Клоун. История одной любви - Юлия Владимировна Монакова

а значит, оставаться в цирке и дальше просто бессмысленно.

Врач, уложив Макара на кушетку, быстро и умело стянул с него трико, ощупал и осмотрел травмированное бедро, после чего подтвердил растяжение первой степени и приказал не двигаться.

— Сейчас приложим холод минут на пятнадцать… должно слегка отпустить. Сильно болит?

— Т-терпимо, — отозвался Макар.

— А то, может, обезболивающее хочешь?

— Обойдусь, — буркнул Макар; что он — семилетка какой-нибудь, чтобы аж потерпеть не было сил?..

— Полежи немного. Ногой старайся вообще не шевелить, — приказал врач. — В госпитализации необходимости нет, я выпишу тебе все, что нужно… Но недельку-другую дома отдохнуть все же придется. Абсолютный покой для конечности и полупостельный режим!

— Черт… — с досадой застонал Макар.

Это же надо было так влететь по собственной глупости!.. Разве что одно хорошо — на гастроли с цирком он теперь точно не поедет. Да толку-то?! Если ему даже в школу нельзя ходить. А уж о том, чтобы наведываться ночами к Динке, и речи быть не может — нескоро еще он сможет скакать через заборы и карабкаться по деревьям… Впрочем, с учетом того, что поведала ему эта юная шантажистка Соня, визиты к Динке в принципе следовало пока отложить. Называется, бойтесь своих желаний: не хотел ехать — получи и распишись. Твою мать, ну как же можно было так облажаться?!

— Надо будет попросить кого-нибудь из ребят — из тех, кто на колесах… пусть отвезут тебя домой и помогут дойти до самой двери, — сказал врач.

— Да я и на т-такси могу… — снова недовольно поморщился Макар, который терпеть не мог чувствовать себя обязанным.

— Я тебя отвезу, — услышал он мужской голос и, подняв глаза, увидел Мишу.

Вот только этого ему сейчас и не хватало для полного счастья! Да что ж за день такой говенный?

— А может, не стоит напрягаться? — с надеждой спросил он, но материнский ухажер так сердито зыркнул на него исподлобья, что Макар понял: сопротивление бесполезно.

Ужасно, буквально до зубовного скрежета не хотелось быть обязанным за помощь именно ему. Но, похоже, выбора у Макара не было…

В машине Миша хранил тяжелое молчание. Макар тоже не стремился к светскому диалогу, с преувеличенным вниманием изучая городские пейзажи, проплывающие снаружи. Настроение было скверным, на душе скребли кошки. Макар от всей души надеялся, что мама не подумает, будто он сделал это нарочно — ради того, чтобы не ехать в тур и остаться здесь.

Будто прочитав его мысли, Михаил, не глядя на Макара, буркнул:

— Снова мать из-за тебя расстраиваться будет… Не надоело?

— Что значит «снова»? — моментально вскинулся Макар.

— А то ты не знаешь. Все эти твои закидоны… выкрутасы… «Это не хочу, это не буду, это не нравится!» — передразнил его тот.

Макар лишь открыл рот — и снова захлопнул его, не зная, что тут можно сказать, настолько его ошеломили эти слова. Впервые Михаил говорил с ним настолько откровенно, сбросив маску льстивой любезности, без напускных «сюсю-мусю», и сейчас в его голосе звучало неприкрытое раздражение. Отчетливая брезгливая неприязнь.

— Д-да что мне не нравится-то? — выговорил наконец Макар.

— Город дрянь. Цирк дрянь. Я твоей матери — неподходящая пара. Все плохо, один ты у нас звезда столичная, б…дь!

А вот про звезду было уже совсем не в тему — и так тупо, что Макар даже не обиделся, не оскорбился.

— Вы не с т-той ноги сегодня встали, дядя Миша? — кротко осведомился он.

Тот аж дернулся всем телом от такого обращения:

— Вот, во-от!.. Это я и имею в виду! Все эти твои ухмылочки свысока… подколочки… шуточки идиотские… клоун и есть! — он обвиняюще ткнул в него пальцем.

— Вы на д-дорогу лучше смотрите, — обеспокоенно произнес Макар. — Как-то, знаете, не хотелось бы п-погибнуть во цвете лет.

— И все эти твои вые…ны! — не слушая, продолжал кипятиться Миша. — Номер с четырехлетним ребенком он захотел, подумать только! Насрать ему на все риски, главное ж — сенсация! Чтобы о тебе взахлеб говорили! С придыханием!

— Я понял, — кивнул Макар. — Вы хотите, чтобы это о вас г-говорили с придыханием?

— Думаешь, завидую?! — тут же вскинулся тот. — Да ни хрена подобного! Просто бесят такие, как ты… выскочки! Сам еще сопляк, пороху не нюхал, а строит из себя…

— Ясно, — вздохнул Макар. — В качестве п-платы за проезд я был вынужден прослушать эту нотацию. В следующий раз п-редупреждайте, пожалуйста… Я бы не поехал.

Машина резко затормозила возле дома. Макар отстегнул ремень и под мрачным взглядом Михаила принялся выбираться наружу.

— Спасибо, что п-подвезли, — иронично кивнул он на прощание. — Провожать меня не надо.

И, стараясь не слишком ощутимо наступать на больную ногу, похромал к дому.

32

Как и опасался Макар, мать предсказуемо решила, что он сделал это намеренно — чтобы остаться в городе и не уезжать на гастроли.

— Мам, я вроде не похож на идиота, — сказал он с немалым удивлением. — С чего т-ты решила, что у меня есть склонность к саморазрушению? Это еще п-повезло, что просто мышцу потянул. А если бы что-то б-более серьезное?

— Вот именно! — воскликнула она, всплеснув руками. — Ты же мог покалечиться! Даже представить страшно. Чем ты вообще думал, сын?!

— Ну я же не нарочно! — рассердился и Макар. — Сколько еще раз мне нужно это п-повторить?! Просто досадная случайность.

Однако мать покачала головой, внимательно глядя ему в лицо — похоже, его заверения ничуть ее не убедили.

— Ты меня пугаешь иногда, — тяжело вздохнула она. — Ведь абсолютно на все готов пойти ради достижения собственной цели…

— Какую цель т-ты имеешь в виду? — мрачно уточнил Макар. — Если Соню, то она здесь совершенно ни п-при чем.

— Да? — мать скептически приподняла брови. — То-то она постоянно рядом с тобой вьется…

— Так это к ней вопросы, а не к-ко мне, — огрызнулся Макар. — Нас с ней ничего не связывает, к-кроме учебы в одном классе. Ну и еще я встречаюсь с ее сестрой, — добавил он — в конце концов, мама должна была об этом узнать рано или поздно, так почему бы и не сейчас?

Мать часто заморгала, совершенно обескураженная.

— С сестрой?..

— Ну да. Ты ее т-тоже видела. Мы приходили в цирк вместе, еще раньше.

— Ах, та девочка… — невозможно было ошибиться в интонации, с которой мать произнесла эти слова, но Макар предпочел сделать вид, что не заметил подтекста — во избежание ругани. — Так значит, они сестры? Ну надо же… совсем разные.

И, поскольку Макар продолжал молчать, она осторожно уточнила:

— И… насколько у вас с ней все… серьезно?

— Серьезно, — лаконично отозвался