Пиджин-инглиш - Стивен Келман

Возле моей квартиры очень здорово запускать «багги». Пол такой ровный и блестящий, машина катит со страшной скоростью. Самому начинает казаться, что мчишься вместе с ней, хотя на самом деле стоишь на месте. Надо успеть вовремя смигнуть, пока голова всерьез не закружилась.

Я уставился на дверь Джордана: откройся наконец! Я даже нарочно стукнулся в нее машиной и притворился, что случайно. Дверь распахнулась. Поначалу Джордан ничего не говорил, только смотрел. Долгодолго. Мне даже не по себе сделалось, и машина слушаться перестала.

Ну, скажешь ты хоть слово?

Джордан:

— Дай попробовать.

Это все входило в мой план, только пусть подождет еще немного.

Я:

— Минуточку.

Рулю дальше. Пусть думает, что я с ним расплевался. Пусть раскается. Пусть я выйду победителем в последней игре. Я чувствовал на себе его взгляд и жал на кнопки как ни в чем не бывало. Джордан стал переминаться с ноги на ногу. Класс! Продлись, мгновение.

Джордан:

— Будь человеком, дай попробовать. Не наигрался еще?

Я:

— Ты ее сломаешь.

Джордан:

— Не сломаю. Я крутой гонщик. В аварии не попадаю.

Я:

— Мы вроде как больше не дружим.

Джордан:

— Кто сказал? Ну дай же.

— Еще две минуты.

Джордан:

— Одна минута. Я тебе покажу, как делать сальто, такой кайф.

Этого-то я и дожидался. Пусть ему захочется так, что прямо невмоготу. Пусть попросит как следует. Тем жальче ему будет, когда заберу игрушку. Мне хотелось наказать его. Это мой долг.

Темнело. Все затихло. Сердце мое стучало часто, пока я ждал нужной минуты. Я знал: будет зверски круто. Вот и моя дверь. Все складывается отлично. Я прикусил губу, чтобы не расхохотаться.

Я:

— Не могу. Мне пора обедать.

Подхватываю машину, вхожу к себе и захлопываю за собой дверь. Настроение отличное. Ловко я провернул дельце. У него даже времени на подозрения не оставалось. Полная для него неожиданность. Теперь я в вечном выигрыше.

Поппи и краситься-то ни к чему, она и так красивая. А вот Микита, Шанель и все прочие мажутся вовсю. Штукатурят свои некрасивые места. Получается только хуже. У Микиты на веках непременно зеленые тени. Вылитая лягушка.

Уродина уродиной, да еще и зеленая. Вот дура. Но я помалкиваю. Чего мне с ней связываться?

Микита мазала себе губы вишневой помадой. Сердце у меня екнуло. Отступать-то некуда.

Микита:

— Подготовился? Почистил зубки? Да нет, я шучу. Ты такой чистенький. Сладкий мой мальчик.

Микита собиралась научить меня целоваться. Она перецеловала взасос чуть не сотню парней и полностью в теме. Если я научусь правильно целоваться, Поппи никогда не бросит меня ради другого.

Не хочу, чтобы Поппи меня бросила. Она должна быть моей навсегда. Буду защищать ее от бед, как тогда с осой. Поппи такая благодарная. Когда она мне улыбается, в животе становится тепло и щекотно.

Вот ведь фигня, надо стоять смирно. Забыть, что терпеть не можешь Микиту, и вызвать в памяти ее пышный зад, большие груди и пухлые губы. Она как тренажер.

А Лидия смеялась. Ей понравилось.

Лидия:

— Хочу любовника

Не Казанову.

Я:

— Да отстань ты!

Лидия:

— Каждый день отдадим любви.

Ты будешь мой любовник[17].

— Заткнись! Слушать тошно!

Микита:

— Стой смирно, сочный мой. Расслабься.

Микита уселась на меня сверху и притиснула к дивану. Захочешь — не выскочишь, в ней целая тонна. Облизала губы. Рыба рыбой, огромная, жуткая. Я закрыл глаза, чтобы дело пошло быстрее.

Микита:

— Открой ротик чуть пошире. Успокойся. Тебе понравится, обещаю.

Все происходило жутко медленно. Микита пододвигалась все ближе, я чувствовал. Тепло ее дыхания касалось моего лица, грудь скользила по руке. И тут она как поцелует меня прямо в губы. Поцелуй оказался такой нежный. Все шло совсем неплохо, пока она не пустила в ход язык.

Я:

— Нннтыничегоненннговориланннпроннязык!

Микита замерла. Я смог вдохнуть.

Микита:

— Что это было?

Я:

— Ты ничего не говорила про язык!

Микита:

— Но все тащатся от моего языка! Учись, как надо целоваться по-настоящему, а то смысла нет.

Лидия:

— Они же всего-то в седьмом классе, на что им язык?

Микита:

— Засохни, подруга, тебе-то откуда знать? Дай мне сделать дело. Ты же не хочешь, чтобы у тебя был голубенький братик?

