Тринадцатая рота (Часть 1) - Николай Бораненков

- Как же это он попал под сто винтовок?

- Да задумал как-то Семен Михайлович Буденный штаб белогвардейского полка разгромить. В каком селе он стоит - было точно известно, а вот на какой улице, в каком доме... И вот вызывает командир эскадрона моего батьку и говорит: "Ох и нелегкую задачу нам поставил командарм! Штаб беляков надо прощупать, да еще днем у черта на виду. На тебя одна надежда, Алексей, на твою находчивость. Враз не требую ответа, бо дело це обмозговаты хорошенько треба. Погуляй, подумай..." И отец придумал. В этот же день вернулся из разведки и доложил:

"Беляковского штаба в селе нет!" - "Как нет? Провалился он, что ли? Сам Буденный точно знает, что штаб там, а ты мне очки втираешь". - "Конармеец Бабкин на втирание очков не способен, - отвечает отец. - Означенного штаба в самом деле нет. А вот куда он провалился, я вам доложу, товарищ командир". И отец рассказал, как все было. Желаете послушать, Прохор Силыч?

- Охотно, сударь. Думка и добрый рассказ в подмогу коротят дальнюю дорогу. - Прохор сложил на коленях кнут, ременные вожжи. - Готов послушать, сударь.

- А было вот как, - начал Гуляйбабка. - На вечерней зорьке, когда баба чихнет и то за семь верст слышно, в село, занятое белыми, вкатил свадебный кортеж. На передней тройке, разукрашенной лентами, бубенцами, ехали жених-бородач и красивая молоденькая невеста. На второй тройке сват и сваха везли сундук с приданым. Третью, как тонущий баркас, облепили вдрызг пьяные свадебные гости. Часовой на окраине поднял шлагбаум, и вся пьяная кавалькада с гиком, свистом, песнями под гармонь прокатила на церковную площадь. Из поповского дома высыпала толпа офицеров во главе с полковником. "Что за свадьба? Откуда? Остановить! - закричал полковник с крыльца. - Сюда их! Ко мне!" Тройки, разметая толпу, подкатили к крыльцу. Полковник, окинув взглядом кортеж, подкрутил ус, одернул мундир и молодящей походкой подошел к первой тройке. "О-о! Какая изящная, молоденькая невеста и какой пожухлый жених! Ха-ха-ха! Нужна ли такая милая птичка трухлявому пню? Я полагаю, нет. - И шепнул адъютанту: - Взять! В мой кабинет".

Прохор покачал головой:

- Ах, нахал! Ну и нахалюга. Чужую невесту с повозки снять. Да я б из него труху сделал, конский навоз. И что же дальше-то? Как?

- А дальше, - усмехнулся Гуляйбабка, - все пошло по расписанию. К полковнику подбежал с бутылью самогонки "сват": "Ваше благородие! Господин начальник! Самогоночки стакашечку. За здоровье молодых, новобрачных!" - "А закусить чем? - взяв стакан, спросил полковник. - Я без закуски, пардон, не пью". - "Ваше благородие, не беспокойтесь. Есть закусочка. Есть! Эй, сваха! Дай-ка господам закусить". "Сваха" откинула крышку сундука. - "А ну закусывай, гады! Жри!" "Сват" гвозданул по голове полковника бутылью. "Сваха" сыпанула в толпу из "максима". "Пьяные" гости ударили по штабу гранатами. А дряхлый жених вдруг превратился в такого ловкого молодца, что схватил одной рукой полковника за шиворот и, вкинув его в пролетку, погнал во весь опор коней. В селе поднялась пальба, крик, паника... По свадебным тройкам палили из-за всех плетней, но, как говорится, у страха глаза с колесо, а смелых сам демон на крыльях несет. Вся "свадьба" прибыла к своим благополучно.

- Ай да буденновцы! - закачал головой Прохор. - Вот так молодцы! Ловко угостили беляков. И что же им за это, какая награда?

- Самая высокая, Прохор Силыч. По двое суток ареста каждому брату, а свату, то бишь моему отцу, эта же "награда", но в двойном размере.

- Арест?! За что же, сударь? Такую храбрость проявили, и арест. Да будь я командиром, я бы каждому орден аль медаль. А тут на тебе - арест. За что?

- Приказ не Пегас, что куда хочу, туда и скачу, а законом считается и точно исполняется, - ответил Гуляйбабка. - А они, Прохор Силыч, нарушили этот закон. Вместо разведки - в бой вступили. Могло все кончиться печально.

- И все же я б отметил ребят.

Гуляйбабка положил руку на плечо Прохора:

- Не волнуйтесь. Каждому командиру хорошее приятнее плохого. Боец день добром отметит, командир заметит. Поощрили буденновцев, но только после того, как по двое суток в амбаре отсидели. Сам Семен Михайлович объявлять благодарность приезжал. Над батькой все шутил. "Что же вы, "сватушка", так сильно потчуете гостей? - говорит. - А-я-яй, как нехорошо! Господин полковник только на третьи сутки изволили прийти в себя. Вы уж впредь, коль подвернется случай, придержите щедрость свою, не поднимайте бутыль так высоко, иначе некого будет и допросить".

