Ожерелье Дриады - Дмитрий Емец

– Накомарник – это чтобы она добавки не попросила? – язвительно поинтересовался Корнелий, видевший, что Улите теперь некуда просунуть ложку.

– Ты можешь говорить глупости не каждый раз, а хотя бы через раз? – окрысилась на Корнелия ведьма.

– Я-то могу, да ты и через раз считать замучаешься!

– Не нарывайся! А то буквы так между зубов застрянут, что выковыривать нечем будет! – предупредила Улита.

– Ой-ой, как страшно! Если я врублюсь в твою шутку, ты вырубишься! – предупредил Корнелий.

Это был перебор. Ведьма стала медленно приподниматься. Даже в накомарнике она была страшна. Корнелий стал спешно припоминать, где его флейта, и, к своему ужасу, осознал, что она на самом дне рюкзака да еще и в закрытой на «молнии» палатке.

– Что, дудочку потерял? А я свою рапиру нет! – посочувствовала Улита.

– Да я с тобой и без флейты справлюсь! – запальчиво крикнул Корнелий.

– Да уж! Такие дистрофаны, как ты, меньше чем по пять человек домой не возвращаются, а то еще шахматист какой подойдет – ногами запинает!

– Да я тебя!.. Ведьма!

– Я-то ведьма! – подбоченилась Улита. – А ты кто? Пуп человечества? Сочувствую! Великих полководцев и пупов человечества всегда в избытке. Это психушек вечно строится впритык.

Спохватившись, что лишних Корнелиев в природе нет, Эссиорх удержал Улиту и, усадив ее на бревно у костра, призвал ее сделать пятиминутную паузу. Он отлично знал, что Улита остывает быстро и через пять минут уже и не вспомнит о Корнелии.

– Ну и ладно! Пусть болтает, что хочет! В другой раз его заколю! Каждый имеет право оставить потомкам свои тронутые молью мечты! – смирилась Улита.

Спасаясь от комаров, Мефодий и Дафна давно уже сидели на корточках у костра, стараясь находиться с дымной стороны.

– Закон взаимостолкновения баранов в природе, – сказала Дафна, глядя через костер на Улиту и Корнелия.

– Какой закон? – не расслышал Меф.

Надеясь прожарить комаров, он придвигал лицо так близко к огню, что веки и щеки обливало сухим жаром.

– Закон, что если где-то бежит слишком горячий баран, то самый быстрый способ охладить его – выпустить ему навстречу еще одного барана.

* * *

Вскоре после ужина, выпив по две чашки чая, имевшего привкус гречки, так как готовился он в том же, неотмытом котле, все стали расползаться по палаткам. Глаза склеивались.

– Хлебанули кислорода! Сейчас бы мотоцикл Эссиорхов сюда! Двигатель завел, наклонился к трубе и отдышался! – мечтательно зевнула Улита.

– Давно хотел спросить. Эссиорх – это имя или прозвище? – решился на вопрос Меф.

– Погоняло такое, – ласково пояснила Улита. – На самом деле он Гундаренко Тарас Богданович, уроженец города Таганрога.

Ната, Чимоданов и Мошкин синхронно заржали. Меф был в замешательстве, не зная, верить или нет. Зато Эссиорх, как показалось Дафне, покосился на Улиту без всякого восторга.

«Ну все! – подумала Даф. – Она идет ва-банк! Еще немного – и либо Эссиорх срочно полюбит детские горшки и марш Мендельсона, либо она утопит его в реке!»

Забравшись в спальник, Меф смотрел наверх, где сквозь зеленый с сетчатой серединой купол палатки силилось проглянуть небо.

Слышно было, как недалеко, в соседней палатке, возится Корнелий и, подсвечивая фонарем, истребляет насекомых. Круг его зажженного фонаря Меф дважды спутал с луной, после чего, не доверяя себе, уже и настоящую луну, прочно застрявшую в сосновых ветвях, принял за фонарь. Где-то рядом с Корнелием ворочался и вздыхал Евгеша Мошкин, приданный стражу света в нагрузку.

Ната в другой палатке переругивалась с Чимодановым.

– Ты мыться что, не собираешься?

– Грязь в городе. Тут грязи нет, – философски произнес Петруччо.

– Ага, нет! Посмотри, сколько на ножищах приволок!

– Это не грязь! Это тина, земля и глина! И вообще молчи, женщина: собирай лучше комариные трупики! Мне завтра пирамиду достраивать! – отрезал Чимоданов.

Он ужом скользнул в спальник, долго вертелся и дергал «молнию». Ната уснула быстро. Чимоданову же не спалось. Ему размышлялось, скучалось, ворочалось, пыхтелось, вздыхалось и нылось. Часа через два, устав сам от себя, он вылез наружу и у погасшего костра столкнулся с Депресняком, тоже пребывавшим в тоскливых непонятках, как ему проводить кошачью свою жизнь.

– Тебе чего, тоже не дрыхнется? – сочувственно спросил у него Чимоданов.

