словно по сердцу ножом!

Дыхание сбивается. Я снова смотрю на Кира, но он игнорирует меня. Внутри всё холодеет. Просто отмирает. Некроз тканей. Такой удар я не выдержу, да и не пытаюсь. Слегка покачиваюсь, словно пьяная.

— Ты что, своих шлюх не предупреждаешь, что женат? — ухмыляется Жанна, видя мою реакцию.

— Было бы о ком предупреждать, — цедит Кир, а для меня звучит наоборот, «было бы кого предупреждать». Но он всё же удосуживается бросить на меня короткий взгляд. Так просто убедился, что ещё на ногах стою.

У меня из глубин поднимается тошнота. Я пытаюсь дышать, унять её, но она наползает так неумолимо, что меня просто сейчас вывернет прямо здесь. А ещё в нос забиваются сладкие, тяжёлые духи Жанны, и пульс в висках стучит как набат. Я срываюсь с места, пролетаю мимо прижавшийся к стене девушки, и забегаю в ванную, включаю воду, и меня рвёт. Почти ничем, просто желчь, но кишки выворачивает знатно.

Холодная вода немного усмиряет организм, и я постепенно прихожу в себя. Вытираюсь. Смотрю на своё размазанное лицо в зеркало, и удивляюсь себе.

Какая я дура! В очередной раз поверила ему. Идиотка!

Меня захлёстывает такая злость на саму себя, что я еле удерживаюсь, чтобы не впечатать кулак в зеркало. Останавливает лишь то что, эти двое поймут мою реакцию. А я совсем не хочу её давать.

Плевать! Плевать на него! Я не позволю об себя вытирать ноги!

Да куда уж больше, подсказывает внутренний голос. Значит, тем белее пора завязывать!

Я неимоверным усилием воли запираю все свои негодующие чувства. Одеваюсь, благо вся одежда здесь, и выхожу из ванной.

40

Кир и Жанна о чём-то тихо переругиваются на кухне.

Я иду в прихожую, собирая на ходу, влажные волосы в хвост. Обуваюсь. Натягиваю куртку, и как только тянусь к замку, который не знаю, как открывать, а упрямство мне не позволит позвать этого гада, в коридор входит Кир.

— Здесь жди. Я отвезу тебя! — сама любезность.