Пиджин-инглиш - Стивен Келман

— Гарри!

Чесслово, это самое прекрасное, что я слышал в жизни! Слушал бы и слушал. Без передыху!

Я:

— Привет, Агнес! Тебе лучше?

Бабушка Ама:

— Скажи «да»!

Агнес:

— Да!

Мама расплакалась от радости, Лидия вслед за ней.

Лидия:

— Она может говорить! Скажи «Лидия».

Агнес:

— Лидя!

Лидия:

— Мы любим тебя!

Я:

— Мы любим тебя, Агнес!

В животе у меня сделалось тепло и приятно. Я спас ее! На глаза у меня тоже навернулись слезы, но не лить же слезы при Лидии.

Бабушка Ама:

— Она поправилась. Проснулась утром и попросила банан. И с аппетитом покушала.

Мама:

— А какая у нее температура?

Папа:

— Нормальная. У нас все отлично. Не волнуйся.

Мама:

— Так хочется к вам.

Папа:

— Я знаю. Скоро увидимся, ведь так?

Я:

— А крыша цела?

Папа:

— Целехонька! Вчера была буря, а ей хоть бы хны!

Я:

— Ты уж не делай ничего больше, ладно? Продавай то, что у нас уже есть. Поскорее сюда приедешь. Хорошо?

Папа:

— Хорошо.

Я:

— До свидания, Агнес!

Агнес:

— Виданя!

Кричит Агнес лучше всех на свете. Я представил, что это ее супердар. Когда она подрастет, получит имя Суперкрик. Я даже возьму ее себе в оруженосцы (это типа супергероя рангом пониже, помощник главного супергероя и его лучшего друга).

Я не стал говорить папе, что потерял крокодилий зуб, не хочу опять все испортить.

* * *

На столе высилась целая гора паспортов. Джулиус смахнул их в портфель, я ни одного и раскрыть не успел. Мне было интересно, какие там фотографии, улыбаются на них люди или нет, и какие у них прически — вдруг смешные, и есть ли у них на носу очки, а на лице шрамы.

Тетя Соня:

— Я тебе доверилась. Оплати все как полагается.

Джулиус:

— За все платим наличными. Правильно ведь?

И шлепнул ее по попе.

Лидии на день рождения подарили «Самсунг Джет». Она визжала как маньячка. У телефона даже камера есть.

Лидия:

— Улыбочку!

Тебя снимают — улыбайся. Лидия щелкала все вокруг. Я скалю зубы. Я возле своей машины. Мама и тетя Соня обнимаются. Дерево тети Сони. Джулиус со свирепым видом пьет свой вырви-глаз. Плакат Наны Ачимпонг на стене кухни. Вид в замочную скважину (сплошная муть).

Я уже хотел попросить ее сфоткать тебя, но вовремя вспомнил, что ты не любишь сниматься. Никто не заметил твоей тени за окном, только я. Не попадайся им на глаза, хочу, чтобы ты был только мой. Мне так больше по душе, вот и все. Если мама тебя увидит, наверняка прогонит.

Я получил автомобиль с дистанционным управлением, хоть сегодня и не мой день рождения. Шикарная машина, такая быстрая. Пульт без проводов. По виду — «багги», ни окон, ни дверей, одна голая рама, и человечек внутри. Цвет красный, хром сверкает на солнце. Скорость — сто миль в час.

Поначалу машина меня не очень-то слушалась, чуть зазевался — шарах в стенку.

Я:

— Прекрати фоткать, я из-за тебя стукаюсь!

Лидия:

— Прекрати стукаться, я из-за тебя фоткаю!

Хорошо, у машины спереди мощный бампер и ей ничего от ударов не делается. Я потренировался в коридоре, куда выходит дверь тети Сониной квартиры. Машина отлично себя ведет на любом покрытии, и на ковре, и на кафеле. Колеса большие, ребристые, нигде не застрянет. Надо будет испытать ее на реальном грунте, в песке, в грязи, на траве. Готов поспорить, отлично получится и на снегу. Ей-богу, когда выпадет снег, прибегу первым. Весь снег будет мой, пока не затоптали. Первый снежок запущу в Вилиса. Постараюсь попасть в лицо. Вот классно будет!

А голуби улетают зимой на юг?

Я летаю, где хочу.

Здорово! Тогда сядь на дерево и смотри, как я кидаю снежки.

Джулиус наводил лоск на Мастера Уговоров, наматывал новую ленту на рукоятку в том месте, где старая лента засалилась и начала отставать, трудился неторопливо и аккуратно, будто перед ним одноногий голубь и Джулиус приделывает ему недостающую лапку.

Я:

— А такой штукой можно целиком снести голову?

Джулиус:

— Насчет этого не знаю, но шороху навести можно нехилого. Главное, ударить в нужное место. Я одного типа стукнул по голове, так у него сразу взгляд сделался тупой-тупой. Будто свет выключили. Я ему мозги повредил. Язык стал заплетаться. С одного удара. В нужную точку попал. Чел был сам виноват, надо долги отдавать, как все приличные люди. Он сейчас типа овощ, под него пеленку подкладывают, как под младенца.