И снова засунула свой язык мне в рот. Горячий и слюнявый, гадость. Я попробовал вывернуться, но она меня только сильнее притиснула к дивану и при этом мычала и чмокала, словно влюбленный зомби. Ее язык мерзкой змеей елозил мне по губам. Я представил себе Поппи, ее желтые как солнце волосы, и мне стало теплее.

Тут кто-то как схватит меня за руку. Я дернулся. Оторвут ведь на фиг.

Лидия:

— Микита.

Микита:

— Расслабься. Дай сюда.

Ущипнула меня и засунула мою руку себе в трусы. Я ощутил под пальцами волосы. Стало колко и щекотно. Тогда все и слетело с катушек. Чем хочешь клянусь, мне сделалось плохо. Она прижала мой палец к своей «тото», там было влажно и пружинило, потом прижала другой палец, и следующий, а потом принялась моей рукой гладить себя по этому месту. Чмокала губами и жарко сопела мне в лицо. Я ничего не мог поделать. Ненавижу все, что похоже на вишни. Меня затошнило, как на море в качку.

Я:

— П-п-перестань! Лидия, п-п-помоги! П-п-прогони ее!

Лидия:

— Хватит с него. Он задохнется!

Микита:

— Это я скажу, когда хватит, Хламидия. Кончай брыкайся, чел! Я думала, тебе урок нужен.

Я:

— Я передумал. Слезь с меня!

Я поднатужился и спихнул ее. Взгляд у Микиты был сонный и тупой, и она тяжело дышала, будто с кем подралась. Джинсы расстегнуты, вцепилась мне в руку, а ладонь моя у нее в трусах. Я еле выдернул. Кожа зудела от волос, пальцы мокро блестели. Хотелось умереть.

Микита:

— Неплохо для новичка. Только зубы не облизывай, девушки этого не любят. Еще попытка?

Я:

— Отстань! Ни за что! Отвали от меня!

Я смылся, пока она снова меня не зацапала. Вымыл руки и губы. Облегчился, но вышло как-то странно, наверное, Микита мне что-то повредила. Лидия должна была остановить ее. Я сам должен был не даваться ей в лапы. Плохая была идея. Если Поппи узнает, что я лизался с другой девчонкой, она точно со мной порвет.

Я:

— Тупая сучка! Гадина!

Микита поджидала у двери ванной. Улыбалась словно безмозглая жирная жаба.

Микита:

— Мы еще не закончили, это только первое занятие. Я подняла твою штуку? Как там у тебя, свербит?

Я:

— Нет!

Лидия:

— Что ты несешь, он еще маленький. Оставь его в покое.

Микита:

— А ты ему кто, мамочка? Если сама еще ни с кем, не думай, что все такие. Доска — два соска.

Лидия:

— По крайней мере, мой парень — не убийца.

Все замерло. Лидия резко захлопнула рот, но было слишком поздно, слова уже вылетели, не вернуть. Лицо у Микиты сделалось жестким.

Микита:

— Что ты сказала?

Я подумал, что Лидия сейчас заплачет. Она не двигалась. Вид такой, словно в ловушку угодила. За миллион лет бы не подумал, что такое возможно. Тишина стояла жуткая, кто-то должен был нарушить ее. И почему мамы вечно нет, когда она нам нужна.

Я:

— Ты не должна позволять себя жечь.

Микита:

— Что?

Лидия потрогала ставший почти незаметным ожог от утюга на лице. Мои слова придали ей храбрости. Она ожила.

Лидия:

— Скажи ему, пусть притормозит. Посмотри на свои руки, как ты можешь разрешать такое? Это просто слабость.

Микита застегнула джинсы. Руки у нее прямо плясали. Ее толстые обожженные пальцы уже не вызывали неприязни, это было бы попросту несправедливо.

Микита:

— Кого ты слабой обозвала? Видела, как я уделала Шанель?

Я:

— Она не Шанель, она Лидия. Только тронь ее. Я тебя зарежу ножом-пилой. Попрошу Джулиуса, и он тебя отметелит, он реальный гангстер.

Лидия:

— Никого ты не зарежешь. И не попросишь никого. Микита, иди домой. Мы не хотим тебя больше здесь видеть.

Микита:

— Ой, как страшно. Сучка тупая.

Ну вот. Землетрясение, которого я ждал, отменилось. Микита не знала, как ей поступить, и свалила по-тихому. Я задвинул за ней все запоры, достал непочатую упаковку шоколадного печенья из маминого потайного ящика и протянул Лидии. Пусть откроет. Самое первое — всегда самое вкусное.

* * *

Я был занят своими делами, лакомился кунжутным семенем, его насыпала леди в инвалидной коляске. Она любит смотреть из кухонного окна, как мы едим, грезит, как купается нагишом в теплых водах и морские коньки покусывают ее нежные пальчики, а их цепкие хвосты щекочут соски. Каждому свое, говорю я, жизнь слишком коротка, чтобы осуждать мечты, такие чистые и неподдельные.