Закон Мерфи в СССР (СИ) - Капба Евгений Адгурович

Народ тут работал весёлый, даже слишком. При этом — абсолютно трезвый! Это на спиртзаводе-то! Местные "жэншчыны и мужчыншчыны", одетые в аккуратные синие спецовки постоянно хихикали, подтрунивали друг над другом и над начальством. Не переходя при этом определенных границ.

Директор спиртзавода с веселой фамилией Михалыч встречал нас у проходной:

— Так-так-так, целая делегация! "Фоторепортеры налетели, и слепят, и с толку сбить хотят?" Это наша любимая газета дубровчан — "Маяк", этих я знаю, — он кивнул на Шкловского и Старикова. А потом повернулся ко мне: — А вы из "Комсомолки" что ли? Вы же тоже раньше в Дубровице... Погодите! Вы — Белозор?

Я сделал несколько реверансов, а потом сказал:

— Грешен, имею честь являться Белозором. В бытность свою корреспондентом "Маяка" до вас не добрался, так вот, от "Комсомолки" приехал. Не томите: вы нам экскурсию проведете? Расскажете о производстве, о людях, о том, каким-таким чудесным образом к вам на работу городские едут и почему в Золтанове остаются...

— Так это! — удивился Михалыч. — Это я вам сразу скажу: мы зарплату даём и дома народу строим. До города — пятнадцать километров, заводской автобус ходит... Магазинов у нас аж четыре, речка Ведрич — вон какая красивая, природа, воздух — лепота! Почему не жить?

Вот вам пожалуйста: простой ответ на сложные вопросы. Как закрепить работников на селе? Дайте денег, дайте жилье, дайте транспорт. И к вам поедут... В общем экскурсия начиналась отлично. Помимо собственно спирта тут делали много всякого-разного: квасное сусло и кормовые дрожжи, например. Кислые и хлебные запахи витали вокруг нас, заставляя то морщиться, то мечтать о пенном прохладном напитке из большой стеклянной кружки.

Ребят забрала симпатичная кадровица — Татьяна, фигуристая и приятная в общении девушка, и повела их к тем самым людям труда, о которых мечтал Шкловский.

— Татьяна, вы ведь молодой специалист? Давайте мы про вас тоже напишем! — тут же распустил хвост Даня.

А Старикову распускать хвост было нельзя — он ведь женился недавно!

Я, впрочем, тоже не прогадал. Наш с Михалычем путь лежал через все производственные помещения, цехи и подразделения, среди причудливых переплетений труб, огромных оцинкованных резервуаров, лесенок, переходов, чанов, баков и черт знает чего еще. Я снимал, записывал на диктофон, слушал рассказ директора, впитывал окружающую действительноть — всё для меня было внове, необычно и удивительно...

Финальной точкой нашего маршрута стала лаборатория контроля качества, которой заведовала женщина куда более интересная: Владлена Арнольдовна Эмирханова, ни больше, ни меньше! Годиков ей было эдак пятьдесят, но выглядела она цветущей и жизнерадостной: короткое каре, очень даже видимая талия, аккуратный белый халат, умеренный элегантный макияж — завлаб вполне могла дать фору молодым! Лаборатория тоже была на уровне: местные ей прям гордились, всё до последней скляночки сверкало и сияло чистотой. Ну да, пресса приехала. Но настоящий, матёрый бардак никакой спешной уборкой не скрыть!

На одном из столов стояли хрустальные (!) бокалы, рядом с каждым — бирочка, какой именно сорт пищевого спирта дегустируют из этой посуды. Между прочим — каждое утро!

— И в чём же ваш секрет? — не удержался я. — Хожу по заводу, поражаюсь — все такие веселые, молодые, активные!

— О-о-о, — сказала Владлена Арнольдовна. — Секрет прост! Мы все открыты к новому, готовы учиться, развиваться, и пробовать что-то оригинальное... Я никогда не отказываюсь от командировок, семинаров, курсов! Нужно видеть, как работают другие предприятия, нужно общаться с людьми, обмениваться опытом!

— Да, товарищ Эмирханова у нас та еще путешественница, — хитро заулыбался Михалыч. — Только за последний год — пять поездок!

— Мне особенно понравился Киев! — сказала она. — На Киевском ликеро-водочном был очень впечатляющий семинар! Дегустация двадцати пяти сортов продукции!..

