Взломщик, который цитировал Киплинга - Лоуренс Блок

– Черт возьми, Рэй...

– Хорошо, хорошо!.. Ну так вот, в него стреляли не из пистолета «пес-дьявол» фирмы «Марли», потому что убийца оставил этот пистолет на полу в квартире Порлок. Тебе это нужно было знать?

– Конечно, нет.

– А! Я было подумал, что это. В Рокленда стреляли... Знаешь, это трудно сказать, из чего в него стреляли.

– Что же, пулю не отыскали?

– Вот именно, пуля разорвалась на осколки.

– Но ведь по осколкам-то ее можно восстановить?

Он откашлялся:

– Послушай, я потом откажусь от этих своих слов, если что, но, как я понял... хотя никто мне этого не говорил с определенностью, но, собирая все воедино...

– Рокленд сам себя ранил?

– Такое заключение по крайней мере я сделал для себя. Он человек молодой, как ты знаешь. Ну, волновался и все такое.

– Он сильно пострадал?

– Кажется, он потерял палец на ноге. Впрочем, не самый необходимый.

Я представил себе, как костолом Паркер ходит по округе и ломает «жизненно необходимые» кости. Какие же пальцы на ногах считаются самыми необходимыми?

– Что тебе удалось узнать о Рокленде?

– Ну, я поспрашивал, Берни. Говорят, он очень молод, но это мы и раньше знали. Вместе с тем у меня сложилось впечатление, что с ним в общем-то можно договориться.

– И как ты это переводишь на нормальный язык?

– Как умение уважать звон презренного металла.

– Презренного металла сейчас недостаточно, чтобы всерьез о нем говорить, – сказал я, – разве что он поверит в долг.

– Ты многого захотел, Берни. Бедняжка потерял палец.

– Он же сам себя ранил, Рэй!

– Все равно палец есть палец.

– Ты же сказал, что он не самый важный.

– Даже и в этом случае...

– А может быть, он согласится на компенсацию в будущем, если получит возможность выдвинуться? Если он так честолюбив, как ты говорил, то он будет последним дураком, если откажется от этого.

– Что ж, твои слова не лишены смысла.

В моих словах был глубокий смысл. Мне нужно было сказать ему очень многое, что я и сделал. Кое о чем мы поспорили, а кое в чем сразу же пришли к согласию. В конце разговора я посоветовал ему успокоиться, а он мне – быть поосторожнее. Кажется, мы оба получили по хорошему совету.

* * *

У владельца компании «Милосское оружие» было весьма похвальное чувство юмора. В рекламном отделе была изображена торговая эмблема компании: торс Венеры Милосской, без рук и ног, с кобурой на бедре. Кто устоял бы перед такой эмблемой?

Я взял себе за правило держаться подальше от магазинов, продающих оружие. Но одно я заметил точно: как правило, мне не бросались в глаза эти магазины. Обычно они размещаются на вторых этажах. Проходя по улице, ты их не видишь. Наверное, такие магазины не заинтересованы в импульсивных покупателях, зашедших под влиянием минутного настроения.

«Милосское оружие» не составляло исключения. Этот магазин располагался на втором этаже потертого краснокирпичного здания на Кэнел-стрит, между Грин и Мерсер. Магазин на первом этаже продавал все, что нужно, для водопровода и канализации, а на верхних этажах находились жилые квартиры. Я замешкался в вестибюле, читая фамилии жильцов, когда, выходя из здания, мимо меня прошла молодая пара. За ними тянулся запах травки, курение которой преследуется по закону. Девушка заразительно хохотала, а ее спутник вежливо придержал для меня дверь, впустив вовнутрь.

Оружейный магазин имел солидную деревянную дверь, на которой красовался тот же самый торс с кобурой на бедре, а также был пространный список смертоносных изделий, продававшихся внутри. Обычный набор замков, а кроме того, наружный висячий замок.

Я постучал и облегченно вздохнул, не услышав ни чьей-либо ответной реакции на стук, ни хриплого приветствия сторожевого пса. Одна только благословенная тишина! Я сразу же приступил к работе.

Все замки были предельно просты, кроме висячего. Висячий же был наборно-цифровым и выглядел вызывающе интересным. И если бы я не маячил на виду и не был бы столь ограничен во времени, я бы кончиками пальцев попытался подобрать шифр, используя свой особый метод. Вместо этого я попробовал открыть замок с помощью лезвия своего ножа, а когда это не удалось – это был чертовски хороший замок, сделанный из чертовски хорошей стали, – я пошел наиболее простым путем: отвинтил накладки от дверного косяка. В каждом деле есть свои фокусы, и если вы достаточно долго живете на свете, то в конце концов вы всеми ими овладеете.