Кот неопределенно шевельнул зубчатым хвостом. Петруччо хотел присесть рядом на бревно, но тут Депресняк, выгнув спину, предупреждающе зашипел. Поняв, что его привлекло нечто на берегу, Чимоданов материализовал топор и молодым лосем ломанулся к камышам.

Подбегая, он увидел тень, торопливо скользнувшую к соснам. Петруччо погнался за ней, но споткнулся о корень и улетел в крапиву. Вернувшись к лодкам, Чимоданов оглядел их, пытаясь понять, зачем странная фигура вертелась рядом.

Со «Свирью» и «Тайменью» все было в порядке, но, подсветив фонарем «Вуоксу», Петруччо обнаружил на новом днище длинный, почти полуметровый порез.

– Свиньи! Изгадили новую байду! – злобно процедил Чимоданов.

Теперь он почти жалел, что не метнул в тень топором. Хотя боевой топор не то оружие, которым можно безопасно подранить. Тут или все, или ничего.

Чимоданов уселся на раненую «Вуоксу», положил на колени топор и стал ждать рассвета. Раз ему все равно не спалось, он решил караулить. Ковер звезд накрывал лес. На затихшей Сереже лежал желтоватый туман, скатанный точно из клочьев старой ваты. В реке кормилась и плескала крупная рыба. Большие мотыльки пролетали над водой, изредка взмывая вверх.

Чимоданов грозно высморкался. Красоту природы как таковую он не воспринимал, но все же она затрагивала что-то в его душе и беспокоила, как волка беспокоит луна.

Мысли, прежде заваленные дневными заботами, теснились в сознании Чимоданова. Некоторое время они удерживались раздражением, что кто-то изгадил лодку, но вскоре отлетели и больше к «Вуоксе» не возвращались.

Чимоданов стал думать о девушке, проскочившей мимо по Новому Арбату и которую, если жизнь управляется теорией вероятности, ему никогда больше не увидеть. А если и увидит, то понравится ли он ей? Заблуждений, связанных со своей внешностью да и с нравственными качествами тоже, Чимоданов не имел. Если в нем и было нечто красивое, то только печень, да и та, как известно, в глаза не бросалась, а тихо лежала где-то внутри.

Внезапно у Чимоданова возникла идея. Он вскочил, огляделся и, сунув топор под лодку, быстро направился к средней палатке.

…Когда кто-то зажал ей рот, Даф проснулась. Рванулась, собираясь укусить ладонь, но внезапно поняла, что это Чимоданов.

– Чего тебе? – промычала она.

– Тшш! Иди сюда!

Даф вылезла из палатки и стала дуть на угли, удивляясь, что комары исчезли. Видно, и у них в муромских лесах имелись свои присутственные часы.

– Ну! – нетерпеливо сказала она Чимоданову.

Петруччо сопел рядом, носком ноги толкая в огонь шишки.

– Хочу спросить тебя кое о чем!

– Ну спрашивай!

– Только подчеркиваю: мне заранее плевать, что ты ответишь! – начал он.

Даф пожелала Петруччо счастливого плевания, после чего поинтересовалась, зачем в таком случае было ее будить?

– Я вот тут подумал… Если ты для меня кое-чего попросишь у света: мне это дадут? – спросил наконец Чимоданов.

– Не знаю. Я же в Эдеме не самая главная… Наверное, смотря что, – осторожно ответила Даф, не готовая давать какие-либо обещания. – А чего ты хочешь попросить?

Чимоданов замялся.

– Ты вначале скажи: дадут или нет!.. Ты не думай: это что-то более-менее нормальное, касающееся меня… э-э… лично. Не ключ от врат Эдема и не какая-нибудь глупость, – на всякий случай добавил он и тотчас, спохватившись, что дал слабину, пригрозил: – Учти: если мне это не даст свет, я попрошу у мрака!

– Очень страшно, – зевнула Даф. – Можно я пойду спать и буду бояться во сне?

Петруччо, пристально смотревший на нее, разочарованно набычился. Он, как видно, считал, что Даф испугается.

– Ты выясни вначале: даст свет или нет! – повторил он.

Уловив в его голосе просительную и даже жалобную интонацию, Даф кивнула. В конце концов, что она теряет? Передать просьбу Чимоданова всегда можно, а там уж пусть решает тот, кому положено.

– Хорошо, узнаю. Только на всякий случай имей в виду: ни свет, ни тем более мрак ничего не дают за просто так, – предупредила она.

– То есть? И ваш свет тоже не дает? – поразился Чимоданов, которому втайне казалось, что у добренького света все сплошная халява.

– И свет тоже. Если ты долго и настойчиво просишь у света, допустим, выносливость и сильные ноги, будь готов, что однажды тебя переселят в квартиру на двадцатом этаже в доме, где никогда не работает лифт. Вынужденный спускаться-подниматься по десять раз в день, ты приобретешь и выносливость, и стальные икры… Правда, как ты уже понял, придется побегать.