Три часа без войны - Максим Бутченко

— Бух, бух, — пробурчали выстрелы «калаша».

Буквально через секунду в ответ полилась автоматная очередь. Илья пригнулся, спрятался за бетонным основанием забора и внезапно, даже для себя, улыбнулся.

— О, тут веселее, — пробурчал он, высунулся и дал очередь.

Каждый день на этом месте случались перестрелки, и с каждым днем лицо Кизименко все светлело и светлело.

Невесть откуда взялся пулемет «максим», наверное, кто-то из музея притащил. Илья забрал антиквариат себе и поставил на постамент за бетонной частью ограждения дома. Теперь он, как настоящий исторический персонаж, иногда стрелял из раритета, жаль только, дальность боя у него небольшая. Боеприпасов было мало, приходилось побираться у стоящих на соседних позициях армейцев. Доходило до того, что выменивал гранаты на шевроны «Правого сектора». Близлежащие улицы к аэропорту опустели, местных жителей в поселке осталось мало, в основном пенсионеры и почему-то дети. К «правосекам» отношение у них, мягко сказать, было неоднозначное. Днем лица такие наигранно-приветливые, а ночью из их домов по украинским постам стреляли. Минные растяжки по территории находили каждое утро, а так как ДРГ не часто пробирались в их зону, то вывод только один: это кто-то из местных работает на «сепаров». Кизименко снова почувствовал себя чуть моложе, как тогда, когда бродил по селам Дагестана и везде видел этот лицемерный взгляд — сначала в лицо, а потом чувствовал спиной, как в него впиваются когти ненависти смотрящих на него местных.

«Сука, круг замкнулся, опять я в горах вражды», — думал он.

Правда, на пятый день дежурства в калитку дома постучали. На пороге стояла пожилая женщина в синем плаще и цветастом с красными лепестками платке.

— Возьмите, сыночки, — протянула она Илье корзину с картошкой.

И сразу пошла прочь. Дальний помчался за металлоискателем, проверил корзину — чисто. Картоху через час приготовили — она выдалась на славу. Илья уплетал ее и думал: «Как так? Почему появляются „белые вороны“ в обществе? В семье не без урода. Вот как объяснить? Пожилая женщина вроде должна мечтать о возврате Советского Союза, а помогает. Может быть, дело случая? Как в рулетке. Кто-то наверху бросает шарик — где он остановится, там человеку дается здравый разум. Почему многие мыслят так узко, отчего не анализируют, не сопоставляют факты? Почему они верят пропаганде?» На эти вопросы он пока не мог найти ответы.

На десятые сутки днем Кизименко, как обычно, смотрел на широкий проход, ведущий к селу, когда рация запищала противным голосом:

— Дальний, есть прорыв, по улице Ленина трое подозрительных, бери пару бойцов и выследи их, — поступил приказ со штаба ДУК.

Схватив «калаш», Илья побежал по улице, которая упиралась в улицу Ленина. Раздались одиночные выстрелы. Скорее всего, предупредительные, но какой там дурак предупреждает, по ответке стало понятно — «сепары». Наверное, кто-то случайно их обнаружил. Бегом в сторону стрельбы. Не успела группа «правосеков» добежать до перекрестка, как двое скрылись в сторону улицы Мира.

— Смотри туда, — прокричал он своим.

Еще несколько минут — и они минировали песковский ставок и выскочили на улицу. Впереди мчались два человека. Они оглядывались и, видно, перепутали направление движения. Вместо того чтобы уходить в сторону села Веселое, ближе к позициям ДНР, устремились в глубь поселка.

— Сука, уйдут, — громко сказал один из солдат, упер автомат и с колена из-под руки стрельнул гранатой ГП-25.

Расстояние было около ста пятидесяти метров — мина засвистела в сторону беглецов. Илья автоматически, вместо того чтобы стрельнуть одиночными, почти мгновенно выстрелил гранатой. Раздались два глухих взрыва. Было заметно, как одна из гранат легла в нескольких метрах от убегавших, накрыла их осколками и взрывной волной. А вторая по кривой траектории плюхнулась в середину дома, который, как вулкан, вместо лавы выплеснул куски шифера, камня, мебели и моментально запылал огромными лепестками диковинного растения — огня.

Глава 18

— Подожди, как на улице Мира? — встрепенулся Лёха.

Кизименко посмотрел на него и заиграл желваками. Он понимал, что от того, что он сейчас скажет, зависит дальнейшее развитие событий в камере.

— Да, это было на этой улице, — твердо проговорил он.

Лёхины глаза стали круглыми от ужаса. Его взгляд метался, как пойманный в клетку зверь, уши отказывались слышать звуки, поток электрохимических реакций в мозгу, казалось, затормозил, не торопился обрабатывать услышанное.

