Свобода - Афаг Масуд

- Возможно и так, - сдержанно ответил он, - но нельзя делать поспешных выводов. Собранные материалы еще не дают полного представления о случившемся. Эта трагедия требует серьезного изучения, всестороннего сбора фактов, тонкого, ювелирного анализа... - говорил он, чувствуя, как лоб покрывается холодным потом... Такое - чтобы не слышать слов выступающего с ним происходило в первый раз... Как это получилось?.. - подумал он, оглядывая зал. Значит опять...

...Председатель комиссии, удовлетворенный ответом, продолжил речь.

Внимательно вгляделся в лица сидящих в первых рядах. Бросил взгляд по сторонам. Все, как и прежде, со спокойными лицами слушали говорящего.

...Это конец... Это тот самый конец... Так когда-то говорила старая гадалка: "...как поворачивают портрет оборотной стороной, так и уходят, обернув лицо к тому свету"...

...Собравшись, сконцентрировал внимание на выступающем и поймал себя на том, что опять пропустил его слова...

...Стало тоскливо... Руки похолодели. Такое с ним в последнее время случалось часто. Кажется, это из-за нарушения кровообращения...

...Потер руки и сложил ладони. Казалось, это чужие руки. Пальцы скрючились, как горбуны, кожа высохла.

Вспомнил, как однажды ему приснились эти руки...

...Это было еще в далеком провинциальном городе. В одну из снежных ночей ему приснилось, будто руки его, как две крысы, бегают по полу, иногда проваливаются в какую-то щель и стоят там, готовые с ужасным криком броситься на него... В ту ночь он долго играл в страшные прятки с руками, но им ни разу не удалось поймать его...

...Зевнул... По мере зевка лица сидящих в зале менялись на глазах...

...Его поглотит это цепкое болото сна... или он просто куда-то исчезнет...

...Армия "сусликов" снова, пощелкивая острыми, мелкими зубками, глядела на него круглыми глазками... Словно готовились всей стаей наброситься и загрызть его своими мелкими острыми зубками...

...Это катастрофа... Он нигде не читал о поглощении человека собственными снами... Что это, болезнь или старость?!. А может, простая усталость?.. - думал он, потирая руки. - А если усталость, то причем здесь мавзолей?..

Немного погодя, слушая выступающего, вдруг вспомнил письмо, недавно опубликованное в газете...

Какая-то женщина с неизвестной фамилией рассказывала о каком-то знаменитом психиатре, и благодарила за несколько коротких сеансов гипноза и аутотренинга, которые излечили ее сына-наркомана...

...Он напрягся, стараясь вспомнить фамилию того психиатра... В редакционном постскриптуме сообщалось, что в отличие от алкоголизма лечение от наркомании осуществляется лишь с помощью лазерной хирургии уничтожением в организме человека пораженных точек - и то лишь в некоторых развитых европейских странах. И воздействие на эти точки без хирургического вмешательства, без применения медикаментов лишь с помощью гипноза можно считать мировым достижением. В том же постскриптуме была еще и фраза о снах, но сейчас он никак не мог ее вспомнить.

Значит, и память начинает слабеть...

Ему вспомнилось равнодушное, усталое лицо профессора на фотографии, помещенной рядом с письмом... и тут же, обращаясь к выступающему, он сказал:

- А я скажу вам, что упомянутые вами артиллерийские установки покупаются не из указанных вами источников, а из соседних республик. А часть вооружения, по последним данным, доставляется самолетами. Продолжайте...

Он проговорил это, а слух обжигал жаркий голос старой гадалки из прошлого:

- ...Это и смертью нельзя назвать, сынок... Как переворачивают портрет, так и твое лицо повернут к тому свету...

Часть 5

- Профессор!.. Профессор!.. Профессор!..

...Проснувшись, вскочил, огляделся... Свет в комнате так с ночи и остался не выключенным... Солнце уже стояло высоко... Часы на противоположной стене показывали половину девятого...

...Перевернувшись на бок, профессор по привычке попробовал припомнить, что снившееся, но ничего, можно сказать, не вспомнилось. Разве что белые облака, мягко касавшиеся рук и ног, странные тюлеподобные туманные покрывала...

Но удивительны были поразительная легкость, бодрость... Словно за эту ночь он помолодел лет на десять. К тому же в эту ночь... - тут им овладела легкая тревога - ...в эту же ночь профессор, казалось, заново прожил всю свою жизнь...

