Неостывшая память (сборник) - Борис Друян

Девчонки были готовы носить на руках Валентина Горшкова за его лирические стихи. Он был действительно талантлив, покорял изощренной «бальмонтовской» звукописью:

…И лодка врезалась шуршаШершавыми бокамиВ густую стену камыша,И шла, и шла, покаместОн не сомкнулся позади,И, выгнувшись упруго,Как скакуна, не осадилНепрошеного друга.И я всё вижу, как сейчас,Отчетливо и резко:Восторг твоих счастливых глаз,Светящихся до блеска.Над нами небо – на двоих.И нас на свете – двое.И ты – моя, и у твоих,Обрызганных волною,Чуть-чуть озябших, без чулок, —В загаре ли, в пыли ли,Любимых мною стройных ног —Головки белых лилий!

Очень жарко обсуждались стихи Арсения Семенова, Валентина Верховского, Бориса Половникова, Виля Петрицкого, Александра Лущика, Якова Гордина…

Ходили мы на многочисленные городские поэтические вечера. На них было шумно, полемично, всегда интересно. Сильные молодые поэты группировались в ЛИТО Горного института – Леонид Агеев, Владимир Британишский, Лидия Гладкая, Глеб Горбовский, Александр Городницкий, Олег Тарутин… С гордостью они именовали себя «ГЛЕБ гвардии СЕМЕНОВским полком». И это вполне закономерно: всех их выпестовал замечательный поэт и педагог Глеб Сергеевич Семенов. Горняки выпустили свой сборник стихов в 1956 году. Трагические венгерские события в октябре – ноябре заставили перепуганных партийных идеологов начать постепенно закручивать гайки, особенно обращая внимание на творческую молодежь. На комсомольском собрании студентка геофизического факультета Лидия Гладкая прочитала стихотворение, которое горячо восприняла аудитория, но которое не могло не возмутить кураторов от Смольного:

Там красная кровь – на черный асфальт,там русское «Стой!» – как немецкое «Halt!»«Каховку» поют на чужом языке,и наш умирает на нашем штыке.А здесь – равнодушье (с тоской пополам)тащит людей по ничтожным делам,философы плачут над лужами водки,на танцы спешат красюки и красотки.А комсомольцы с унылым задоромфальшиво гнусят фестивальные хоры,и, если не слышат соседи и теща,скулят сопляки про Сенатскую площадь.…«Аврора» устало скрипит у причала:Мертвою зыбью ее укачало.

В следующем году весь отпечатанный тираж второго сборника горняцкого ЛИТО был сожжен в котельной института.

Через пятьдесят лет в музее Анны Ахматовой на презентации книги Олега Тарутина «Возвратиться к истокам любви» Александр Кушнер вспоминал те давние годы. С гордостью говорил он о «вольных» стихах горняков, называя имена своих товарищей: «Мы… мы… мы…». Сам Кушнер уже тогда писал мастеровито, но по преимуществу «спокойные» стихи – о графине, стакане, готовальне, арбузе, микроскопе, фотокарточке… Поразительно: ни разу не упомянул он о самой главной «грешнице», ее взрывном стихотворении. И это притом, что в зале находилась безоглядно смелая поэтесса, скромнейшая женщина Лидия Дмитриевна Гладкая. В 1957 году, окончив институт, она вместе с мужем Глебом Горбовским уехала работать на Сахалин.

В нашем ЛИТО обстановка была куда спокойнее благодаря Евгению Ивановичу Наумову, человеку мудрому, осторожному, твердому в своих убеждениях. Кроме преподавания в университете, он занимал пост главного редактора издательства «Советский писатель», прекрасно знал не только историю советской литературы, но и все, что происходило в литературе в данный момент. На занятиях ЛИТО он умело гасил излишние «всплески» в подчас накаленной атмосфере наших споров, несколькими ироничными фразами мог разрядить высокий градус аргументаций непримиримых сторон. Чутко улавливая процессы, происходящие в обществе, Евгений Иванович поощрял наш интерес к творчеству современных писателей и даже тех, имена которых еще совсем недавно были под запретом. Не случайно многие из нас оказались в его семинаре.

Хорошо помню, что Лёня Левинский написал курсовую работу о творчестве Ильи Эренбурга, который первым в стране произнес знаменательное слово «оттепель». Дипломную работу Лёня защищал о поэзии Владимира Луговского. Юра Мунтянов увлекся поэзией Николая Заболоцкого. Саша Лущик был покорен поэзией Михаила Дудина. А я буквально потерял голову, прочитав изданные в 1957 году поэтические однотомники Дмитрия Кедрина и сгинувшего в лагерях ГУЛАГа Бориса Корнилова. О Кедрине сделал на семинаре доклад, а о творчестве Корнилова написал по-юношески восторженную курсовую работу. Руководителем моего дипломного сочинения о поэзии Вадима Шефнера был Евгений Иванович Наумов.

Лекции наш руководитель читал очень интересно, привлекал множество любопытнейших фактов, подробностей из жизни классиков советской литературы, не скрывая своих пристрастий и антипатий. Любимым его поэтом был Владимир Маяковский. Я не знаю, кто бы так страстно, как Наумов, мог читать стихи поэта революции. Позднее он с головой погрузился в изучение творчества Есенина.

А вот Пастернака, Цветаеву он никак не мог принять. О Цветаевой мы в то время почти ничего не знали. А Пастернака с удовольствием читали. Евгений Иванович не упускал случая цитировать строку: «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?» При этом интонационно подчеркивал, что вот, мол, поэт демонстративно не желает понять, где и в какое время он живет. Вот тут мы расходились с нашим наставником.

После публикации за рубежом романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго» автор подвергся ожесточенным нападкам в газетах и толстых литературных журналах. Критики как бы соревновались в хлесткости обвинений. В «Правде» один из лучших советских поэтов был назван литературным сорняком.

В знаменитой тогда стенной газете «Филолог» мы все с восторгом прочитали стихотворение нашего товарища Яши Гордина, посвященное Пастернаку. Особенно впечатляли заключительные строки:

Ушел человек, но осталась дорогаСквозь горы, леса и года.И только лишь ветру дозволено трогатьСледы, уходящие вдаль.Я выйду из дому не рано, не поздно,Пойду сквозь дурманящий лес,И будут дробить диковатые сосныПрозрачную твердость небес.Увидев следы, я помедлю немного,Поправлю заплечный мешок.Ушел человек, но осталась дорога,Дорога, которой он шел.

Факультетское руководство всполошилось и рассердилось не на шутку. Яша был на грани исключения из университета. Мы узнали, что инициатором этой показательной акции был почитаемый нами Евгений Иванович Наумов. Решено было в неофициальной обстановке попробовать убедить его не делать этого позорного шага. Не откладывая, мы напросились к нашему руководителю в гости. В назначенный час Лёня Левинский, Саша Лущик, Юра Мунтянов и я позвонили в квартиру на улице Халтурина.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});