Играй жестко - Мишель Геркулес

стене, где коридор переходит в открытое жилое пространство. Ее платье исчезло, и она стоит в черном нижнем белье, от которого у меня слабеют колени и оживает член.

— Как насчет тебя, Алекс? Ты тоже голоден?

— Блэр, я…

Слова замирают у меня в горле. Она делает шаг в мою сторону, и я не могу ничего сделать, кроме как смотреть на нее. Она более захватывающая, чем в моих снах. Мне много раз снилась она, лежащая на спине и выкрикивающая мое имя, когда я трахал ее до беспамятства. Я хочу сделать все то, о чем мечтал, но не сегодня.

— Все в порядке. Я тоже проголодалась, — она вторгается в мое пространство, прижимая ладони к моей груди. — У тебя так быстро бьется сердце. Ты нервничаешь, Алекс?

— Нет, — прорычал я. — Мы не можем этого сделать.

Она поглаживает другой рукой мою эрекцию, которая пульсирует в моих брюках.

— Я думаю, мы можем.

Я хватаю ее за запястье, заставляя остановиться.

— Я же говорил тебе, что не буду трахать тебя, если ты пьяна.

— Это была всего лишь одна рюмка текилы. Я не пьяна.

Нет, ты под кайфом.

— Прости, малышка. Не сегодня.

Она отступает назад, демонстрируя не маску обольщения, а выражение глубокой обиды.

— Ты не считаешь меня привлекательной, да? Или ты не хочешь трахать заносчивую сучку.

— Что? Нет! Это совсем не то, что я думаю. Ты даже не представляешь, как трудно сказать тебе "нет" сегодня вечером.

— Докажи.

— Что доказать?

— Докажи, что ты хочешь меня. Поцелуй меня.

Черт. Поцелуй может сломать мой контроль, но если я откажусь и от этого, она не поверит, что я умираю от желания быть с ней. Она под кайфом, но если она вспомнит что-нибудь об этом завтра, то этот момент будет той деталью, за которую она будет держаться.

Ты можешь это сделать, Алекс. Ты можешь поцеловать ее и не потерять контроль.

Я притягиваю ее к себе и обнимаю ее лицо одной рукой.

— Ты так чертовски красива, Блэр. Я не могу этого вынести.

Я знаю, что на кончике языка у нее вертится мысль об отказе, но не позволяю ей ее озвучить. Я захватываю ее губы, дразня их языком. Один взмах, один вкус — вот и все, что нужно, чтобы зажечь меня. Я никогда не знал, как отчаянно я хотел ее, пока не смог получить ее.

ГЛАВА 21

БЛЭР

Я открываю глаза, и первая мысль — что умерло у меня во рту? Потому что вкус у этого мерзкий. Вторая мысль — почему так сильно болит голова? Не помню, чтобы я пила что-нибудь на вечеринке. От одной рюмки текилы у меня не бывает похмелья.

Моя кожа липкая, а простыни на ощупь грубые. Я почти полностью обнажена, не считая трусиков. Мое тело застывает, превращая меня в камень. Алекс. Черт. Неужели я спала с ним? Я оглядываюсь через плечо и вижу, что другая сторона моей кровати пуста. Но это ничего не значит.

Если я трахалась с ним и не помню, я буду кричать. Весь смысл, чтобы переспать с ним, заключался в том, чтобы я перестала думать об этом. Пережить его, оказавшись под ним. Я отбрасываю простыни в сторону и сажусь.

Ой. Слишком быстро. Голова только сильнее разболелась.

На тумбочке стакан воды и обезболивающее. Я знаю, что не клала их туда. Я принимаю таблетки и выпиваю полный стакан, потому что у меня пересохло в горле. От воды натощак меня немного тошнит. Я прикрываю рот и жду, не стошнит ли меня. Нет ничего, что я ненавижу больше, чем это. Тошнота проходит, и я считаю, что можно встать.

Я надеваю халат и на цыпочках выхожу из спальни. Первое, что меня беспокоит, — это Печенька. Я не помню, как добралась до дома, не помню, как кормила его или выводила на прогулку.

Он вылез из своей клетки и крепко спит на груди Алекса.

Божечки боже.

Мое сердце взлетает с бешеной скоростью. Это самая милая и сексуальная поза, которую я когда-либо видела. Горячие парни и щенки — моя слабость. Алекс остался на ночь и, очевидно, позаботился о Печеньке для меня. Он все еще в своей одежде, так что, возможно, мы ничего не делали прошлой ночью. Я надеюсь, что это правда. Его пиджак аккуратно накинут на стул, а волосы не взъерошены, как после бурной ночи секса.

Я возвращаюсь в свою спальню, чувствуя себя немного лучше, но не намного. Я не помню вчерашнего вечера, и Бог знает, что я натворила. Молюсь, чтобы не опозориться перед Алексом. Я быстро принимаю душ, а затем чищу зубы, пока не почувствую вкус только мятной зубной пасты.

Выгляжу я паршиво: темные круги под глазами и более бледный, чем обычно, цвет лица. Я подумываю о том, чтобы накраситься, но мне кажется, что я слишком стараюсь. Забудьте об этом. Я просто надеваю леггинсы и свитер оверсайз и возвращаюсь в гостиную.

Я застаю Алекса в полудреме. Он уже сидит, а Печенька играет с жевательной игрушкой неподалеку. Алекс спал на диване во вчерашней одежде и по-прежнему похож на норвежского бога. Жизнь несправедлива.

— Доброе утро, — прохрипела я.

Черт. Что не так с моим голосом?

— Доброе утро, — он пронзает меня своими напряженными голубыми глазами, как будто что-то ищет. — Как ты себя чувствуешь?

— Чертовски хорошо. Что случилось прошлой ночью?

— Что ты помнишь?

Я пытаюсь собрать кусочки памяти воедино.

— Я помню, как мы ехали туда, а потом… — ах, черт. Его рука на моей киске, его пальцы, заставляющие меня чувствовать себя живой и бредить. — …твою попытку успокоить меня.

Он не прерывает меня сексуальным комментарием или колкостью. На самом деле, выражение его лица вообще не меняется. Это не может быть хорошо.

— Вот и все. Я ничего не помню о вечеринке.

— Правда? Ничего? Даже разговора с матерью, когда мы приехали?

Я покачала головой.

— Нет. Это было ужасно?

— Это было неприятно.

Чувствуя себя уязвимой и незащищенной, я скрестила руки.

— Почему бы тебе не заполнить пробелы за меня?

— После разговора с матерью ты отправилась общаться с гостями одна. Я побеседовал с Райдером.

Мои глаза расширились.

— Ты ведь не ударила его, правда?

— Нет.

Я издала дрожащий вздох.

— О, слава Богу.

— После этого я пошел искать тебя. Это заняло у меня некоторое время. Ты нашла друзей Райдера первой, и вот тут-то все и пошло кувырком.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты подслушала, как твоя мать говорила