Трое шведских горных мужчин - Лили Голд

идет, но ситуация намного лучше чем вчера. Сейчас хлопья выглядят нежными и легкими. Я потягиваю чай, вспоминая ужасное, выворачивающее наизнанку чувство, которое охватило меня, как только я увидела Коула, пробивающегося сквозь шторм, едва различимого вдали.

Коул сказал, что проблема была в видимости. Обычно он загонял машину прямо в сарай, но не мог вчера, потому что снег был таким густым, что он даже не мог видеть, куда едет. Ему пришлось бросить машину на полпути к дому.

Мне это кажется до смешного опасным. Если ребята не видят, куда они идут во время шторма, они могут погибнуть. Но ни один из них не предусмотрел никаких мер безопасности на случай, если это произойдет. Это ужасно глупо.

Я придумываю план. Схватив лист бумаги со стола Ривена, я начинаю рисовать карту двора. Затем я на цыпочках возвращаюсь в спальню. Мальчики все еще крепко спят.

Я подкрадываюсь и легонько толкаю Илая в плечо.

— Илай, — шиплю я.

— Что? — ворчит он.

— У тебя есть какая-нибудь действительно длинная веревка? И несколько металлических крючков? И молоток?

— Все инструменты на крыльце, — бормочет он, слепо протягивая ко мне руку. — Возвращайся в постель.

— Нет. Я хочу сделать страховочный трос от подъезда к дому. Что-то вроде поручня. Это нормально?

— С ума сойти, — бормочет он, переворачиваясь на другой бок и утыкаясь лицом обратно в подушку.

К тому времени, как я нахожу веревку и кое-какие инструменты, на улице уже светает. Я натягиваю свою зимнюю одежду и выхожу во двор, волоча за собой веревку. Я начинаю прямо у дома. Мне требуется почти двадцать минут, чтобы вбить крюк в дверной косяк и привязать к нему веревку. Надеюсь, мальчики не возражают. Хижина снаружи изрядно пострадала от непогоды, так что они, похоже, не слишком ею дорожат. Плотно завязав узел, я поднимаю веревку и, следуя своей карте, прокладываю тропу вниз, к подъездной дорожке. Время от времени я обматываю веревку вокруг дерева, крепко закрепляя ее.

Проходит совсем немного времени, и я подхожу к сараю. Я бросаю веревку и осматриваю дверной проем в поисках подходящего места, чтобы закрепить веревку. Может быть, внутри было бы лучше? Я переступаю порог и начинаю осматривать стены.

— Что ты делаешь? — спрашивает глубокий голос.

Волосы по всему моему телу встают дыбом. Стиснув зубы, я поворачиваюсь к Коулу. Он сидит, скорчившись, на полу сарая, окруженный тонкими деревянными досками. Он выстраивает их в квадрат. Похоже, он делает что-то вроде рамки для картины.

Они позволяют тебе остаться здесь только потому, что хотят тебя трахнуть.

Потому что это все, на что я гожусь, верно? У меня нет никаких других хороших качеств, не связанных с вагиной. Зачем еще мужчине хотеть чтобы я была рядом?

Я поднимаю веревку.

— Делаю страховочный трос. Есть какие-нибудь идеи, куда я могу забить крюк?

Он выпрямляется.

— Ты не должна быть здесь.

— Я знаю, ладно? — Я вздыхаю. — Я должна сосать члены других парней. К счастью, они оба изрядно устали, так что у меня есть небольшая передышка. Тяжело быть ходячим, говорящим мастурбатором.

Он вздыхает, потирая рот рукой.

— Я не это имел в виду. То, что я сказал прошлой ночью, было неправдой. Они не просто держат тебя рядом, чтобы ты спала с ними.

— Я так и думала. Если только у Илая нет какого-то фетиша на УНО, о котором он мне не рассказывал. — Я изучаю тяжелые балки, составляющие дверной проем сарая. Там уже есть несколько металлических колец, глубоко вмонтированных в дерево, я думаю, оттуда, где раньше вешали оборудование. Я дергаю за самое большой из них. — Как ты думаешь, я могу воспользоваться этим?

Он хмыкает.

— Очень проницательно. Спасибо за твой вклад. — Я кладу инструменты и туго натягиваю веревку. Он наблюдает, как я начинаю наматывать ее на крючок. Я чувствую его взгляд на себе, как лазерные точки на моей коже. Я вздыхаю, поворачиваясь к нему лицом. — Что?

— Просто… — Он морщится. — Больше не делай так. Не ходи за мной. Не подвергай свою жизнь опасности, просто чтобы помочь мне.

— Я буду сама принимать решения о том, ради кого я хочу рисковать жизнью, а ради кого нет, но спасибо.

Его лицо темнеет.

— Я бы не умер.

— Вероятно, нет, — соглашаюсь я. — Но ты определенно был бы сильнее ранен. Рив говорит, что если бы ты оставался там дольше, то, вероятно, получил бы переохлаждение. Ты бы потерял больше крови. Если бы я не пошла за тобой, ты бы сейчас не сидел здесь и не рубил бревна. Тебя бы отвезли в больницу для переливания крови. Я не жду благодарности, но было бы неплохо, если бы ты перестал называть меня идиоткой, хотя бы на три секунды.

Он не реагирует. Несколько минут мы молчим, пока я скручиваю веревку в тугой двойной узел, затем отступаю назад, проверяя ее несколькими рывками. Узел держится крепко.

— Я… не умею ладить с людьми. — Он начинает.

Я немного смягчаюсь.

— Ох, я не знаю. Я думаю, ты намного лучше, чем думаешь о себе. У тебя есть очаровательные моменты.

Он поднимает бровь.

— Неужели?

— Нет. Тебя вообще не должны выпускать к людям. — Его губы кривятся. Я оглядываюсь на беспорядок на полу. — Что ты делаешь? Мебель?

— Посмотри сама. Там, сзади, под брезентом, есть пара готовых.

Заинтригованная, я поднимаю синий пластиковый лист. Мои глаза расширяются.

— Боже мой. — Под брезентом лежат три холста, сложенные в стопку, от самого большого до самого маленького. — Ты их сделал? — Я поднимаю один из них, чтобы рассмотреть. Она идеальна. Древесина отшлифована. Ткань идеально натянута, прикреплена к рамке сзади. Он выглядит даже лучше, чем холсты, которые я бы купила в магазине, профессионального качества, но немного грубоватые. Идеально подходит для горных пейзажей.

— Подумал, что это заставит тебя молчать, — хрипло говорит он. — Ты не можешь просто бродить и всем мешать. Лучше им быть достаточно хорошими, потому что я больше не буду их делать.

— Я думала, ты меня выгоняешь, — напоминаю я ему, проводя пальцем по линии идеально ровных скрепок.

— Сомневаюсь, что другие мне позволят.

Я бросаю на него взгляд.

— Это твой способ извиниться?

Он снова обращает свое внимание на гвоздь, который забивает.

— Мне не за что извиняться.

Я усмехаюсь.

— Да. Конечно.

Я почти уверена, что это извинение. Коул не самый лучший специалист по высказыванию мыслей вслух, но поступки говорят громче слов, не так ли? Он увидел, что я расстроена из-за своих испорченных холстов, и решил исправить проблему. Это извинение.

— Спасибо, — тихо говорю я.

Он кивает, затем мотает