Рейтинговые книги
Читем онлайн Вся правда о Русских: два народа - Андрей Буровский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 85

Напомню, что русский человек вполне может разговаривать с украинцем или сербом, который ни слова не знает по-русски: хотя бы общий смысл сказанного понятен. Автор лично присутствовал на докладе, который читал этнический серб на сербском языке, а слушали его русские ученые… Было вполне понятно практически все сказанное, и после доклада завязалась оживленная дискуссия на двух языках. Значит, в XVIII веке два «диалекта» русского языка различались между собой значительно больше, чем в наше время различаются русский и сербский языки.

Пока что мы говорили только о самом простом владении языком: о возможности на нем говорить, и только. Научиться говорить на русском языке XVII века так, чтобы не вызывать насмешки, будет непросто. Уж конечно, никакие шпионские штучки с попыткой выдать себя за русского никак не пройдут — с первой фразы все поймут, что вы иноземец.

Два языка, и оба русские

С начала XVIII века язык русских европейцев начал отличаться от языка туземцев. К концу XVIII столетия он вобрал в себя множество заимствований из немецкого, латыни, французского, голландского, английского. Не будем о грустном: о дворянах, которые буквально разучились говорить на родном русском языке, для которых французский стал привычнее и роднее.

Но даже не обсуждая таких крайностей, заметим: русский человек говорит, используя слова, которых не было в языке московитов… и нет в языке русских туземцев XIX века. Бутерброд, горизонт, бифштекс, циркуль, патруль, офицер, фамилия, медицина, шофер, бензин, одеколон… В общем, такие слова перечислять можно долго, очень долго. В нашем языке они есть, но в языке русских туземцев их не было.

А в языке туземцев были слова, пришедшие из Византийской империи, из церковнославянского, и почти забытые в русской европейской среде.

К середине—концу XVIII века русский народ явственно разделяется на два… ну, если и не на два народа в подлинном смысле, то по крайней мере на два, как говорят ученые, субэтноса. У каждого из них есть все, что полагается иметь самому настоящему народу — собственные обычаи, традиции, порядки, суеверия, даже свой язык… Ну, скажем так, своя особая форма русского языка.

Каждой из этих двух форм русского языка можно овладеть в разной степени. Барышня-крестьянка, Лиза Муромцева, достаточно хорошо владеет «народной» формой русского языка — по крайней мере достаточно хорошо, чтобы Алексей Берестьев действительно принял ее за крестьянку.[77]

Самого Алексея она уличала: «Баешь не по-нашему».

Алексей действительно «бает» совсем не по-крестьянски. Простонародное слово «баять» никак не может произнести дворянка! Парень убежден на сто пудов…

…Но будь на его месте крестьянский парень, он легко разоблачил бы Лизу. Ведь сойти за «настоящего англичанина» в России и в самой Англии — как говорят в Одессе, «две большие разницы».

Ведь русские туземцы не только употребляют другие слова… Они произносят совсем другие звуки! Вряд ли Лиза могла говорить на крестьянском языке без акцента.

Она говорит и ведет себя, как иностранка. Ведь для нее все обороты речи, употребляемые в обличье Акулины, — это не «настоящий» русский язык, использование его — только девичья игра, увлекательная, пряно-рискованная. Девушка прекрасно знает, что «на самом деле» по-русски говорят совсем не так.

И дело ведь не только в языке. Другие привычки, другие движения тела, языка и души. Другая память, в том числе память о детстве.

По крайней мере народовольцев, «идущих в народ», крестьяне разоблачали сразу же, и разоблачали именно так, как ловят незадачливых шпионов: по неправильному ношению одежды, по бытовым привычкам, по незнанию характерных деталей. И конечно же, по языку.

У Николая Семеновича Лескова описана его собственная бабушка, которая свободно произносила такие сложные слова, как «во благовремении» или «Навуходоносор», но не была в силах произнести «офицер» иначе, чем «охвицер», и «тетрадь» иначе, нежели «китрадь». То есть, называя вещи своими именами, эта туземная бабушка цивилизованного Н. С. Лескова говорила по-русски с акцентом. Сама она была русская? Несомненно! Но ведь и образованный человек, пытаясь говорить на «народном» языке, тоже говорит с акцентом. Он, выходит, тоже иноземец?

Даже в начале XX века в двух русских языках сохранялся разный звуковой строй. Сохранилась история уже 1922 года: колчаковский офицер под Красноярском отстал от своих, заболел тифом. Выздоровев, он бежит в Китай, в Русскую Маньчжурию. Переодевается крестьянином, отпускает бороду и от работы к работе идет на восток. После долгих странствий доходит он до Амура и видит на реке рыбаков….

