Heartstream. Поток эмоций - Поллок Том

— Смотри, — одними губами произнес он.

С огромным усилием я поборола растущую жажду крови, как можно тише открыла дверь и проскользнула в 7Б класс.

— Где твоя тиара, принцесса? — язвительно спросил ребенок, похожий на гориллу. Думаю, это был Мартин Голлингс.

Чарли медленно выпрямился, стоя спиной к Голлингсу шесть долгих секунд. Затем театрально проверил свой макияж с помощью камеры телефона.

— Марти, дорогой, — он глубоко вздохнул. — Это готический образ конца прошлого века, — он повернулся на каблуках. — Я даже и не думал надевать тиару с чем-то, кроме полноценного образа в стиле глэм-рок, и даже тогда это будет немного… de trop[3], не правда ли? — он растянул термин, наслаждаясь выражением растерянности и раздражения на лице Голлингса. — Это по-французски, — сказал Чарли со стеклянной любезностью. — Чересчур. Знаю, вряд ли этот термин когда-нибудь можно будет применить к твоему чувству стиля. Но мы можем попробовать.

Слабое хихиканье нарушило тишину, и я не могла сказать, смеялись ли над Чарли или Голлингсом. Выражения лиц смеющихся детей говорили, что, может быть, они и сами не знают. Выражение лица Чарли демонстрировало, что ему плевать.

Мой младший брат фактически перепрыгнул через вытянутую ногу Голлингса и оказался в нескольких дюймах от лица неуклюжего бегемота.

— Ты мог бы — с небольшим усилием — быть почти красивым, знаешь ли, — пылко сказал он, проведя пальцем по щеке Голлингса. Новая волна хихиканья, когда Голлингс отпрянул. — Я был бы рад дать тебе совет, я добрая душа. Во-первых, это идиотское выражение лица — ну проооосто каменный век. На твоем месте я бы избавился от него.

Смех становился громче, и на этот раз мальчишки с розовыми лицами смотрели на Голлингса. Да, ветер определенно менялся.

Челюсть Голлингса двигалась, но слов не было. Чарли сочувственно посмотрел на него.

— Нет, я сказал, избавься от идиотского выражения, а не усиливай его. Не бери в голову. Мы будем работать над этим. Маленькими шажками!

А затем, стоя на цыпочках, потому что Голлингс был на целых полторы головы выше, Чарли поцеловал его в щеку и решительно отвернулся.

Взрыв смеха заполнил комнату. Лицо Голлингса стало багровым, будто переспевшая малина. Я увидела, как неестественные для четырнадцатилетнего возраста мускулы напряглись, и я начала продвигаться, чтобы встать между ним и незащищенной спиной Чарли, но тут жилистый парень с модной челкой, стоящий рядом с Голлингсом, предупреждающе коснулся его груди, и огромный детина с видимым усилием сдержался.

Чарли поднял руку, а затем театрально поклонился, как будто 7Б был обожавшей его публикой. Смех усилился. Пара детей даже зааплодировали.

Проходя мимо, он наклонился и прошептал:

— Есть только один способ ответить людям, которые оскорбляют тебя за то, какой ты есть, — быть собой в десять раз настойчивее.

Он взглянул на меня с веселой ухмылкой. Он тяжело дышал, и я подумала, что, должно быть, впервые эта обыденная ситуация закончилась его победой. Гордость рвалась из моей груди, поднимая уголки губ. Я бы обняла его, если бы это не разрушило только что созданный им образ.

Вместо этого мы вместе подошли к шкафчикам в задней части класса, и я самодовольно прислонилась к ним, пока он поворачивал кодовый замок и открывал дверцу.

Я была рядом, стояла сбоку и видела его профиль, когда заметила, как улыбка застыла на его лице.

Атмосфера в классе снова изменилась, на этот раз стала густой, неприятной. Более неуверенные смешки, скорее от шока, чем веселья. Голлингс зловеще ухмыляется. Парень с челкой пристально смотрит на Чарли.

Челюсть Чарли зашевелилась.

— Что… — начал он. — Как…

Застывшая улыбка исчезла, ногти с черным лаком постукивали по металлической дверце шкафчика.

— В чем дело, принцесса? — спросил Голлингс. Жилистый парень с челкой теперь улыбался с легким удовлетворением. — Модное дерьмо кончилось, нечего сказать?

