Тень каннибала - Андрей Воронин

Почти сразу же вслед за Отморозовым явилась толстая тетка, имя которой Тюха никак не мог запомнить. На сеансах она в основном молчала и глупо хлопала глазами, упорно борясь с одолевавшим ее сном. Тюха никак не мог взять в толк, зачем она сюда таскается, а Пятый полагал, что эта "секс-бомба" надеется закадрить здесь какого-нибудь лоха - того же, Отморозова, к примеру, - и дуриком выскочить замуж.

Толстуха величественно приземлилась на диван между Отморозовым и Тюхой. Тюхе показалось, что диван, как живой, присел под ее тяжестью и протяжно вздохнул. От тетки со страшной силой тянуло духами, потом и нездоровым теплом разгоряченного тела. Тюха отодвинулся от нее подальше, не слишком стараясь, чтобы это вышло незаметно.

- Сейчас, друзья мои, - сказал, выныривая из-за портьеры, Козинцев. Я думаю, остальные вот-вот подойдут... У меня для вас...

В дверь снова позвонили, и он, извинившись, нырнул обратно за портьеру.

Отморозов развернул свои бумажки и стал, шевеля губами, вчитываться в кривые строчки. "Репетирует", - с отвращением подумал Тюха, но тут сидевшая рядом с ним бабища набрала в грудь побольше воздуха и шумно, по-коровьи вздохнула. Пантюхина обдало волной густого лукового перегара. Он задержал дыхание. В прихожей бубнили приглушенные голоса. Тюха понял, что если не рванет когти сейчас, то наверняка застрянет на весь вечер между подлокотником дивана и этой потной тушей, нашпигованной сырым луком.

Он встал, немного подрыгал ногами, делая вид, что они у него затекли от долгого сидения, притворно зевнул и, выписав по комнате пару вензелей, плюхнулся в стоявшее у окна кресло.

Портьера снова отодвинулась, и в комнату в сопровождении Колдуна вошла Училка. Кем она была на самом деле, ни Тюха, ни Пятый не знали, но, едва увидев ее в первый раз, единогласно решили, что перед ними педагог с большим стажем работы. Первое время она порывалась, делать Пятому и Тюхе замечания - не так сидишь, кто так разговаривает и т, п., - пока Колдун мягко, но вполне конкретно не объяснил ей, что у него в доме каждый волен вести себя, как ему вздумается. Скованность мешает усваивать знания, заявил он Училке. Не оттого ли, сказал он, коэффициент полезного действия нашей отечественной педагогики так ничтожно мал, что мы заставляем своих учеников сохранять тишину и почти полную неподвижность на протяжении целого учебного дня? Училка проглотила это с крайне недовольной миной, но молча и с тех пор старалась вообще не замечать Пятого и Тюху. Звали ее, кажется, Людмилой Сергеевной, и Тюхе было начхать на нее с высокой колокольни.

Толстуха вдруг зашевелилась на диване, заерзала, высвобождая свой огромный зад из плюшевых объятий, и заявила, что хочет пить. Тут в прихожей опять раздался звонок, и Колдун похромал открывать, извинившись и сказав толстухе, что минеральная вода стоит в холодильнике. Толстуха выплыла из комнаты, по дороге, как всегда, запутавшись в портьере и едва не своротив ее на пол. Стало слышно, как она копается в холодильнике, бренча там бутылками, потом хлопнула дверца, стукнул поставленный в раковину стакан, и стало тихо.

Тюха надеялся, что пришел Пятый, но это оказался ЯХП - Я-Хочу-Понять. Это было его любимое словосочетание, которым он начинал чуть ли не каждую фразу. Желание понять собеседника было, конечно, похвальным, но буквально за пару дней знакомства даже Тюхе стало ясно, что одного желания порой бывает маловато. ЯХП был осанистым, когда-то, наверное, очень красивым, неплохо воспитанным человеком лет пятидесяти. Еще он был полным дураком и пустопорожним болтуном. Работал он, кажется, каким-то лектором - пудрил кому-то где-то мозги и все время хотел кого-нибудь понять.

Поздоровавшись с присутствующими своим хорошо поставленным баритоном, ЯХП плюхнулся на свой любимый пуфик в углу. Училка занимала второе кресло, и Тюха с большим трудом сдержал злорадную улыбку: теперь Пятому предстояло занять единственное оставшееся свободным место на диване рядом с луковой толстухой - то самое место, с которого он, Тюха, так предусмотрительно слинял пять минут назад. Так тебе и надо, подумал Тюха. Говорил же дураку: не опаздывай, не любит этого Колдун...

Ему вдруг подумалось, уж не Колдун ли своей властью рассадил присутствующих именно так, как они сидели сейчас, но он поспешно отогнал эту дурацкую мысль. Рассказать такое Пятому - засмеет. И будет прав, между прочим. Клички кличками, но какие, в самом деле, в наше время могут быть колдуны?