Само содержание сна никак не шло на память. Ясно было одно - этот сон означал, что жизнь его пришла к концу, и больше его с этим миром ничто не связывает... Причем ощущал он это, как свою руку, ногу, и несло оно небывалое спокойствие... Из смутных обрывков сна выходило, что пресыщенные до последней клеточки его тело и душа отказывались воспринимать что-то новое, они пресытились этим, изученным им, насколько возможно, таинственным миром, и никакие чудеса и открытия их больше не интересуют...

...С кухни послышался звонок телефона...

Поднялся, закутавшись в одеяло, и босиком зашлепал на кухню, чувствуя, как холод пола пробирает все тело.

- Профессор?!. Доброе утро, профессор!.. - услышал он взволнованный голос секретарши главврача. - Что это с вами?..

- Со мной?.. - профессор уже привык к бесцеремонному тону девушки. Со мной ничего...

- Я имею в виду, не болеете?.. - девушка говорила быстро. - ...Тут вся клиника переполошилась... Вас ищут. Как вы себя чувствуете?..

- Спасибо, хорошо. А с чего это меня ищут?..

- Не знаю... Бейдадаш (так в клинике называли главврача) с утра только и твердит "Вейсов, Вейсов". Приехал на работу впопыхах... спрашиваю, что случилось, не говорит. Замучил меня "Найди его" и все... Так вы дома или нет?..

...Перед глазами захлопали по-коровьему бессмысленные глаза главврача...

Совершенно не хотелось видеть его.

- Скажи, телефон не отвечает. Через двадцать минут буду... - ответил он и повесил трубку.

...Несколько минут профессор так и стоял посреди кухни с одеялом на плечах...

Взгляд его упал на оставшуюся на столе с позавчерашнего вечера пыль истлевших насекомых... Все вспомнилось...

...Академик... древняя рукопись... записная книжка... страницы... любовь и кишки... соглядатай в серой куртке...

...Ему стало не по себе...

Сейчас спросонья невозможно было определить - что из этого ему приснилось, а что было на самом деле...

...Сколько странностей произошло в последние два дня, какие всплыли, страшные истины?!.

Что все это было?!. - думал профессор, чертя пальцем по пыли на столе.

...И без того мешающиеся мысли, путались еще больше, рождая еще более зловещие картины...

...Профессор открыл кран. Потекла кофейно-ржавая струя.

...Он умылся водой из чайника.

...Очень может быть... - продолжал размышлять профессор, снова сев на табуретку и потирая лицо, - очень может быть, что больной переводчик и был прав. Из этой древнеегипетской рукописи выходило, что они с академиком были в одном и том же месте, в той опасной зоне, которая в рукописи именовалась "Порогом". Академик мертв... Он пока еще жив. Временно, под огромной тенью простершегося к нему Нечто...

...Профессор опять явственно ощутил на себе - в этой полусырой кухне, маленькой комнатке, забитой хорошо знакомыми вещами покойной жены. В углу, где сидел профессор, словно вдруг наступил вечер...

Стало холодно...

...Однажды ночью, когда он будет ждать первых лучей солнца, а, скорее всего, когда он будет спать, эта же таинственная тень ястребом налетит на него, вонзив острые когти в спину, вырвет из постели и унесет с собой Туда... в тысячеслойное неведомое пространство...

...От этой мысли профессора словно резко подбросило... Закутавшись в одеяло, он на миг замер посреди кухни, размышляя о своей безвыходности, и снова опустился на табуретку, чувствуя, как холод пронизывает все тело.

...Дрожа от холода, вернулся в комнату, сев на край кровати и, натягивая холодные с ночи носки, вспомнил вчерашнюю ночь, и сад, где все стороны были одинаково и ужасающе симметричны...

...И вспомнил, как после долгих мучений обнаружил в углу сада странный выход, и ведущую оттуда узкую темную извилистую дорожку, полную голосов неведомых птиц, и поразительного вислоухого пятнистого пса, указавшего ему дорогу... Вспомнил неслышный в завывании ветра мягкий бег пса, его медленные, словно полусонные повороты головы, вспомнил, как с мудрым спокойствием, будто исполняя долг, вел он его за собой...

Казалось, - думал профессор, - это пес привык вот так вот выводить людей, заблудившихся в этом страшном саду...

И еще вспомнил мучительный вчерашний вечер, и как далеко за полночь до боли в глазах смотрел телевизор, пока не закончились передачи по всем каналам, и, боясь попасть в плен снов, теплым воздухом опутывающих его тело, до утра пил чай, кофе и лишь на рассвете при робких лучах солнца, нарушивших загадочность ночного неба, в час, когда, по словам больного переводчика, заканчивалось время неведомого пространства, на онемевших ногах донес свое свинцовое от усталости тело до постели, и раздевался уже под одеялом, не в силах поднять веки...