— Повтори. Повтори, падла, — повысил голос шахтер.

— Я не знаю. Пойми, там было две гранаты, — взволнованно ответил Илья.

Лёха смотрел на него широко раскрытыми глазами, тяжело дышал. Они стояли друг напротив друга, Никитич хотел было вставить слово, но потом решил промолчать. И вовремя, потому что в эту секунду Лёха внезапно сильно размахнулся и ударил Илью. Размах выдал удар, и Кизименко успел отодвинуть голову, кулак врезался в плечо. Недолго думая, он пригнулся и выкинул апперкот в противника. Но удар пошел вскользь и вместо подбородка пришелся по правой стороне челюсти и щеке. Через секунду нога Лёхи ударила в левый бок противника, который, пытаясь увернуться, упал на пол. Стараясь воспользоваться преимуществом, соперник вскочил на ноги и прыгнул к лежащему врагу. Тот со всей силы ударил ногой в коленку, так что послышался жуткий хруст. Лёха упал, а Илья резко поднялся и навалился всем телом на неприятеля. Скрутил руку, завел ее за спину Лёхи, одновременно перевернул его тело и оказался верхом на нем. Тот пытался вырваться, но бывалый солдат еще сильнее сдавил руку, выламывая ее. Острая, почти невыносимая боль пронзила конечности Лёхи, и он взвыл, как подбитый пес.

— Отпусти, отпусти, я тебя убью, — простонал он.

Илья тяжело дышал, крепко держа его.

— Я не знаю, кто попал в дом. Может быть, и я, но это война. Никто не может быть застрахован. — Он пытался найти разумные пути выхода из конфликта.

— Война? Что ты мелешь? Какая война? Ты их убил. Всех, кто мне так дорог. Чем ты оправдываешься? Отпусти, сука, ненавижу, я тебе горло перегрызу, — мычал житель Песков.

Дед попытался унять сокамерников, негромко причитая, что их услышат и тогда карцер грозит всем троим. Но никто не обращал на него внимания. Илья уперся и не хотел ни отпускать, ни добивать противника, а тот крыл его матом.

— Зачем ты пришел на мою землю? Почему ты приперся к нам? — стонал он.

— Да потому что не я войну начал! Как ты не понимаешь? Виноваты Путин и свора местных дебилов, которые бегали с криками «путин памаги», — на одном выдохе ответил Кизименко.

— Кто? Это люди, наши люди. Их держат за животное в стойле. Как мы живем! Ты видел? Что Украина нам дала? Нищету, голод, унижения. Нас считают быдлом. Сволочь, ты убил их, убии-и-и-и-л, — на этом месте Лёха разрыдался.

В его голове все смешалось. Почему Бог его так наказывает? Он ведь никогда никого не убивал. Даже Ленке не изменял. Жил своей тихой жизнью, полз по земле, как насекомое, среди сотен таких же насекомых. Каждый из них тянул свою палочку и крошку хлеба, тем и выживали. Чем он провинился? Где этот грех карающий, розги бьющие, крест распинающий? Почему Бог допустил, чтобы он пережил своего ребенка? Почему он?

Лёха плакал как мальчик. Было видно, что в его душе, как в резервуаре, скопилась боль, подкатывавшая и иссушавшая горло. Но он держался. Сколько дней? Не знает. Для него прошли даже не годы — десятилетия. Века. Он пил из чаши горя и не мог ее испить до дна, ибо она каждый день переполнялась. Ничего не помогало: ни водка, ни женщины. В его жизни осталось только одно лекарство, которое на мгновение исцеляло его, препятствовало еще большей ломке, — война.

Несколько минут он плакал, пока Илья держал его. А потом Лёха понял, что положение проигрышное, нужно искать другой выход.

— Пусти, прошу тебя, — проговорил он.

— Не могу, — ответил Кизименко.

— Пусти, — повторил лежащий, — я не буду тебя бить.

В ответ противник хмыкнул.

— Я тебе не верю, не дурак, — сказал он.

Лёха тяжело дышал, дед сидел поодаль, наблюдал за двумя разъяренными мужиками, решил не вмешиваться.

— Пусти. Я тебя не убью, но потом достану тебя из-под земли. Пусти, — попросил он.

— И ты хочешь, чтобы я тебя отпустил? После этих слов? Ты смеешься! — заявил Илья.

— Не сейчас. Не сейчас. Отпусти меня, я тебя не трону. Обещаю, — уговаривал житель Донбасса.

— Да как мне тебе поверить? Что я, ветреная баба, чтобы верить глупым обещаниям? — попытался шутить Дальний.

В это время противник попытался выскользнуть, но бывший лейтенант еще крепче и больнее вывернул ему руку.

— А-а-а, сука, — Лёха застонал. — Пусти, обещаю, что не трону. Не сегодня. Клянусь.