Ленька Пантелеев - Алексей Пантелеев

Ленька поежился. Ему вспомнился убитый матрос на тротуаре, у развалин фабрики.

- Мама, правда, ты поосторожней! - крикнул он.

- Ты что, мальчик, - боишься?

- Я-то не боюсь...

- Ну, а я тем паче... Нонна Иеронимовна... скажите... а на чем нам придется плыть?

- Куда плыть? Ах, через Волгу-то? На плотах, матушка, на плотах.

Александра Сергеевна остановилась.

- Нет, вы шутите!..

- Шучу, шучу... Не бледнейте, сударыня. Пароходы специальные ходят через Волгу. Соглашение будто бы такое есть между воюющими сторонами... А вот - легка на помине! - и сама Волга-матушка.

Где-то очень-очень далеко внизу, за чугунной решеткой ограды, за белыми лестничными ступенями, за каменными площадками, за крышами, трубами и зелеными садами, Ленька увидел ослепительно сверкающую широкую ленту реки.

"Господи, как это близко, оказывается, - подумал он, - а я-то, дурачина, бегал, искал!"

Через несколько минут путники шагали уже по набережной, где толпилось и шумело много таких же, как они, беглецов. За голубым плавучим домиком пристани покачивался и дымил маленький белый пароходик.

Тиросидонская ушла узнавать о посадке, а Ленька с матерью остались на набережной.

У парапета лестницы, ведущей в город, расположилось бивуаком какое-то белогвардейское подразделение. Собранные в козлы, поблескивали штыками винтовки. Маленький серо-зеленый ручной пулемет угрожающе уставился черным глазом в сторону Волги. Из цинковых ящиков с нерусскими надписями аппетитно выглядывала красная медь патронов.

Несколько офицеров сидели, покуривая папироски, на каменном парапете, другие - в одиночку и парочками - расхаживали по набережной, прислушиваясь к разговорам беженцев, поглядывая на них пасмурно, с наигранным презрением... Вид у них у всех был обтрепанный, многие были небриты, на сапогах и обмотках толстым слоем лежала пыль.

В одном из этих прогуливающихся офицеров Ленька узнал молодого Пояркова. Подпоручик тоже заметил его.

- Постой, - сказал он, останавливаясь, своему товарищу. - Я где-то видел этого мальчика. Эй, шкет! - окликнул он Леньку.

Ленька метнул на него исподлобья мрачный взгляд и ничего не ответил.

- Ты, с пакетом, я тебя спрашиваю. Ты откуда?

- Я не шкет, - пробурчал Ленька, теснее прижимаясь к матери.

Офицер поднял глаза и узнал Александру Сергеевну.

- Ах, простите, - сказал он, отдавая честь. - Мы знакомы, кажется?

- Я не помню.

- Ну, как же?.. В один прекрасный день мы с отцом привели к вам в подвал заблудшую овцу... Забыли?

- Да... я вспомнила, - сказала она сухо. - Простите, нам надо идти...

- Сматываете удочки?

- Что вы сказали?

- Я говорю: собираетесь бежать?

- Да. Хотим попытаться.

- Через Волгу?

- Да.

- На пароходе?

- Да... На пароходе.

- Ну, ну, - сказал он, усмехнувшись. - Ни пуха вам ни пера. А вы, я вижу, бесстрашная женщина...

- Простите, я не понимаю... что вы хотите сказать? - побледнела Александра Сергеевна.

- А то, что я вам, сударыня, искренне, по-дружески, не советовал бы подвергать такому риску и себя и ребенка.

- Какому риску? Разве это опасно?

- Значит, вы не знаете, что большевики с моста расстреливают лодки и пароходы, которые идут на тот берег?

- С какого моста?

- А вон - с Американского моста, который виден отсюда.

- Нет, скажите, - неужели это правда?

- Прошу прощения, сударыня, с вами говорит русский офицер. Вчера под вечер на этом самом месте на моих глазах затонул обстрелянный большевиками пароход "Пчелка".

- Боже мой! Какой ужас! Что же делать?!

- Мама... ничего... не потонем, дай бог, - забормотал Ленька, с ненавистью поглядывая на Пояркова.

Офицер приложил руку к козырьку.

- Желаю здравствовать, - сказал он холодно. - Считаю своим долгом предупредить вас, а решать, конечно, придется вам самим.

И, повернувшись на каблуках, он отошел к ожидавшему его товарищу.

Через минуту из толпы вынырнула грузная фигура Нонны Иеронимовны. Размахивая своим огромным зонтом, она еще издали кричала:

- Идемте, голубчики, скорей, живенько! Посадка начинается.

Александра Сергеевна торопливо пересказала ей то, что услышала от Пояркова.

- Да что он врет, каналья?! - рассвирепела учительница. - Клеветник этакий! Амфибия! Где он?..

И, подняв над головой зонт, старуха оглянулась с таким видом, словно собиралась собственноручно, врукопашную расправиться с клеветником...

...И все-таки эта двадцатиминутная поездка не была приятной и спокойной.