- Да, права старинная пословица. Права, - рассудил Прохор. - Каков пень таков и клин, каков батька - таков и сын.

- О чем это вы?

- О вас подумал, сударь. Все у вас, Бабкиных, по наследству пошло. Батька был на выдумку горазд, и сын по этой части мастак. А больше у кого ж вам было смекалку перенять? Мать, как сами говорили, была тихая, дед работящий, но молчалив...

- Не то вы, Прохор Силыч, говорите. Не то. Не видите вы нашего наследства главного, - ответил Гуляйбабка. - Разве мы родились у слабого на удаль, храбрость, выдумку народа? Разве не с кого нам брать пример и некому нам подражать? Шалишь, братец, шалишь. А не наш ли народ блоху подковал и в Петербург верхом на черте летал? А не он ли Наполеона хитрого перехитрил? А не наш ли, не робкого десятка люд брал умом, смекалкою Очаков, Фокшаны, Туртукай и неприступный Сент-Готард? А не он ли сочинил непревзойденное по остроумию и едкости письмо турецкому султану? А не он ли "расчесал", оставил в дураках бесчестных претендентов на "русский каравай"?

Помолчав, посмотрев в синюю даль, Гуляйбабка заговорил опять:

- Наш народ не держит камня за пазухой, не хитрит, не лицемерит перед добрыми людьми. Он прост, хлебосолен, как сама его земля. Для друзей у него нараспашку ворота и душа. Коль пришел ты к нему с добром, то дважды обдаренный добром и уйдешь, потому что этот народ знает цену дружбе, благословляет братство и щедро делится даже последним куском. Но тот же простой, бесхитростный народ в час опасности перед мечом явит свету такую силу, удаль и хитрость, что сам дьявол не устоит перед ним. И вновь проявятся Сусанины, Суворовы, Кутузовы, Тарасы Бульбы, Буденные, Чапаевы и просто сваты, утопившие в навозной жиже пана Песика, и еще невесть кто и невесть что, рожденное в народе на страх и погибель врагам.

Сказав это, Гуляйбабка умолк и долго не произносил ни слова. Только когда кони поднялись на взгорок, весело крикнул:

- А не пора ли, Прохор Силыч, тронуть с ветерком? Дорожка-то чертовски хороша! Да и кони сами рвут удила.

- И то верно, сударь. Заговорились мы. - Он взмахнул кнутом, раздольно крикнул: - Э-эй, родные! Покажите-ка резвость на степной дороженьке. Ие-ха-ха!

Тройка белых донцов взяла с места внамет, но не промчалась и полверсты, как Прохору пришлось резко осаживать ее. Стоявшая на дороге группа конных дозорных во главе с Трущобиным, размахивая руками и что-то крича, просила остановиться. Карета стала. Подъехал Трущобин.

- Господин личпред! Нами задержан пан Гнида, но он заявляет, что нас не знает.

Гуляйбабка спрыгнул с кареты. На пегенькой лошаденке, подстелив мешок с сеном, сидел мужичишка в лаптях, рваной в локтях фуфайке, дней пять не бритый, обросший редкой рыжей щетиной. На гриве коня он держал узелок, рябую кепку и березовую хворостину, избитую до комелька.

- Гутен морген, пан Гнида! - воскликнул Гуляйбабка. - Не узнаете нас?

- Не знаю и знать не хочу, отпустите меня.

- Позвольте, как не знаете? Мы же вам оказали такую услугу, помогли составить для господ карателей такое оригинальное меню.

- Ваша услуга чуть не сунула меня в петлю.

- Какая петля? О чем вы, пан Гнида? Кто посмел посягнуть на вашу бесценную особь?

Гнида извлек из рваного козырька кепки листок с гербом - гитлеровским орлом, враждебно отворотясь, протянул его Гуляйбабке:

- Вот ваша помощь, енто самое оригинальное меню.

Гуляйбабка развернул листок, громко, чтоб слышали не только с ним стоявшие, но и две подводы, идущие вслед за каретой, прочел:

"Приговор военно-полевого трибунала двадцать второй охранной дивизии по делу старосты села Горчаковцы - Гниды С. X.

Военно-полевой трибунал двадцать второй охранной дивизии, рассмотрев дело Гниды С. X., устанавливает, что обвиняемый явно преднамеренно накормил офицеров и солдат пятого карательного полка жирной свининой, вследствие чего полк на двое суток потерял боеспособность и вынужден был принимать медицинские меры к закреплению желудков. На основании всех предъявленных и доказанных разделов обвинения военно-полевой трибунал приговаривает подсудимого Гниду Степана Хаврониевича за саботаж и враждебные действия к войскам рейха к смертной казни через повешение..."

Гуляйбабка прервал чтение, глянул на таившего ухмылку Гниду-младшего с деланным сочувствием и удивлением:

- Вас? Повесить? Да они с ума сошли! Вы же с потрохами преданы Адольфу Гитлеру. Где они найдут такого преданного старосту? Вы верны им, как пес.