Вранье высшей пробы - Марина Серова

Джульетта была вполне безобидна. Имела миролюбивую внешность и небольшие размеры. Именно поэтому мой выбор и пал на нее. Испугаться кавказской овчарки или добермана может любой нервно не закаленный обыватель. Но шарахнуться от такой лапочки, как Джульетта, может только человек, у которого боязнь собак переросла в комплекс. Здесь самое главное не перепутать элемент неожиданности и испуга от внезапного появления собаки с действительно патологической боязнью наших четвероногих друзей.

Зуйко шарахнулась. Причем не только шарахнулась, но и завизжала так, как взвизгнула бы я, если бы по мне прополз паук. Этот вид насекомых я не воспринимала не то что визуально или осязательно, но даже на слух. Мне бывает плохо при одном их упоминании. Так вот Светлана посмотрела на хозяйку Джульетты, то есть на меня, не сразу, а только после того, как отбежала на достаточное расстояние, сопровождая свой бег истошным криком: «Уберите собаку».

Джульетта как будто поняла весь негативизм отношения посторонней девицы к своей персоне, потому как обиженно затявкала. Я перестала двигаться по направлению к потенциальной жертве, коей являлась Светлана, чтобы дать ей очухаться. Когда Зуйко немного пришла в себя и ее пышная грудь перестала бешено вздыматься, она посмотрела на меня, готовясь в любой момент дать деру, если понадобится.

— Что тебе от меня нужно? — зло крикнула она, несомненно меня узнав. — Я не переношу собак, поэтому иди со своей шавкой куда подальше!

Но поворачиваться ко мне спиной все же не рискнула, желая до конца выяснить мои намерения.

После того как я убедилась в правдивости добытой Григорием информации, касающейся взаимоотношений Зуйко с собаками, мне все же необходимо было выяснить вопрос ее причастности к убийству до конца. Что, если у нее был сообщник? Процент вероятности этого я допускала незначительный. Слишком уж невелика сумма, насильственно изъятая Зуйко у Ксении Даниловны. Если делиться с сообщником, то самой мало достанется. Хотя Раскольников вообще старушку за рупь угробил. И в наше время — какие только дегенераты не попадаются. На откровенного дегенерата Зуйко походила с большой натяжкой, но, может быть, я недостаточно пригляделась.

— Я привяжу сейчас собаку вон к тому суку, и мы поговорим, — предложила я Светлане, не очень рассчитывая на сердечный отклик с ее стороны.

Проходящие мимо студенты замедляли шаг, чтобы полюбоваться на свою сокурсницу, имеющую отчего-то бледный цвет лица, и молодую женщину с собачкой, ведущую странный разговор на расстоянии с бледнолицей Зуйко.

Не зная, что я в следующий момент могу ляпнуть в присутствии ее однокурсников, Светлана дала свое согласие на разговор.

Я привязала Джульетту к ближайшему дереву, как обещала, и подошла к размалеванной красотке. Теперь мы могли разговаривать достаточно тихо, не донося содержание беседы до посторонних ушей.

— Что еще? — сразу же ощетинилась девица с малиновыми волосами, заняв оборонительную позицию. Я предпочла не ходить вокруг да около, а сразу припереть ее к стенке.

— Мне известно о том, что ты своровала у Ксении Даниловны приличную сумму денег. Старушка вычислила, кто это сделал, и грозилась сдать тебя милиции. Именно поэтому у тебя были веские основания для ее убийства.

Теперь скуластое лицо Зуйко стало медленно покрываться красными пятнами. Она боялась и одновременно ждала, что ее обвинят в убийстве своей бывшей квартирной хозяйки. Это было заметно невооруженным глазом.

— Я не делала этого, — пролепетала она. Тон ее голоса резко изменился. Из нагло-уверенного превратился в просяще-умоляющий. — Я не убивала Ксению!

— Как правило, в убийстве никто сразу и не сознается, — невозмутимо парировала я, на сей раз просто упиваясь своей ролью обвинителя.

— Ты не понимаешь. Я могу доказать, что я ее не убивала! — выпалила Зуйко, державшая, оказывается, за пазухой не камень, а припасенный заранее козырь.

— Каким образом? — съехидничала я, почему-то вдруг зримо представив, как она кувыркается в постели с Григорием, и от этого настроившись по отношению к ней еще более жестко и бескомпромиссно.

— Я давно набрала эти двадцать две тысячи и хотела Ксении тогда, двадцать первого числа, отдать. Они у меня до сих пор лежат, я могу показать.

Так, так. Значит, Геннадий Делун был недалек от истины, когда предположил, что украденные у его бабки деньги составляли приблизительно эту сумму.