Все эти двадцать минут Александра Сергеевна просидела ни жива ни мертва. Ленька успокаивал ее, даже посмеивался над ней, но и сам чувствовал, как при каждом ударе машины и при каждом всплеске воды за бортом екает и сжимается его сердце. Ему было и страшно и тянуло к окну - посмотреть, что делается на реке, далеко ли до берега и виден ли мост.

- Леша! - поминутно вскрикивала мать. - Я, кажется, просила тебя?!. Отодвинься от окна!..

- Я только чуть-чуть... одним глазом...

- Боже мой! Ты, я вижу, намерен свести меня в могилу!.. Кому я говорю? Сядь на место!..

Но он все-таки успел на секунду выглянуть в квадратное, забрызганное водой окошко. И первое, что увидел, - это длинный, многопролетный железнодорожный мост, пересекавший реку. До моста было далеко, - может быть, верста или больше, но Леньке показалось, что за железными фермами моста он видит людей: на мосту что-то шевелилось и поблескивало. Вздрогнув, он отшатнулся от окна и побоялся взглянуть на мать, чтобы не заразить ее своим страхом. Но ее и пугать не надо было... Только старуха Тиросидонская чувствовала себя, как всегда, прекрасно. Положив на колени свой туго набитый мешок и черный зонт, она шутила, смеялась, подтрунивала над трусами и паникерами, которых и на пароходе оказалось немало.

Но вот машина под ногами у Леньки застучала потише, вот что-то заклокотало и забурлило и сразу смолкло. Только чувствовалось плавное движение и покачивание парохода.

- Что это? - прошептала Александра Сергеевна, подняв глаза на учительницу.

- Кончено, матушка, - ответила та, поднимаясь и закидывая за спину рюкзак. - С приездом вас...

Минуту спустя шумная толпа беженцев, весело переговариваясь, уже поднималась по отлогому берегу - туда, где виднелись какие-то низенькие приземистые строения, заборы, кусты и белые колпаки нобелевских цистерн.

Казалось, что все страхи остались позади...

И вдруг Ленька услышал у себя над головой знакомый улюлюкающий свист. Он увидел, что все вокруг побежали, и тоже побежал.

- Что случилось? - в который раз за эти дни спрашивали вокруг.

- Стреляют.

- Кто стреляет?

- Да вы что, - не видите? Красные открыли огонь с моста!

Кто-то толкнул Леньку, он споткнулся, уронил свой сверток, нагнулся, чтобы поднять его, и увидел, что действительно стреляют с железнодорожного моста. Но тут же он понял, почему стреляют.

По сходням, ведущим с парохода на берег, низко наклоняясь и закрывая руками головы, бежали один за другим люди в военной форме. Прыгая на берег, они разбегались в разные стороны.

- Смотри! - сказала Нонна Иеронимовна, схватив Леньку за плечо. Смотри, мальчик! И запомни!.. Это называется - крысы, бегущие с тонущего корабля.

Через час беженцы уже сидели на крылечке лесного хутора, верстах в четырех от города, пили парное молоко и с наслаждением ели черный пахучий деревенский хлеб.

Постепенно на хуторе собралось еще человек двадцать беглецов из Ярославля.

Где-то далеко бушевала гроза, где-то еще ухало и грохотало, а здесь, в маленьком хуторском садике, летали пчелы, щебетали птицы, мутно поблескивал и попахивал уютным дымком большой медный самовар; люди сидели на свежей зеленой траве, пили, закусывали, наперебой говорили, смеялись и уже не серьезно, а шутя рассказывали о тех страхах, которые им только что довелось пережить.

Были тут смешные и занятные люди.

Была молодая красивая московская дама с двумя близорукими девочками-близнецами. Вспоминая об ужасах, которые они испытали в Ярославле, дама поминутно закатывала глаза и говорила:

- Мне лихо было!.. Ой, не могу, до чего лихо мне, лихо было!..

Девочки робко усмехались, щурились и поглядывали на Леньку, который тоже иногда посматривал в их сторону, но при этом усиленно хмурился и начинал с деловым видом поправлять ремешок на сандалии.

Был среди беженцев толстый румянощекий парень, - как говорили, купеческий сынок, - которого сопровождал дядька, старик по имени Зиновьич. Над румяным детиной все смеялись. Рассказывали, что в Ярославле он жил в гостинице "Петроград", в угловом номере. Ночью снарядом оторвало весь угол дома, комната превратилась в открытую террасу, а парень так и проспал до утра, ничего не заметив и не услышав. Вокруг хохотали, а детина пил чай, прилежно дул на блюдечко и, тупо улыбаясь, смотрел в одну точку. Ленька тоже смеялся, но смешным ему казалось не то, что у детины такой крепкий сон, а то, что его, почти взрослого человека, водит за руку дядька. Это было как-то старомодно, по-книжному причудливо, и, хотя купчик не был ничем похож на Гринева, а скорее на Обломова или на Митрофанушку, Леньке вспомнилась "Капитанская дочка" Пушкина.