Все совпаденья не случайны - Диана Бош

Дурацкая детская песенка-считалка пристала к Лере с утра, вертелась и вертелась на языке, не давая думать ни о чем другом. А может, Лере и правда замуж пора? Почему бы и нет, вон, Катька из параллельного класса замуж за олигарха вышла, на свадьбе пол-Москвы гуляло. А чем она, Лера, хуже?

К примеру, вчера возле нее остановился шикарный черный автомобиль, и элегантный мужчина с холеным лицом и седыми висками предложил ее подвезти. Голос, правда, у него был неприятный, по-стариковски глухой, с властными и жесткими интонациями.

Вот такие странности в природе – у одних голоса остаются звонкими и молодыми до глубокой старости, а у других с юности старческие. Случается, разговариваешь по телефону и думаешь, что там, на другом конце провода, девчонка, а оказывается – старая леди. Но бывает и наоборот.

Когда-то была у Леры подруга именно со стариковским голосом, Лидой ее звали. Когда Лида произносила в трубку «Алло», Лере все время хотелось извиниться перед бабушкой и попросить позвать к телефону внучку. Потом она спохватывалась, вспоминая, что это у самой Лиды такой голос и никакая бабушка здесь ни при чем. Лида была патологически завистлива и скупа, поэтому дружили они недолго, и до нервного срыва из-за несоответствия внешности и голоса подруги у Леры не дошло.

Интересно, а есть какая-нибудь психологическая зависимость между голосом и чертами характера? Вдруг и этот дядька тоже будет жаден, как Лида? Хорошо бы, чтоб не был. Если уж встречаться с таким немолодым, так чтоб уж подарки дорогие дарил.

Слова-то он умеет красивые говорить, всю дорогу до ее дома осыпал Леру комплиментами. Потому-то к концу пути она была уже совершенно уверена, что вытянула наконец счастливый билет.

Сегодня у нее первое свидание с ним. Значит, если повезет, скоро не надо будет считать копейки до стипендии, питаться в студенческой столовой и жить в общежитии. Как же Лера ненавидела общагу, где все было общее и никогда не было и быть не могло своего!

Поэтому совсем неважно, что мужчина не слишком нравится ей. Глаза у него какие-то странные – блеклые, почти прозрачные. Неприятно глядеть в такие глаза…

От реки, куда они приехали, тянуло свежестью и прохладой. Лера никак не могла взять в толк, зачем было тащиться вечером к реке, если на улице холодный осенний вечер с влажным ветром и хочется только одного – забраться с ногами в кресло и укрыться одеялом.

Лера обернулась, чтобы сказать это спутнику, и язык от страха прилип у нее к гортани. Тот надвигался на нее, глядя исподлобья и держа в руках лесочную петлю. Девушка вдруг всем нутром своим почувствовала: сейчас ее будут убивать. Стало так жутко, что она даже не смогла закричать, и ноги одеревенели, словно приросли к земле. Затем удавка змеей скользнула на шею и сжала ее…

– У меня для вас неприятные новости. – Голос Лямзина был холоден и сух. – Судя по вновь открывшимся данным, убийств, подобных убийству Каранзиной, было, по меньшей мере, три. А это значит, что вам, милейший, светит по максимуму.

– Я никого не убивал, – хмуро буркнул Никита.

– Да неужели?! Было бы странно, если бы вы сказали иное. Вот, взгляните, кто-нибудь из этих девушек вам знаком?

Никита бросил беглый взгляд на фотографии, разложенные Лямзиным на столе, и по лицу его пробежала тень. Один тип внешности на всех трех фото – немного удлиненный овал лица, белокурые волосы и светлые глаза. Именно к этому типажу относится и Эльза. Его Эльза. Та, которую он безуспешно искал и которая сейчас находится неизвестно где.

Волнение Никиты не скрылось от Лямзина, но следователь склонен был трактовать его по-своему.

– Вижу, признали красоток. Ну что, по-прежнему будем запираться или начнем рассказывать?

Никита только открыл рот, чтоб огрызнуться, но его прервал телефонный звонок. Лямзин взял трубку, и лицо его изменилось. Он, не отрываясь от телефона, уставился в одну точку и, с силой сжав карандаш, который вертел в руках, сломал его.

Наконец в трубке все стихло, и наступила гробовая тишина. Первым нарушил молчание Лямзин.

– Все, – устало сказал он, – можете вздохнуть свободно. Совершено новое убийство, способ аналогичен предыдущим, так что задерживать вас дольше не имею права. Однако у меня к вам остались вопросы, на которые я так и не получил ответа. Почему вы оказались рядом с убитой Каранзиной? Зачем приходили к Антону Каранзину? Этого слишком много для банального совпадения, и, следовательно, у вас была на то причина. Не хотите мне сейчас все рассказать?

– Не хочу.