Толстуха вернулась и уселась на место. Отморозов вдруг вскочил и, пробормотав какие-то извинения, выбежал из комнаты, едва не сшибив в дверях Колдуна. Через некоторое время в туалете с ревом, хлынула в унитаз вода, а потом опять забренчало бутылочное стекло в открывшемся холодильнике. Колдун не врал, когда говорил насчет полной свободы действий в своем доме: каждый из присутствующих действительно был волен делать что хотел, не спрашивая разрешения у хозяина. Тюха знал причину такого демократизма: он отлично помнил, как во время своего первого визита сюда попытался стянуть перстень - тот самый, который носил теперь на пальце, не снимая даже на ночь.

Колдун появился в комнате, с извинениями прохромал через нее, обогнув по дороге сначала заваленный книгами и амулетами журнальный столик, а потом кресло, в котором сидела Училка, и скрылся за другой портьерой, где у него была спальня.

Тюха бывал в спальне Козинцева регулярно - именно там Ярослав Велемирович делал ему массаж позвоночника и грудной клетки. Когда Колдун снова появился в гостиной, в руках у него был предмет, при виде которого Тюха удивленно выпучил глаза. Это был тот самый деревянный истукан со злой жабьей физиономией, который стоял на специальной подставке в изголовье кровати Колдуна. Колдун кормил его вишневым сиропом, вареньем и тому подобной ерундой - во всяком случае, так он говорил. Еду он клал - или наливал, в зависимости от ее вида, - в каменную плошку, которую истукан держал на коленях. Перед тем как наполнить плошку, он всегда мазал едой губы истукану, а потом, приблизив к уродливой статуэтке ухо, с совершенно серьезным выражением лица делал вид, будто прислушивается к тому, что шепчет ему это полено. Получив одобрение истукана, он наполнял плошку, глубоко кланялся, сложив перед лицом ладони, и удалялся - очевидно, для того, чтобы дать кукле без свидетелей стрескать то, что ей принесли.

Воспринимать такое дурацкое поведение всерьез не мог даже Тюха, но высказываться по этому поводу он не рисковал: Колдун относился к своему истукану, как истинно верующий православный христианин к святым мощам, а ссориться с ним из-за ерунды Тюхе не хотелось И потом, кто его знает, этого истукана: а вдруг он все-таки того.., действует? Сегодня ты над ним посмеешься, а завтра тебе кирпич на голову свалится, а может, целый самолет? И доказывай потом всем, что это, дескать, чистая случайность.

Обычно Колдун держал своего божка подальше от посторонних глаз. Тюха, пожалуй, был единственным из гостей Колдуна, кто удостоился чести быть представленным этому деревянному чучелу с недовольной, вечно по самые гляделки перемазанной различными продуктами питания рожей. Как-то раз Тюха спросил, как зовут истукана и что он может делать, на что Колдун в несвойственной ему сухой и даже сердитой манере ответил, что имя этого могучего божества непосвященным знать не положено и что может это божество буквально все, что взбредет в его деревянную голову. "А может он превратить меня, к примеру, в бревно?" - не подумав, ляпнул тогда Тюха. Колдун посмотрел на него, склонив голову к плечу, нехорошо улыбнулся и спросил: "А ты действительно этого хочешь?" "Да я так, - торопливо забормотал похолодевший Тюха, - я спросил только..." "Запомни, - сказал ему тогда Колдун, - превратить человека в тупую деревяшку - пара пустяков. Обратный процесс, знаешь ли, гораздо сложнее".

В общем, истукан был как бы личным секретом Колдуна, который он доверил одному лишь Тюхе, - этакое тайное сокровище наподобие засмотренного до дыр порнографического журнала, бережно хранимого под матрасом двенадцатилетним сопляком. И теперь, когда тайное вдруг ни с того ни с сего сделалось явным, Тюха испытывал острое разочарование, которое было сродни ревности. Он-то, дурак, думал, что Колдун выделяет его, доверяет ему, а тот взял и не моргнув глазом поставил его в один ряд с Отморозовым и провонявшей луком жирной коровой. Да и ЯХП ничуть не лучше этих двоих. Вот разве что Училка... Ну, училка есть училка, им иметь голову на плечах и железный характер по уставу положено. Те, которые пожиже, до ее возраста в школе просто не доживают. Естественный отбор, прямо как у Дарвина, который, кстати, по слухам тоже был малость не в себе...

Деревянный болван был тяжелым даже на вид, но Колдун держал его перед собой как ни в чем не бывало, словно тот вообще ничего не весил. Можно было подумать, что статуэтка пустотелая, но Тюха знал, что это не так: однажды он случайно зацепился бедром за постамент, на котором стоял истукан. На бедре потом неделю красовался здоровенный синяк, а постамент даже не покачнулся. С тех пор Тюхе приходилось все время гнать от себя очень неприятную мысль: ему все время чудилось, что деревянный болван его недолюбливает.