Солнечные часы - Ширли Джексон

возделывать оливы! — резко отозвалась тетя Фэнни. — Небольшие слабости позволительны…

— А как же старые добрые шелкопряды? — Миссис Хэллоран пощупала рулон ярко-красной синтетической ткани. — Ты хочешь, чтобы мы походили на сумасшедших?

— Смею надеяться, что даже в лучшем мире я останусь истинной леди, — холодно возразила тетя Фэнни.

— Тетя Фэнни, вы же знаете, что я безгранично вам верю? — спросил Эссекс.

— И?

Тетя Фэнни уселась в большое кресло и принялась неспешно обмахиваться веером.

— А вы никак не могли… ошибиться?

— Насчет чего?

— Насчет… вашего отца? — промямлил Эссекс.

— Как я могу ошибаться? Это был целостный человек, сильная личность! Высокий, с представительной внешностью, прекрасно воспитан… — Тетя Фэнни бросила мимолетный взгляд на миссис Хэллоран.

— Тетя Фэнни, я вовсе не подвергаю сомнению слова вашего отца…

— Право, Эссекс!

— Прошу вас, только не смейтесь, но я… На самом деле мне страшно. Все эти вещи…

— Надеюсь, вы понимаете, что я выполняю распоряжения своего отца?

— Но все это так странно!

— Нисколько, уверяю вас. Постарайтесь, наконец, понять: раз уж мой отец взял на себя труд явиться сюда, значит, дело серьезное! Более того, я убеждена, что катастрофа может наступить раньше, чем мы ожидаем; хотя, разумеется, мой отец даст нам знать вовремя.

— И вы ему верите?

— Верю ли я своему отцу, Эссекс? Своему отцу?!

— Тетя Фэнни, расскажите нам еще раз, как оно будет там, в следующей жизни? — попросил Эссекс.

— Примерно так же, как и сейчас, я полагаю. Разумеется, сперва будет определенный период привыкания. Сами понимаете, земле понадобится некоторое время, чтобы восстановить репродуктивный цикл, и деревья далеко не сразу начнут плодоносить; а ведь нам придется где-то искать еду. Могу лишь предположить, что наутро первого дня мы выйдем в абсолютно чистый, голый мир без малейших признаков жизни, кроме нас самих. Будет очень мило, и все же первые дни мы не сможем пользоваться земельными ресурсами. Вскоре нас будет окружать Эдемский сад, хотя, насколько я помню, там не было особенного порядка. Впрочем, кто знает, вдруг и здесь будут сотни разных запретов — не только для одного дерева, — добавила тетя Фэнни, краснея.

— Но ведь к нам эти запреты не относятся? — напрягся Эссекс.

— Не думаю. Разумеется, мы все узнаем со временем, однако вряд ли это будет касаться запретов. Поскольку человечеству придет конец, так необходимая прежде общественная мораль станет попросту ненужной: ведь нас-то не придется учить, как себя вести!

— Вот вы говорите, что мы будем жить на цветущих лугах, окруженные деревьями и все такое, — настойчиво продолжал Эссекс. — А как же… — Тут он на секунду затаил дыхание. — А как же дом? Он ведь никуда не денется? Будет стоять здесь, полный разных вещей, ценных как в том мире, так и в грядущем.

— Я уже думала об этом, — призналась тетя Фэнни с легким смешком. — Мне кажется, дом станет чем-то вроде святилища для наших детей и внуков. Живя в лесу и в поле, под ласковым солнцем и нежной луной, получая все необходимое от природы, они не будут испытывать потребности в домах, и крыша станет для них аналогией алтаря; возможно, мы еще увидим, как наши внуки обожествляют дом.

— Да уж надеюсь, — вставила миссис Хэллоран.

— Поэтому я — повторюсь, согласно указаниям отца, — собираю в доме вещи, имеющие практическую ценность. Они могут понадобиться невинным обитателям нового мира, поэтому должны находиться под рукой, на алтаре их богов. Инструменты, к примеру. Или драгоценности, которые им будут казаться волшебными. Дивные изгибы лестничного пролета… Мы не должны допустить исчезновения чувства прекрасного.

— Мое столовое серебро… — сухо произнесла миссис Хэллоран.

— Собственность богов, — пояснила тетя Фэнни. — Отцу бы это понравилось.

— Через мой труп! — отрезала миссис Хэллоран. — Это мое законное наследство!

— Мне кажется, — неожиданно подала голос из темного угла Глория, и все умолкли, — мне кажется, они придут, эти далекие люди, станут боязливо ходить по дому, не смея ни к чему прикоснуться; будут глядеть на мебель, стены и полы, как мы смотрим на наскальную живопись или катакомбы, или древние дворцы; они станут совершать что-то вроде паломничества. Будут приходить сюда небольшими группами, строго по обозначенным линиям, чтобы ни к чему не прикасаться, не задеть ненароком стены или мебель; будут ступать осторожно, точно шагают по следам давно умерших и боятся их разбудить или разозлить; вряд ли они многое поймут и все же станут рассказывать о нас и о доме разные истории. Мне кажется, они будут воспринимать дом как некое священное, ужасное и таинственное место…

— А я запрещаю! — неожиданно громко заявила миссис Хэллоран. — Я не собираюсь покидать этот дом, пока жива; вы можете жить на деревьях сколько угодно, желаю удачи!

— Посмотрим, чем обернется твоя удача, — пробормотала вполголоса тетя Фэнни.

Глава восьмая

— «Как я уже сказал, у меня было немного денег, серебра и золота, — медленно, размеренно читала сиделка, — всего около тридцати шести фунтов стерлингов. Увы, они лежали, как жалкий, ни на что негодный хлам: мне было некуда их тратить. С радостью отдал бы я пригоршню этого металла за десяток трубок для табаку или ручную мельницу, чтобы размалывать свое зерно! Да что я! — я отдал бы все эти деньги за шестипенсовую пачку семян репы и моркови, за горсточку гороху и бобов или за бутылку чернил»[13].

Каждый день Джулия, Арабелла и Мэри-Джейн приносили