Джулиус громко загоготал. Мама оттирала тарелки с такой яростью, словно хотела отскрести с них грех. Лично я бы предпочел, чтобы меня убили Мастером Уговоров, а не ножом. Нож очень уж острый, он режет и кромсает дух. А бита круглая, дух остается в целости и сохранности. Быстрей попадешь на небо, и меньше грязи, убирать-то маме. Ничего, если мозги будут набекрень, там тебе все вправят, как было. Дух куда важнее.

Крошечное дерево тети Сони стало еще меньше. Листья на нем блестели словно ожоги. Их и дождик-то не мочит, вечно под крышей. Я потихоньку полил деревце, пока никто не видит. Вода моментально впиталась между камешков, будто и не поливал.

Мне надо передать сообщение мистеру Смиту. Я не хотел за это браться, но деваться-то некуда. Бывает, учитель просит что-то передать, только чтобы тебя проверить.

Энтони Спайнер:

— Как-то мистер Смит вручил мне записку. Я ее развернул и — угадай, что там было?

Я:

— Что?

Энтони Спайнер:

— «А ну брось меня читать!» Больше ничего. Такой прикол.

Линкольн Гарвуд:

— Западло. Терпеть не могу мистера Смита. Говорящая задница.

Я не стал разворачивать сообщение, честно отнес его в учительскую. По-моему, надо мной никто не прикалывался. На обратном пути я увидел ее. Она, наверное, класса из десятого, никогда мне на глаза не попадалась. Стоит на полу на коленях. Даже газетку подстелила. На голове белый платок. Глаза закрыты. Я так и замер.

Стоял и глазел на нее. Так успокаивающе. Я старался не шевелиться, чтобы не разрушить. Даже не дышал. Лишь бы это продолжалось.

Губы у нее шевелились, но слов было не разобрать. Время от времени она наклонялась вперед, почти касаясь головой пола. Медленно так, у меня даже глаза стали слипаться. Чуть было не спросил ее, что она просит своей молитвой, но вовремя прикусил язык.

Уж конечно, не о бомбах молит. Наверняка о чем-то хорошем.

Я стоял у стены и смотрел. Никого рядом. Тишь и благодать. Я даже забыл, что надо возвращаться в класс. С радостью бы помолился вместе с ней, да не получится. Даже пробовать не стоит.

Девчонка в платке закончила молиться, открыла глаза и встала. Я быстренько повернулся и отступил в коридор. Я старался не издавать ни звука. Не хотел, чтобы она узнала, что я смотрел на нее, тогда все было бы испорчено. Я дождался, когда она уйдет, и только тогда вновь начал дышать. Подошел к тому месту, где она молилась, но за невидимую черту заступать не стал. И опять почему-то задержал дыхание.

Я завернул за угол и наткнулся на Убейцу. Он сразу меня заметил, я и сделать-то ничего не успел. Убейца запихнул меня в дверь туалета и зажал между раковинами, тыча в грудь ножом для пластилина, видать, у них урок изобразилки.

Убейца:

— Гони назад мои отпечатки. На хрена они тебе понадобились?

Я:

— Я их выкинул, они плохо получились. Это была шутка.

Убейца пихнул меня к стене. Голова моя стукнулась о держалку с бумажными полотенцами. Свет из окна блеснул на ноже и ослепил меня. Я зажмурился, готовясь к смерти. Стало тихо. Мир словно замер. Убейца заговорил каким-то надтреснутым голосом. А может, мне показалось. Так всегда бывает, когда храбришься изо всех сил и кровь в жилах стынет.

Убейца:

— Не лезь в чужое говно, сечешь? Это не твое дело. Все равно ничего не докажешь. Выброси эту херню, иначе проблемы, ясно?

И ушел. Но сначала снова приложил меня о держалку с полотенцами. Я пощупал голову. Крови вроде нет. Я подождал, когда выровняется дыхание. Меня немного трясло. На рубашке остались следы от грязных пальцев Убейцы. Надо запретить, чтобы тебя мазали чужой грязью. Надо запретить, чтобы твое спокойствие нарушали, это несправедливо. Мокрое пятно у меня на брюках — это потому что раковины все в брызгах, ничего такого.

Наступление лета в Англии празднуют так: все широко распахивают окна и заводят музыку погромче. Такая традиция. Ты так сообщаешь, что наступило лето. Ты обязан это проделать, когда показывается солнце. И все вокруг обязаны.

И еще надо вывесить флаг, если он у тебя есть, конечно. Так ты как бы заявляешь «я свой» и «лето пришло».

Музыка самая разная, особенно возле наших башен. Настоящий музыкальный ад, самые разные мелодии, перепутавшиеся вместе. Обожаю. И мне хочется танцевать. Я улыбаюсь от уха до уха, ничего с собой поделать не могу.