Мне стыдно признаться, но только после того, как первая слеза черной молнией разрезала белоснежную щеку Чарли, я подбежала к нему на три шага и остановилась как вкопанная. Это было похоже на удар в живот.

Шкафчик Чарли был полон опухолей.

Вырезанные из сигаретных пачек. Распечатанные из интернета. Опухшие, красные и кровоточащие, расположенные глубоко меж ребер и рвущиеся из тонкой, как пергамент, кожи. Они покрывали каждый дюйм внутренней поверхности шкафчика. А на задней стенке — самом видном месте — висела вырванная страница из учебника по медицине. Фотография обнаженной по пояс женщины с пожелтевшей кожей и огромными метастазами в области живота. Она была мертва.

Я почувствовала прилив ярости. Мой бешеный пульс заглушал раздавшееся из толпы «оооо». Я развернулась, но Чарли оказался быстрее.

Он набросился на парня с челкой, изогнутые пальцы с черными ногтями были похожи на когти, но Голлингс успел среагировать. Без видимых усилий он толкнул Чарли в грудь так, что тот ударился о парту. Чарли рухнул на пол, заливаясь слезами, вскочил на ноги и вылетел из класса. Я поспешила за ним, выставив локоть в сторону Челки, который как раз наклонился.

Я нашла Чарли в мужском туалете. Тощий восьмиклассник у писсуара попытался возразить против моего присутствия, но я просто рявкнула на него, и он убежал.

Чарли умывался, его испорченный макияж подкрашивал воду, пока та кружилась в раковине. Я неуверенно застыла над его плечом. Я хотела обнять его, но не могла улучить момент.

— Эти ребята — придурки, — сказала я. — К черту их.

Он не ответил. Его трясло. Я положила руку на его плечо.

— Чарли?

Он что-то пробормотал, но его заглушал шум воды из крана.

— Что ты сказал, Чарли?

— Я сказал, НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ! — прокричал он мне в лицо, отпрянув от моей руки. — Я сделал их, — сдавленно добавил он. — Впервые они проиграли мне… а потом… это.

— Я знаю. Мне жаль. Они тупые засранцы. Как ты говорил, они всегда найдут способ задеть тебя.

— Этот способ они не находили, — отрезал он. Макияж, который я ему делала, исчез, его глаза были красными, мокрыми, а взгляд — диким. — Ты подсказала им.

Я прихожу в себя на холодной плитке, кухонная подсветка ослепляет, будто множество крошечных солнц. Кожа за ушами и на задней части шеи горит и болит там, где ее сожгли аппликаторы. Такое чувство, словно миниатюрный эксперт по боевым искусствам регулярно и решительно пинает голову изнутри.

«Обратная связь, — неуверенно думаю я. — Должно быть, я потеряла сознание от обратной связи». Никогда не испытывала этого прежде, но слышала, что такое бывает у каждого стримера с большой аудиторией.

Технология Heartstream, основанная на интралимбической трансдукции, по сути, является двусторонней. Обе стороны потока влияют друг на друга. Но это создает проблему — обратную связь. Ты чувствуешь, что они чувствуют, что ты чувствуешь, что они чувствуют, и так далее. Если транслировать более чем на несколько человек, это быстро раскручивается и перегружает мозг.

Для борьбы с этим система обмена Heartstream имеет встроенные протоколы безопасности, которые ослабляют поток в одном направлении. Эти демпферы убивают около девяноста процентов обратной связи, но ты все равно получаешь отголосок эмоциональной реакции от всех, кто следит за тобой. Он крошечный, настолько крошечный, что никто из тех, кого я когда-либо встречала, не замечал его, но — по крайней мере, теоретически — он пропорционален силе посылаемого сигнала, и все отголоски суммируются, так что если подписчиков достаточно и ты транслируешь очень-очень сильные эмоции…

Эффект усиливается при стриме с близкими друзьями и членами семьи, и нужно быть осторожным: демпферы встроены в программное обеспечение, а не в сами аппликаторы, поэтому, если хочешь перехитрить приложение, чтобы создать приватный замкнутый стрим, не забудь настроить демпферы вручную. В прошлом году была история про двух близнецов, которые забыли об этом и пробыли в коме около шести недель. Сейчас, судя по тому, как раскалывается голова, я верю в это.