Кровавое Крещение «огнем и мечом» - Виктор Поротников

Дабы заручиться поддержкой богов в грядущей битве, Добрыня повелел жрецам принести в жертву двоих пленных вятичей, захваченных дружиной Стюрбьерна Старки.

Ночью у Владимира начался жар, его томили мрачные сновидения. Наутро Владимир был так слаб, что с трудом держался в седле. Добрыня запретил ему становиться в боевой строй.

Наблюдая за сражением со стороны, Владимир поначалу пребывал в готовности немедленно удариться в бегство, как только вятичи начнут одолевать киевскую рать. Однако страхи Владимира оказались напрасными, на этот раз вятичи были разбиты наголову. На равнине превосходство киевских полков над вятичами было подавляющим. Нестройные толпы вятичей не смогли прорвать железный строй киевских дружин. К тому же в отличие от киевлян и варягов вятичи не имели железных шлемов и панцирей, их доспехи были из кожи.

Из восьми вятических князей, выступивших против Владимира, трое обязались выплачивать дань Киеву. Разбитое воинство вятичей рассеялось по лесам.

Из-за болезни Владимира киевское войско повернуло к дому, так и не дойдя до Рязани и Мурома.

Глава тринадцатая

Радогощь

Вернувшись в Киев, Владимир узнал, что Алова родила сына. С того дня, как в киевский терем Владимира вступила немка Адель, Алова и ее мать жили в селе Дорогожичи в трех верстах от Киева. Владимир подарил Алове это село вместе с живущими здесь смердами.

Несмотря на недомогание, Владимир сел на коня и отправился в Дорогожичи, взяв с собой четверых гридней. Ему очень хотелось повидать Алову и ее первенца.

Село Дорогожичи лежало в живописной местности на берегу речки Сетомль среди холмов и дубрав; здесь пролегала дорога на Вышгород. Стоял сентябрь, поэтому листва дубов и кленов местами уже побурела и пожелтела. Единственная улица села была пустынна, почти все население деревни с раннего утра пребывало в поле, убирая налитую золотом пшеницу и усатый ячмень.

Владимир остановил коня перед частоколом, за которым возвышался двухъярусный терем из свежеоструганных сосновых бревен с четырехскатной тесовой крышей, с деревянной маковкой наверху. Покуда гридни стучали в ворота рукоятками плеток, торопя здешнюю челядь впустить князя на теремной двор, Владимир, задрав голову, любовался добротно и ладно выстроенным теремком с головами деревянных коней по углам шатрообразной кровли, со сверкающими на солнце небольшими слюдяными оконцами. Когда Тора и ее дочь перебрались из Киева в Дорогожичи, то поначалу им пришлось разместиться в старом тесном доме, где обреталась семья княжеского сборщика налогов. Сколько негодования и обиды было в глазах Торы, уезжавшей из Киева вместе с беременной дочерью неизвестно куда, сколько сердитых слов было брошено ею тогда в лицо Владимиру.

Владимир повелел своему огнищанину, чтобы тот как можно скорее выстроил добротный терем в Дорогожичах, благо лесов в округе хватает. Огнищанин и его работники потрудились на славу, едва сошел снег, как хоромы для Торы и ее дочери были готовы. Владимир, обремененный заботами и походом на вятичей, до сего дня видел этот новый терем только издали, проезжая мимо Дорогожичей в Вышгород и обратно в Киев. В гости к Алове Владимир наведаться не решался, зная, что его ожидает неласковый прием ее властной матери.

Ныне случай особый, Алова родила сына, поэтому Владимир обязан взглянуть на младенца, ведь он как-никак отец этого ребенка.

Войдя в терем через главный вход, Владимир по-хозяйски оглядывал сумрачные, довольно тесные помещения с низкими дверными проемами, с тяжелыми балками перекрытий, с широкими ступенями лестниц, ведущими в покои второго этажа. Оконные отверстия в нижних комнатах более напоминали длинные щели, которые на ночь обычно затыкали мхом или лоскутами из овечьих шкур. При виде князя служанки в длинных льняных платьях склонялись в низком поклоне, челядинцы расступались перед ним, кланяясь и снимая шапки.

Владимир поднялся по чуть-чуть поскрипывающей лестнице в верхние покои; самая старшая из служанок следовала впереди него, указывая путь в светлицу Аловы. Владимиру очень хотелось, чтобы Торы сегодня не было дома, чтобы она не омрачала своим присутствием его свидание с Аловой после столь долгой разлуки.

Однако Тора была здесь, она встретила Владимира в очень чистой и светлой комнате, стены которой были увешаны коврами, а в распахнутые створки окон врывался птичий гомон и струи теплого ветерка, пропитанные запахом листвы. Неподалеку от терема стеной стоял густой лес.

Сидевшая у стола Тора поднялась и, сделав несколько шагов навстречу, протянула Владимиру обе руки. На ней было длинное платье из серебристой парчи с красивым орнаментом по нижнему краю и на рукавах. Ее волосы, заплетенные в косу, были уложены венцом и покрыты легким белым платком. Пальцы рук Торы были унизаны золотыми перстнями, на ее груди лежало ожерелье из серебряных монист с зернью.

— Здравствуй, сын мой! — с приветливой улыбкой проговорила Тора. — Я очень рада тебя видеть во здравии. Поздравляю тебя с победой над вятичами.

Владимир мягко пожал руки Торы, слегка удивленный ее приветливостью. Его сердце волнительно забилось, когда Тора поцеловала его в губы, а ее упругая грудь на миг прижалась к его груди. Светло-серые глаза Торы взирали на Владимира с радостью и с некоторым любопытством. Эта красивая тридцатичетырехлетняя женщина из рода датских конунгов была восхитительна в любом одеянии! А ее улыбка могла обезоружить кого угодно.

После краткого молчания, вызванного невольным замешательством, Владимир поприветствовал Тору на языке варягов и сказал, что желает взглянуть на рожденного Аловой сына.

— Алова давно ждет тебя, князь, — промолвила Тора и мягко подтолкнула Владимира к двери в соседнее помещение. Она тут же добавила: — Шапку и плащ ты можешь оставить здесь, сыне.

Владимир торопливо скинул с себя плащ и соболью шапку прямо в услужливые руки служанки. Затем он отворил дубовую дверь и скрылся в опочивальне.

Тора решительным жестом повелела служанке удалиться. Подойдя к распахнутому окну, она стала смотреть на видневшуюся за частоколом ухабистую дорогу, на вытянувшиеся вдоль дороги черные приземистые избы смердов, крытые пожухлой соломой. Эта дорога ведет в Киев, куда Торе и ее дочери теперь нет доступа, так как в тереме Владимира появилась юная немка, очаровавшая его. Может, сердце Владимира растает, когда он возьмет на руки сына, рожденного Аловой, размышляла Тора. Может, во Владимире проснутся былые чувства к Алове, и он разрешит ей вернуться в Киев.

Свидание Владимира с Аловой длилось недолго, не прошло и часа, как он уже собрался в обратный путь.