Господи, до чего же мрачное место! Я был внутри только пять минут или около того, но до чего же тягостными показались мне эти пять минут! Все это оружие, собранное в одном месте, воняющее маслом, порохом и чем-то еще, что пахнет так отвратительно! Адские машины, механизмы смерти и уничтожения, орудия убийц.

Ух!

Уходя, я тщательно все запер. Меньше всего мне бы хотелось облегчить какому-нибудь маньяку захват оптом такого количества оружия и боеприпасов. Я даже не пожалел времени, чтобы вернуть на место накладку вместе с висячим замком, причем я завинтил ее надежнее, чем она была завинчена ранее.

Господи, это оружие! Зачем?!

* * *

Дела, дела, дела...

Я нашел Каролин в «Салоне для пуделей», где она занималась бухгалтерией, не особенно этим наслаждаясь.

– До чего же противное дело! – сказала она. – Можно подумать, что оно очень доходное, да? Ну так это не так! Хорошо хоть скоро на манеже будет большая выставка собак.

– А тебе это что-нибудь даст?

– Конечно! С грязной собакой медаль не получишь.

– Звучит как пословица. А как твой визит к супругам Блинн?

– Они по-прежнему очаровательны. Я до отвала наелась печенья.

– Это лучше, чем «Твинки» или «пес-дьявол». Герта радовалась, что увидела снова свой браслет?

– О, – сказала она, – да. Думаю, да.

– Только думаешь?

– Мы в основном занимались фотографиями, – поспешно и с энтузиазмом ответила Каролин. Она вытащила четыре снимка и разложила их на крапчатом пластиковом прилавке. – Этого парня Герта прежде никогда не видела, – она указала на одну из фотографий. – В этом она абсолютно уверена. Ей кажется, что и этого она раньше не видела, но поклясться в этом она бы не могла.

– А двух других она узнала?

Ее указательный палец остановился на одном из снимков. Я заметил, что она снова обгрызла себе ногти.

– Вот этот фат, – сказала она, – бывал очень часто. Она уже не помнит, когда именно впервые увидела его, но это было давно. Он бывал там и вместе с Маделейн, и без нее. Приходил и уходил самостоятельно.

– Великолепно! А как наш второй друг?

– Арти полагает, что один раз он видел их вместе. А Герта говорит, что его лицо ей знакомо.

– Вот это я на время заберу, – сказал я, взяв один из снимков. – Увидимся.

* * *

Вестибюль гостиницы «Грэхем» претерпел некоторые изменения с тех пор, как Редьярд Велкин давал мне по телефону его описание. Каролин здесь уже не было. Ушла и пожилая женщина с хозяйственной сумкой. На скамейке клевал носом какой-то тип, вероятнее всего в наркотическом опьянении, но вид его не показался мне евразийским. По-видимому, он сменил за это время того, которого описал мне Велкин.

Кабина, из которой со мной беседовал Велкин, сейчас была занята. По телефону разговаривала какая-то очень крупная женщина. Не помещаясь в кабине, она стояла снаружи и вопила в трубку, что она уже все выплатила и никому ничего не должна. Очевидно, ее предполагаемого кредитора трудно было убедить в этом.

Маленький человечек за конторкой имел кожу, которая никогда не видела солнца. У него были крошечные голубые глазки и маленький, почти безгубый рот. Я показал ему фотографию, взятую у Каролин. Он долго и задумчиво смотрел на нее, а затем так же долго и задумчиво – на меня.

– Ну и что? – спросил он наконец.

– Он в номере?

– Нет.

– Когда он ушел?

– Как я могу это помнить?

– Я бы хотел оставить ему записку.

Он протянул мне блокнот. Ручка у меня была с собой. Я написал: «Пожалуйста, позвоните мне как можно скорее» – и подписался: «Р. Велкин». Я сделал это не из озорства, а просто потому, что это было единственное имя, которое пришло мне в голову, кроме своего собственного. Все равно не было сомнений в том, что здесь он остановился под другим именем.

Я сложил записку и протянул ее клерку. Он взял ее и тупо уставился на меня. Никто из нас не двинулся с места. За моей спиной женщина-великанша громко, на весь вестибюль, провозглашала, что никому не позволит так с собой разговаривать.

– Очевидно, вы собираетесь положить записку в его ящик? – сказал я.

– Чуть позже.

«Лучше бы сейчас», – подумал я. Так я увидел бы, какой он занимает номер.