— Добрые люди, перевезите меня!

— Садись, барин.

— Что вы! Что вы! — пугается несчастный. — Я такой же крестьянин, как и вы!

— Не лги нам, барин, — смеются мужики, — ты говоришь не по-нашему.

— Я говорю те же самые слова…

— Говоришь те же, а выговариваешь иначе…

То есть у барина — акцент, и крестьяне прекрасно улавливают этот акцент{7}.

Жилища европейцев и туземцев

Петербург с самого начала застраивался в европейском стиле. С середины—конца XVIII века и другие русские города украшены особняками в стиле классицизма, барокко, романтизма… Сохранившиеся в Москве сооружения этого типа красивы, интересны, благоустроенны.

«Доходные» дома XIX — начала XX веков, в которых сдавались квартиры, поскромнее. Только для верхушки интеллигенции доступны дома с резными каменными скульптурами и колоннадами у входа, с привратниками и с водопроводом, ванными комнатами, а к концу XIX века — с туалетами. Но и скромные дома для рядовых интеллигентов или рабочих с квалификацией, верхушки мастеровых и купцов — явно европейские дома.

Эти дома выглядят как европейские, внутри них — европейская же планировка, и обставлены они тоже по-европейски, только богаче или беднее.

Но 99 % населения России в конце XVIII века, 90 % в середине — конце XIX, 80 % в начале XX живут в совершенно других домах: в деревянных избах, построенных так же, как это делали в Московии.

Представление о таких домах дают музеи-заповедники деревянного зодчества в Суздале или под Новгородом. Это избы разных размеров, на Севере бывают и в два этажа.

Избы красивы, соразмерны, украшены резьбой; в них прохладно летом и тепло в зимнюю стужу.

Но распланированы они совершенно непривычно для нас. Традиционная русская изба не разделена на разные комнаты, основное место в ней занимает русская печь. На печи можно спать, к ней пристроены деревянные полати для сна.

В избе почти нет знакомой нам мебели. То есть стол и скамейка — это родные, что называется, предметы. Хуже то, что в доме почти ничего другого нет… Не только шведской стенки или удобного современного кресла; не только нет дивана, на котором можно было бы свернуться и подремать после обеда — изобретение этих обычнейших предметов таится в дали не познанных еще времен.

Но и шкафы, шифоньеры, трюмо, кровати, письменные столы, стулья — всех этих элементарнейших, повседневно необходимых вещей нет в доме у московита, до конца XIX века нет их и в доме крестьянина.

Нет, например, шкапов или столов с выдвижными ящиками, комодов и стульев. Есть сундуки — то есть в дворянском быту они тоже есть, но играют не такую значительную роль. А тут вещи класть больше и некуда.

По современным представлениям, все эти сундуки и скамейки добротны, надежны, прочны, но очень уж грубы и примитивны.

Чтобы жить в избе, нужно уметь пользоваться ухватом, спать на лавке, обметать сажу куриным крылышком, шить и прясть ночью, и даже не при свече, ведь свеча — это дворянская и городская роскошь. А при лучине.

Крестьянский быт — это совершенно иные объемы жилища, другие помещения, другие предметы. В 1997 году старенький академик в музее деревянного зодчества под Суздалем обронил:

— На полатях теплее… Помню, соберемся там, прижмемся друг к другу, ветошкой накроемся…

Старичок блаженно улыбался, вспоминая золотое, невозвратное детство. Он был русским европейцем, который провел первые годы жизни в туземной избе, жил жизнью туземного мальчишки.

Что характерно, на полатях он не имел никакого представления о ночной рубашке или пижаме, а укрывался не простынями и одеялом, а ветошью. Что не только беднее, но и куда менее опрятно.

Великая Гигиеническая Революция

Эта революция началась с того, что Луи Пастер открыл — болезни переносятся микробами! Он научился готовить вакцины и бороться с такой страшной болезнью, как бешенство. Но первой страной, где люди начали всерьез верить в микробов и в исходящую от них угрозу, стала Германия.

Немцы сделали практические выводы из исследований Пастера. Они первыми начали держать в чистоте себя, свою одежду, свой дом и по возможности весь город. Сначала немцы, потом и все европейцы начали мыть руки перед едой, готовить пищу чистыми руками.

1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 85
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Вся правда о Русских: два народа - Андрей Буровский бесплатно.
Похожие на Вся правда о Русских: два народа - Андрей Буровский книги

Оставить комментарий