Кажется, я начинал понимать, в чем всё-таки главный секрет местной приподнятой атмосферы и жизнерадостности. Двадцать пять сортов, это если даже по глоточку, то...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

* * *

Провожали нас солидной делегацией. Народ визитом прессы в целом остался доволен, а фигуристая Татьяна очень уж широко улыбалась Шкловскому. Шкловский млел.

— Вот, мы для вас подготовили сувениры! — засуетился Михалыч уже на проходной, и взял из рук у подбежавшего помощника четыре картонные коробки.

Открыв одну из них, директор спиртзавода продемонстрировал содержимое: какая-то полиграфия типа настенных календариков и блокнотов, и стеклянные, закрытые кронен-пробкой поллитровые бутылочки с минералкой. "Золтановская №1" — вот что было написано на этикетке. "Лечебно-столовая, негазированная".

Ну что ж, и водичка на обратном пути пригодиться! У меня, например, во рту пересохло от долгих бесед с разговорчивым Михалычем. Так что, тепло попрощавшись с местными и дождавшись, когда Анатольич вырулит на трассу, я тут же полез в коробку с подарками, складным ножом отковырнул пробку и присосался к горлышку.

— А-А-А-А-А-А!!! — из глаз у меня брызнули слёзы, изо рта и ноздрей, кажется, полыхнуло пламя, а из ушей пошел дым.

— Будем называть вещи своими именами, — усмехнулся Анатольич. — Это не минералка.

Глава 16, в которой приходится учитывать местные реалии

Я пришел в квартирку Старикова, которая располагалась в старом двухэтажном доме с высокими потолками и невероятной толщины стенами. Немцы строили! Крутые ступеньки лестниц, два выхода — парадный и черный, наличие приусадебного хозяйства, гаражей, сарайчиков и огородиков — всё это создавало причудливую атмосферу, характерную именно для таких, сталинских еще жилых построек.

Вечером на Болоте было жутковато — если вы не местный, конечно. Индустриальные звуки завода "Термопласт" и ткацкой фабрики, лязг и грохот железной дороги, брех собак, приглушенная музыка и пьяные разговоры из окон "хрущевок" и "сталинок", и редкий, неровный свет фонарей... Этот райончик недаром считался одним из самых стремных в Дубровице.

Но Стариков чувствовал себя здесь как рыба в воде. Ещё бы! Родился и вырос на Болоте — это, считай, диагноз. Женёк это заболевание тщательно скрывал, притворялся парнем интеллигентным и вполне приличным, но иногда из него пёрло — и в эти моменты его повадки резко менялись в сторону весьма характерных: приблатненных, резких и агрессивных. Такое происходило обычно в финальной стадии опьянения. Но однажды я наблюдал Старикова в таком состоянии и по-трезвому: мы тогда ночью как раз возвращались из пожарной части, и на нас наехали местные "людзi на балоце". Тогда он выключил борзометр и наехал на аборигенов подобно паровому катку, выдав местный "большой болотный загиб" на дикой смести идиша, фени и трасянки, так что джентльмены из подворотни тут же признали свою ошибку и некоторое время извинялись, стремясь наладить приличные соседские отношения.

Но теперь, на своей территории, Женечка сиял, улыбался и источал обаяние и благодушие. Открыв большим ключом обитую коричневым дерматином дверь, он негромко сказал:

— Машенька, солнышко, а вот и мы! Я привел Геру!

— Привет, заяц! Я сейчас запеленаю Глебушку и мы выйдем!

Заяц? Дела-а-а! Честно говоря, мне было не по себе. Слишком уж сложные отношения связывали Белозора и Май, и мне — МНЕ, а не Герману Викторовичу — Маша представлялась эдаким исчадием ада, феминой фатале, способной пустить под откос жизнь мужчины, не хуже чем партизаны Машерова — немецкие поезда.

Пока мы снимали ботинки и вешали куртки на крючки, в дальней комнате шелестело и слышался тихий нежный шепот и младенческие попискивания, за дверным витражным стеклом мелькали тени пастельных цветов, а потом ручка повернулась и на пороге появилась... Барышня-крестьянка? По крайней мере это было первое сравнение, которое пришло мне в голову.