— Шикарное доказательство, нечего сказать, — продолжала язвить я. — В милиции узнают — обхихикаются. Тем не менее я бы не отказалась взглянуть на деньги.

Общежитие находилось за углом, поэтому, оставив Джульетту ненадолго прикованной к дереву, я последовала за Зуйко.

Еще не видя воочию той суммы, которую назвала мне Светлана, я уже была уверена в непричастности девчонки к убийству Ксении Даниловны Делун.

Свое вызывающее поведение Зуйко сейчас сменила на неоправданную суетливость. Ей как можно быстрее хотелось от меня отделаться, сумев доказать, что в убийстве своей бывшей квартирной хозяйки она не принимала никакого участия.

Виолетта уже находилась в комнате, когда мы, преодолев восемь этажей, добрались до жилища Зуйко. Каморка имела настолько малогабаритные размеры, что здесь помещались лишь две кровати и небольшой шкаф, слишком, на мой взгляд, плоский, чтобы вместить в себя достаточное количество вещей, необходимое для двух человек.

— Выйди на минутку, — с порога выпалила Виолетте Светлана.

И я не хотела бы жить в одной комнате со столь бесцеремонной особой.

Виолетта многозначительно на меня посмотрела и возражать не стала, просто молча вышла. К такому поведению своей соседки по общежитию она, видимо, давно привыкла.

Закрыв поплотнее дверь, Зуйко подошла к кровати, что стояла справа и имела более неопрятный и взъерошенный вид. Приподняв матрац, она извлекла из-под него небольшой сверток, завернутый в бумагу, предназначенную для факсов.

— Всегда ношу их с собой, но сегодня физкультура была, поэтому пришлось здесь оставить, — как бы извиняясь, произнесла Зуйко.

Развернув сверток, Светлана протянула его мне, искренне при этом надеясь, что я тут же поверю в то, что она не может быть убийцей. Деньги я пересчитала. Ровно двадцать две тысячи пятисотенными купюрами.

— Надеюсь, ты понимаешь, что эти деньги тебе придется вернуть родственникам умершей? — задала я вопрос, ответ на который, по-моему, был очевиден.

— Конечно, я все это верну. Хотела Анатолию, сыну Ксении отдать…

— Но что-то тебя остановило, — встряла я опять со своей язвительностью. — Если о деньгах, накопленных старушкой, никто бы не узнал, то можно было бы с чистой совестью их присвоить себе, не так ли?

Держать в нервном напряжении эту Мальвину доставляло мне какое-то садистское удовольствие. Я чувствовала себя приблизительно как оракул, все знающий наперед. Хотя основная причина, почему Зуйко не вернула деньги сразу, была, конечно, в другом. Вернуть деньги — значит, добровольно признаться в краже. Никто ведь не сможет даже предположить, что такую сумму денег старушка дала Зуйко взаймы.

— Не собиралась я их присваивать, — настаивала на своем Светлана. — Скажи, кому мне их вернуть, и я сегодня же отдам.

Ее вопрос застал меня врасплох. Я еще раз взглянула на деньги, которые Зуйко положила на кровать. Если я верну их Геннадию, то часть из них достанется мне. Можно смело запрашивать пятьдесят процентов. Но ему-то как раз мне и не хотелось их вручать. Не хотелось иметь с этим уголовником ничего общего. С другой стороны, если деньги перейдут в руки Анатолия или Евгения Делунов, то никаких процентов мне не видать.

Вопрошающий взгляд Зуйко требовал от меня ответа.

— И ты не боишься, что тебя привлекут к ответственности? — ответила я вопросом на вопрос.

— Пусть сначала докажут, что я их украла, — с вызовом произнесла Мальвина. — Вычислить меня можно, так как это сделала ты, но доказать, что бабка отдала мне их не по доброй воле… Пусть попробуют.

Зуйко на моих глазах завернула деньги и положила их на прежнее место — под матрац. Она вовремя это сделала, потому что в комнату следом за этим влетела рассерженная Виолетта.

— Ну, хватит! Сколько можно! Мне доклад на завтра нужно писать.

С этими словами она глубже запахнула свой пестрый халат до пят и вызывающе на нас двоих посмотрела.

— Ладно тебе! — довольно грубо отозвалась Зуйко. — Ради красного диплома скоро совсем из штанов выпрыгнешь.

— Я-то, может, и выпрыгну, а кое-кому ради шаткой тройки приходится, наоборот, в чьи-то штаны залезать.

От Виолетты я подобных заявлений не ожидала. Она казалась мне слишком воспитанной для таких нападок интимного характера. Зуйко с ненавистью посмотрела в сторону своей соседки по комнате, но в моем присутствии сочла нужным воздержаться от ответных реплик.