– Зря. Ведь в ваших же интересах. Никто не предполагает, как повернется его собственная жизнь, пока что-либо не происходит. Но город вам покидать не следует. Пока не закончено следствие, вы еще можете понадобиться.

Никита сгреб со стола подписанный Лямзиным пропуск и пошел к двери.

– Постойте! – окликнул его следователь. – Скажите, почему вы занервничали, когда я показал вам фотографии убитых женщин?

Никита зло усмехнулся и, ничего не отвечая, вышел.

Лямзин несколько минут тупо смотрел перед собой, пытаясь избавиться от неприятного осадка на душе, но не получалось. Что-то тяготило его во всей этой истории, заставляло чувствовать себя гадко. Вроде бы он рядом с самой разгадкой. Будто валяется она под ногами на земле, а он, вместо того чтобы наклониться и поднять, наступил каблуком. Эдуард так ушел в свои мысли, что, когда в дверь постучали, вздрогнул.

– К вам можно? – На пороге стояла темноволосая красивая женщина и вопросительно смотрела на Лямзина. – Вы меня вызывали на сегодня.

– Вы кто?

– Я Агриппина, соседка Катерины Каранзиной.

– Ах… да, да, да, – забормотал Лямзин, – как же я забыл. Проходите, садитесь, у меня к вам несколько вопросов. Скажите, вы с Катериной хорошо были знакомы?

– Не так чтоб очень. На уровне «здрасте – до свиданья». Господи, господи, – вдруг запричитала женщина, и глаза ее увлажнились, – такая жуткая смерть. Перерезать горло от уха до уха – это ж сколько ненависти нужно иметь!

– А кто сказал о том, что Катерине перерезали горло? – опешил Лямзин.

– Так соседка из восемнадцатой квартиры. Говорит, сама видела красную полосу.

– Вашей соседке сослепу так показалось. Каранзину задушили леской, после чего на шее остается красная борозда. Давно в том доме живете?

– Я вообще в нем сейчас не живу, прихожу только иногда посмотреть, все ли в порядке. То, что я повестку в почтовом ящике увидала, просто счастливая случайность. Иногда неделями некогда заглянуть.

Посетительница улыбнулась, и лицо ее словно просветлело. Строгая красота смягчилась, лицо стало милым и таким трогательно-беззащитным, что Лямзин невольно залюбовался и усилием воли вернул себя в русло беседы.

– Значит, живете по другому адресу. С кем?

– С дочерью.

– А муж?

– Мужа нет, мы развелись.

– У меня устаревшие сведения, – пробормотал Лямзин, черкая что-то в блокноте. – А вот скажите, Катерина Каранзина была мирным человеком? Часто ли она ссорилась с кем-нибудь?

– Да вроде бы нет… – задумавшись, протянула Агриппина. – Во всяком случае, я никогда не бывала подобному свидетелем. Вот только недавно…

– Да? – насторожился Лямзин.

– Из ее квартиры я слышала громкие голоса, похоже, она ссорилась с кем-то. Не уверена, но мне показалось, что второй голос, мужской, был ее бывшего мужа, Антона. Это важно?

– Да, – вяло согласился Лямзин, – хотя, пожалуй, уже бесполезно.

– Почему?

– Антон Каранзин погиб, и узнать у него, что он делил с Катериной и по какой причине ссорился, мы теперь не сможем.

– Какой ужас! – Женщина прижала руки к лицу и всхлипнула. – Кому же они так дорогу перешли, что их обоих убили?

– Почему думаете, что Антона убили?

– А разве нет? – шепотом спросила Агриппина, и глаза ее расширились от ужаса.

– Не фантазируйте. Антон сам повесился, есть заключение судмедэксперта. Насчет Катерины – все может быть, но мне важны не фантазии, а факты. Может быть, вам известно что-нибудь о проблемах Каранзиной?

– Я последние годы не общалась с ней. К тому же ее, я слышала, два года не было в России. Катерина, конечно, была очень амбициозным человеком, и хотя карьеры особой не сделала, Антону очень доставалось от нее, вечно она над ним насмехалась и упрекала в непрактичности. Антон терпел, и даже на развод она сама подала. Он мягкий очень, вряд ли бы решился развестись, так бы и терпел всю жизнь.

– А вы знали, что Антон сильно пьет?

Агриппина задумалась, а потом медленно покачала головой.

– Он раньше не пил. А я, как замуж вышла, уехала из того дома. Квартиру некоторое время сдавала, а потом, когда начались трения с супругом, жильцов перестала пускать: боялась, что в любой момент самой жить негде станет. Но случилось так, что муж сам ушел, а квартиру, в которой мы с ним жили, на дочь отписал. Мы и сейчас там живем. А эта, в Алтышниковом переулке, стоит пустая – ремонтировать надо, да у меня все руки не доходят.