Кровавое Крещение «огнем и мечом» - Виктор Поротников

Понимая, что лето проходит впустую и поход на вятичей может завершиться бесславным блужданием киевской рати по лесам, Владимир приказывает воеводам спешно двигаться к Рязани и Мурому.

«Наложим дань сначала на муромо-рязанских князей, благо их города стоят на окском речном пути и добраться до них нетрудно, — сказал Владимир своим воеводам. — А уж потом и диких вятичей приручим с помощью муромчан и рязанцев. Им-то эти края ведомы».

Такое решение Владимира показалось воеводам весьма разумным, одобрил замысел племянника и Добрыня.

Дабы не идти вдоль петляющей Оки и сократить путь до Рязани, воеводы решили вести войско напрямик лесостепью мимо верховьев Дона. Для этого киевской рати предстояло переправиться на правобережье Оки. Едва полки Владимира отыскали броды на Оке и начали переправу, как случилось то, о чем Добрыня предостерегал своего племянника. Из леса вдруг выскочили тысячи вятичей, оглашая воздух боевым кличем, и с разных сторон набросились на воинство Владимира, сгрудившееся на топком речном берегу.

Оказалось, что лесные местные князьки не только собрали воедино свои отряды, они незаметно подкрались к беспечным ратникам киевского князя, словно стая волков к оленьему стаду.

* * *

Это была беспорядочная, суматошная, свирепая битва — две рати сошлись посреди леса, объятые стремлением убивать; конные и пешие ратники сбивались в звенящие железом клинков и топоров скопища, которые, подобно клубкам, широко раскатились по лесным полянам и топким низинам, сминая кусты и врезаясь в буреломы.

Вятичи выскочили из-за деревьев, облаченные в медвежьи и волчьи шкуры. Головы у многих лесных воинов были покрыты шапками в виде оскаленной медвежьей или волчьей морды. При этом вятичи рычали и ревели как настоящие медведи. Дружина Владимира мгновенно пришла в расстройство, поскольку лошади дыбились, испуганно ржали и сбрасывали седоков с седел, порываясь умчаться прочь. Гридням Владимира и его старшим дружинникам приходилось спешиваться, чтобы создать хоть какое-то подобие боевого строя и остановить натиск вятичей.

Владимир, как и многие его дружинники, тоже вылетел из седла, а его конь ускакал от него галопом, напуганный воем и рыком наседающих вятичей. При падении с коня Владимир расшиб колено и больно ударился о торчавшие из земли толстые корни столетнего дуба. Он потерял из виду Добрыню и всех своих воевод, которые вдруг все разом затерялись в сумятице битвы. Вскочив на ноги, Владимир в растерянности прижался спиной к мощному стволу дуба, забыв про меч и кинжал, висевшие у него на поясе. Вокруг него среди деревьев шла безжалостная резня: хрипели умирающие воины, стонали раненые, лязгали, сталкиваясь, мечи, с треском ломались копья… Вятичи были повсюду, от их боевого клича у Владимира звенело в ушах. Владимир видел, как его дружинники падают наземь один за другим, сраженные меткими стрелами вятичей, как гибнет цвет его воинства под ударами их топоров и рогатин.

Подле Владимира оказались два неразлучных варяга Ульфир и Остен и еще киевлянин по имени Рагдай. Эта троица встала заслоном вокруг Владимира, защищая его от вражеских мечей и дротиков. Владимир, в душе недолюбливавший Ульфира и Остена, теперь совершенно позабыл о своей неприязни к ним, восхищенный их ловкостью и отвагой. Мечи двух этих варягов окрасились кровью убитых ими вятичей. Не отставал от варягов и Рагдай. Его щит разлетелся на куски от сильнейшего удара секирой. Взяв меч и в левую руку, Рагдай умело действовал двумя мечами сразу, разя вятичей направо и налево.

Увлеченный потоком бегущих киевлян, Владимир очутился возле речного брода. Оступившись, он свалился в густую зловонную болотную жижу. Мимо него бежали ратники с обезумевшими лицами, бросая стяги и щиты, спеша поскорее уйти за реку от безжалостных вятичей. Никто не помог Владимиру подняться на ноги, никто не протянул ему руку. Владимир сам с трудом выбрался из топкого места, но едва он ступил на твердую землю, как на него налетел бегущий со всех ног боярин Сфирн с бледным от страха лицом. Дородный боярин грубо отпихнул Владимира, двинув его локтем в грудь.

— Кого толкаешь, собака! — со злостью крикнул Владимир, распластавшись на земле. — Я — князь твой!

Но Сфирн не обратил на окрик Владимира никакого внимания. Не замедляя бега, он смешался с толпой бегущих воинов.

Облепленный черной жирной грязью с головы до ног, Владимир скатился по невысокому песчаному откосу в неглубокий речной перекат, с журчанием струившийся по плоским валунам и по твердому ложу из разноцветной гальки. Сильное течение реки подхватило Владимира, как щепку, и понесло его на глубину среди пенных бурунов. На нем не было шлема и кольчуги, плащ и пояс с мечом он бросил во время бегства. Отплевываясь и щуря глаза от водяных брызг, Владимир греб обеими руками, стараясь уплыть подальше от грозного шума битвы. Благодаря Добрыне Владимир еще в детстве выучился хорошо плавать, поэтому уверенно держался на воде.

Отыскав укромное место на противоположном берегу, густо заросшем ивняком, Владимир выбрался из реки, шатаясь от усталости и дрожа всем телом от охватившего его озноба. Владимира мутило от мутной речной воды, которой он наглотался, его руки тряслись от пережитого потрясения. Смерть смотрела ему в глаза, как и в битве с мазовшанами, но Владимиру опять удалось ускользнуть от нее!

Наткнувшись в гуще ивняка на сухой ствол древней упавшей ветлы, Владимир сел на него и вылил воду из сапог. Пребывая в тревоге и изнеможении, Владимир сидел, облокотясь на свои колени, вслушиваясь в смутный гул затихающей битвы. Одна и та же мысль терзала его: как могло случиться такое? Почему его сильное войско уподобилось стаду испуганных овец при столкновении с наряженными в шкуры вятичами?

Когда начало темнеть, Владимир услышал невдалеке топот копыт и знакомые голоса своих гридней, которые, двигаясь вдоль реки, искали его. Припадая на больную ногу, Владимир торопливо выбрался из ивовых зарослей, отозвавшись на громкий зов младших дружинников. Обрадованные гридни посадили Владимира на коня и поспешно доставили его к Добрыне, который не находил себе места от снедавшего его беспокойства за племянника.

— Завтра мы дадим новое сражение вятичам, племяш, — сказал Добрыня, выпустив Владимира из своих крепких объятий. — Князья вятичей горды своей сегодняшней победой над нами. Что ж, пусть радуются, покуда не наступил день грядущий. Завтра мы встретим вятичей не в лесу, а на луговине, тогда и расквитаемся с ними сполна за наше сегодняшнее поражение.

Дабы заручиться поддержкой богов в грядущей битве, Добрыня повелел жрецам принести в жертву двоих пленных вятичей, захваченных дружиной Стюрбьерна Старки.