Русская война 1854. Книга четвертая - Антон Дмитриевич Емельянов

тоже! И собирайте волю в кулак, сегодня будем летать под огнем митральез!

— Есть готовиться! — дружный крик показал, что никто и не думает бояться. Зря, а вот меня немного потряхивает.

— Тогда снимаем ракеты? — задал вопрос присутствующий на собрании техник.

— Только с первой эскадрильи. Вторая будет прикрывать нас, если у врага найдутся свои самолеты, — я на мгновение задумался.

Я бы ракеты и по кораблям запустил, но то, чего хватало против небольших планеров, будет совершенно недостаточно против даже шлюпов союзников. Шлюп — это только для современного слуха звучит несерьезно, на самом деле это вполне приличный корабль.

— Ставим прицелы Лобачевского? — новый вопрос.

— Да, — кивнул я.

Прицелы Лобачевского — это простейшая машина. Вводим в нее угол сноса — это насколько сильно ветер сносит нас в сторону относительно того, если бы его не было. Благо на самолете рассчитать его не сложно: отпустил штурвал, и замеряй сколько хочешь. Угол прицеливания, учитывающий высоту и расстояние для цели, выставляли заранее на глаз, и после этого оставалось только поймать цель в зеркало настроенного дальномера и нажать сброс.

На высоте в тысячу метров и больше по нам даже из митральезы не попадут, но и у нас даже с прицелом шанс поразить кого-то на земле будет около 10%. Опустимся ниже — будем рисковать, но и шанс на попадание на сотне метров стремится к ста процентам. По крайней мере по цели размером с корабль. Не знаю, как именно мы будем действовать, посмотрим по обстановке. Но лично я готов к любому варианту.

— А «Большая мамочка»? — к собранию присоединился Достоевский. Глаза красные, видно, не спал опять, но при этом так и светится от гордости. Оно и понятно. Успел!

— «Мамочку» пока в обоз и подвезти к Габа-Тепи, а мне на самолет поставить направляющие, — решил я. Если и дойдем до испытания непроверенного оружия, то мне и рисковать.

* * *

Вчера вместе с вернувшимся «Чибисом» Уварова ко мне прилетел и мичман Прокопьев, вновь став моим главным по связи. Он же отслеживал все новости в небе, каждые полчаса зачитывая обновленную сводку.

— Англичане заметили выход эскадры Бутакова и выставили против них «Вайпер», «Линкс» и «Везувий».

— Маловато, — заметил я. — Против наших 4 пароходов, и это не считая миноносцев, которые издалека выглядят как суда поддержки.

— Передают, что англичане используют какие-то новые пушки. Стреляют почти на 2 тысячи саженей, — четыре километра, перевел я про себя. — Правда, мажут сильно. Разброс между выстрелами достигает 80 метров, и наши при этом не стоят на месте. Господин капитан, — Прокопьев на мгновение отвлекся от чтения. — А вы знаете, что это за орудия?

— Пушки Ланкастера, — я закусил губу. — Англичане хотели орудие, которое стреляет далеко и неважно какой ценой. Вот и сделали это чудо. Ствол овальный, чтобы выдерживать массу засыпаемого пороха. И все равно он уже пару раз взорвался, один раз прямо во время испытаний. Но… Уж больно нашим врагам хотелось доставать нас с дистанций, где мы ничего не можем им противопоставить. А если представить, что мы бы ждали их в Севастополе, когда снаряды можно сыпать куда угодно — все равно, на их взгляд, мирные жители тоже враги — то эти пушки не так уж и плохи.

— Но как можно осознанно стрелять по мирным?

— Английские газеты об этом не напишут, — я пожал плечами. — Наши, что характерно, тоже.

— Но…

— Но мы никогда и не были сильны в газетах, поэтому на ложь мы отвечаем сапогом русского солдата на чужой земле. А там уж каждый пусть сам решает, стоит ли дразнить русского медведя.

— А я видел это в старых газетах, которые Юлия Вильгельмовна приносила раньше. Там нас рисовали медведем, только… Это же разве обидно? Медведь — это, наоборот, звучит гордо. Лесной хозяин.

— Да, тут они с образом не угадали, — я улыбнулся. — А что ты говорил насчет Юлии Вильгельмовны? Почему сказал, что газеты приносила именно раньше?

— Так все знают: как война началась, и она увидела, как сэры и мусью относятся к своим простым солдатам и нашим мирным, так она сразу же собрала всю свою коллекцию и сожгла.

Не знал об этом, но недаром было видно, что девушка меняется… Нет, не время! Я выкинул лишние мысли из головы и сосредоточился на деле. На море пока было без потерь, а вот на суше… Враг уже начал высаживать десант. Прошелся из пушек по всем оврагам вокруг Габа-Тепи, а потом выбросил три десантных корабля на берег. Чтобы побыстрее и чтобы использовать их как укрытие. Кто бы ни руководил этой операцией, он ни капли не стеснялся использовать наш опыт высадки в Босфоре.

— Что Липранди? — спросил я. — Не успел подойти?

— Успел. Только не стал выводить людей на равнину, а просто занял все возвышенности вокруг бухты. Кораблям до него не добить, ему, впрочем, до самого берега тоже. Но, стоит врагу хоть немного дернуться вперед, как он сразу попадет в огневой мешок.

Хороший план. Хороший не потому, что осторожный, хотя я всеми руками за то, чтобы сегодня погибло как можно меньше наших ребят. А потому что ведет врага именно туда, куда и нужно. Главное, чтобы на земле все сработало именно так, как и задумано.

* * *

Лешка Уваров изо всех сил работал короткой десантной лопаткой. Говорят, ее сам капитан придумал — удобная, зараза! Лешка старался не думать о Щербачеве, который отправил его домой, но вокруг все постоянно напоминало о нем. Ну, подумаешь, пропустил Юлию Вильгельмовну против правил, так ведь это ради самого Григория Дмитриевича! Он бы видел, как девушка в лице менялась, когда спрашивала о нем… Но не срослось у них, а отвечать Лешке!

К счастью, ребята не бросили. Как улетел он с Дарданелл, так же и вернулся. В пилоты, конечно, было не пробраться, но вот в обычную пехоту его взяли. Правда, тоже помянули про устав и отвели лично к Павлу Петровичу… Лешка чуть со стыда не сгорел, когда перед лицом врага генералу Липранди пришлось тратить на него время. Но тот только глянул, ус крутанул да сказал.

— Сражайся. Проявишь себя, лично попрошу