Heartstream. Поток эмоций - Поллок Том

В памяти всплывает урок религии в прошлом году, до Райана, до всего этого. Мистер Гарфилд рассказывал нам об одном парне, Дэвиде Юме, и его теории о чудесах. По его мнению, проблема с тем, кто говорит тебе, что стал свидетелем чуда, заключается в том, что для того, чтобы ты им поверил, мысль о том, что они ошиблись, солгали или сошли с ума, должна быть еще более удивительной, чем само чудо. И с этой точки зрения та ночь за пределами Танцевального зала на Стритэм-хай-роудс каждым днем кажется все более и более фантастической.

Дождь барабанит в окна кафе. Снаружи в темноте размытые фигуры спешат туда-сюда. Starbucks начинает заполняться людьми, которые встряхивают зонтики и мокрые волосы и смеются над внезапным ливнем.

Я оглядываюсь, ощущая внезапную резкую боль в груди. Тут слишком много людей, поглощающих пространство, свет, воздух. Они все в своих телефонах, пальцы гладят экраны, как любовники. Конечно, все они выглядят так, словно проверяют инстаграм, но по крайней мере шесть, семь, нет, девять из них держат камеры так, что я попадаю в кадр. Под флуоресцентными лампами кафе маленькие черные линзы блестят, как рыбьи глаза.

Мне нужно идти. Я неуверенно встаю и выхожу, мгновенно промокая под дождем. Облака принесли сумерки в полдень, все серое и темное. Я засовываю руки в карманы, наклоняю голову и направляюсь домой, но даже не дохожу до района Мичам, когда что-то меня останавливает. Краем глаза я замечаю тень. Я вытаскиваю тряпочку, протираю залитые дождем очки и вижу девушку с телефоном в темной куртке и хиджабе, стоящую под навесом у входа на рынок. Я видела ее в Starbucks? Она ушла одновременно со мной? Что она делает, стоя под дождем, — ждет убер?

Без лишних раздумий я поворачиваю направо, а затем на первом же перекрестке ухожу налево. Краем глаза я все еще вижу тень. Женщина в темной куртке с капюшоном и опущенной головой. У девушки рядом с рынком был хиджаб или просто капюшон? Под дождем все выглядят одинаково. Я больше не иду домой. Не могу рисковать, ведя их туда. Я выбираю случайные повороты. Ряд одинаковых домов проплывает мимо меня в тумане, их кирпичная кладка с проемами напоминает решетки. «Ты паникуешь, — говорю я себе. — Ты ведешь себя глупо. Ты же не Джейсон, мать его, Борн». Но я не могу остановиться. Мое отражение в мокром асфальте шатается, будто неуклюжий монстр. Под пальто вторым дождем струится пот, и я срываю капюшон, чтобы можно было дышать.

Наконец я останавливаюсь. Такое чувство, что отбойный молоток в груди убил бы меня, если бы я этого не сделала. У меня болит челюсть. Похоже, меня сейчас стошнит. Это, случайно, не симптом сердечного приступа у женщин? Или это просто малыш. Я оглядываюсь. Я стою на пустыре между задней частью ряда одинаковых домов и нависшим бетонным зданием частного дома. Заросший травой холм демонстрирует все признаки того, что это общественный туалет для собак и пьяниц. Посреди темноты зажигается уличный свет. Я оглядываюсь, сдувая капли с верхней губы и затаив дыхание. Я одна.

— Конечно, ты одна, — бормочу я себе под нос. — Вряд ли кто-нибудь отправился сюда следом за тобой, даже если хотел бы, а это не так. Ты не настолько интересна. Черт подери, возьми себя в руки, Кэт.

— Эй! Гиппопотам!

Я резко поворачиваюсь. Сквозь стену дождя, похожую на водопад, с конца переулка несется темная фигура, слишком, слишком быстро для бега. Темная фигура мчится на велосипеде, голова опущена, она яростно крутит педали, из-под колес летят брызги. Незнакомец держит длинную тонкую палку с изогнутым концом. Хоккейная клюшка.

— Это за сломанную руку Райана! — Хоккейная клюшка прилетает мне прямо в плечо. Я пытаюсь увернуться, но неуклюже падаю на влажную траву. Что-то мерзкое расползается под правой щекой. Фигура на велосипеде победно гудит в гудок, я вижу вспышку камеры, а потом они исчезают.

— Кэтрин? — мама выглядит до смерти напуганной, когда я появляюсь перед ней, с меня течет вода на коврик с надписью «Добро пожаловать».

— Что случилось? Ты промокла. Ты… что это у тебя в волосах?

Я изо всех сил стараюсь улыбнуться.

— Я просто… Я только что попала под дождь на обратном пути из Starbucks, вот и все.

Она хмуро смотрит на меня.

— Дождь прекратился двадцать минут назад. От главной улицы всего пять минут ходьбы. Должно быть, ты шла чертовски длинным путем.

— Ну, ты же знаешь. Нужно было размять ноги. В последние недели важно оставаться максимально мобильной. Так сказал док, помнишь?

— Я помню. А еще я помню, как вчера вечером ты ссылалась на свой живот, когда просила меня встать, чтобы передать тебе чипсы, так что прости, что я смотрю на твой вновь обретенный энтузиазм по поводу упражнений под ливнем с небольшим скептицизмом.

Она ловит мое выражение лица, и ее лицо смягчается.

— Что случилось, Кэт? Расскажи мне, я помогу.

Я подхожу к ней, и она обнимает меня, игнорируя грязную одежду и вонь того, что запуталось в моих волосах.

— Ты веришь мне, мама? — тихо спрашиваю я. — Ты на моей стороне?

— Всегда, — твердо говорит она. Но она чувствует, как меня трясет, и я знаю, сегодня вечером это не даст ей заснуть.

Наверху в моей комнате, после душа я вижу плакат Райана над кроватью, и я чувствую, как страх переходит в ярость. Как он смеет? Как он смеет быть не здесь! Я достаю телефон из спортивных штанов, лежащих в куче мокрой одежды у двери, и отправляю ему сообщение.

Нет больше времени, никаких больше оправданий. Один из твоих фанатов только что пытался ударить меня хоккейной клюшкой. На этой неделе мы объявим публично, или я получу тест на отцовство и найму адвоката.

Едва отправив сообщение, я прихожу в ужас от своего тона, хочу извиниться, перестраховаться, но уже слишком поздно. Почти сразу появляется многоточие.

Хорошо, я уговорю своих ребят составить пресс-релиз.

Пресс-релиз? Я чувствую, как сердце рухнуло в пятки. Разве он не говорил, что они уже подготовили его несколько недель назад и просто ждали подходящего момента на фоне нового альбома или что-то в этом роде?

Нет, никаких пресс-релизов. Видео в прямом эфире. Ты и я. Здесь или там, мне все равно. Ты кладешь руку мне на живот и говоришь, что он твой.

Снова многоточие. Я задерживаю дыхание.

Ты мне не доверяешь?

Я хочу написать: «конечно, доверяю». Я хочу извиниться за свою наглость и за то, что ранила его чувства. Вместо этого я просто повторяю.

Видео.

ОК, — отвечает он. — Извини. Я люблю тебя.

Когда я читаю эти слова, меня наполняют тепло и свет, прогоняющие последний холодок от дождя. Наконец я начинаю чувствовать себя спокойно. На этой неделе. Скоро все это кончится. Все увидят, все поверят мне.

Я тоже тебя люблю, — пишу я в ответ.

Чего-то не хватало в разговоре. Уже позже, той же ночью, когда я проснулась и моя огромная туша, похожая на морского льва, втиснулась между подушками, я осознала, в чем дело. Я сказала ему, что поклонник напал на меня с хоккейной клюшкой, а он даже не спросил, все ли у меня в порядке.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Эми

Я услышала проблему прежде, чем увидела: изменение смеха. Смех как воздух или вода, он необходим для жизни, но ты мгновенно замечаешь, когда он становится холодным.

Я могла бы сказать Кристине многое, объяснить, почему я должна уйти в самый неподходящий момент, но это было непросто, потому что мой язык был у нее во рту. Все, что мне удалось выпалить, — короткое «Мне пора!», а потом я высвободила руки из-под ее футболки и выскочила в школьный коридор, скрипнув кроссовками по линолеуму. Смех доносился через пару дверей. Класс Чарли.

Я оказалась у маленького окошка в двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как мой младший брат спотыкается о чью-то типа случайно вытянутую ногу. Я собиралась ворваться в комнату, как мстительный короткостриженый торнадо, и перекусать морды всех окруживших его маленьких придурков, но тут Чарли поднял взгляд. Его глаза встретились с моими. Я заметила, как он коротко мотнул головой. Я осталась на месте.