Информация - Роман Сенчин

– Да-а, с женщинами сложно. Да и как? Которая сразу дает – вроде шлюха, и жениться на такой не надо, а которая по-другому – динамо, все соки высосет… У нас таких динамами называли. Не знаю, как счас…

– Слушайте, – перебил я, – а проститутки есть у вас?

Охранник вздрогнул, тревожно глянул налево-направо и полушепотом поправил:

– Девушки. Девушку можно вызвать. Три тысячи – час.

– Долго ждать?

– Ну, с полчаса… Позвоню, они подвезут.

– Точно? – Я внутренне колебался – стоит, не стоит.

– Да то-очно. У нас с этим надежно… Только деньги сейчас, пожалуйста.

Я дал ему три бумажки, сказал, в каком номере живу. Охранник кивал.

– Ладно, пойду к себе.

Умылся, почистил зубы. Прилег на кровать. Засыпал с детским чувством, что вот-вот случится хорошее. И где-то за этим детским покачивалась ухмылка злорадства: «Вот так, Ангелинушка, не хочешь – не надо. Обойдусь».

Поднял голову, огляделся. Обнаружил себя на кровати, одетым; ноги в туфлях затекли и ныли. Сбросил туфли, посмотрел на часы. Была половина девятого утра по Москве. Это, значит, по местному полпервого, что ли… Вспомнил про охранника, как давал ему деньги, как ждал проститутку. Проститутка не появилась. А может, и появлялась, но я не услышал стука в дверь…

Тупо матерясь и вздыхая, привел себя в божеский вид, отправился вниз. Первым делом нужно было купить воды, а потом найти того старика… Разобраться.

На мой вопрос, где купить «Бонакву» или чего-нибудь типа нее девушка на ресепшене удивленно распахнула глаза:

– Зачем?

– Попить, естественно.

– Да из-под крана попейте.

– А можно?

– Конечно. У нас вода самая чистая…

Вчерашнего охранника я в холле не обнаружил. Вместо него был молодой, крепкий парень, поглядывавший на меня, бесцельно бродящего неподалеку от него, явно недружелюбно. Легко было догадаться, что разговор с ним ни к чему хорошему не приведет.

Время гостиничного завтрака давно миновало, и я поел в «Моне». Да что значит поел – выпил два бокала пива, пожевал мясного ассорти. Решал, стоит или не стоит все-таки ехать к свечинским друзьям. Вчера был готов, а сейчас, потеряв три тысячи, болея с похмелья, снова сомневался.

Но чем занять себя вечером? И завтра?… Шляться по центру незнакомого города, выискивая какие-нибудь достопримечательности? Сидеть в номере с бутылкой водяры и таращиться в телевизор, отгоняя невеселые размышления? Снова, хе-хе, на стриптиз спуститься?…

И я отправился к Татьяне с Олегом. Хуже, решил, не будет. Пошел пешком, ориентируясь по карте.

Судя по ней, бульвар Постышева находился не так уж безнадежно далеко от гостиницы. Сначала по бульвару Гагарина вдоль Ангары, потом по некой Верхней Набережной улице, и за ней то, что мне нужно… На деле же топать пришлось часа два. К тому же я попадал в тупики, на брошенные стройки, путался в закоулках среди кривоватых избушек.

Пока нашел нужный дом – блочную пятиэтажку, – успел сто раз проклясть все на свете. И этот поход, и похмелье, и Свечина, и себя… Впрочем, несмотря на раздражение, райончик мне понравился. Покатая к реке улица, много деревьев, какой-то покой и уют. Наверняка летом здесь хорошо…

Дверь в подъезд оказалась открытой. Я поднялся на третий этаж, сверился с адресом, записанным в мобильнике, и позвонил в дверь с номером одиннадцать. И сразу, будто в квартире ждали звонка, раздался сухой, но на грани истерики женский голос:

– Я же сказала – в четверг всё оплачу. И оставьте меня в покое.

От неожиданности я не сразу нашелся что ответить. Лишь спустя несколько секунд сказал, глядя на щель замка:

– Извините, я от Олега Свечина. Он просил навестить… Слышите?

Подождал. Ответа не было. Уходить было глупо. Я снова нажал на звонок и тут же, только пискнуло, отпустил.

– Я сейчас милицию вызову! – крик из глубины квартиры.

И я тоже крикнул:

– Я от Свечина! Вы Татьяна?…

В общем, мне открыли. Открыла девушка, вернее, женщина лет тридцати. Кажется, недавно еще очень симпатичная, а сейчас… Нет, и сейчас она была ничего, но какая-то… Самое подходящее слово – «задерганная». Эта задерганность читалась и в глазах, и на щеках, в подрагивающих пальцах…

Бывает, что человек месяц за месяцем и год за годом живет в окружении врагов, которые щиплют его ежедневно (или человеку кажется, что вокруг враги), и он находится в постоянной готовности дать отпор. Живет в осаде… Так, видимо, жила и эта женщина.

(Мог ли я представить тогда, что и сам вскоре окажусь почти в таком же положении… Да нет, несмотря на все тогдашние мои неприятности, не мог. И, помнится, я не испытывал сочувствия к этой Татьяне, но любопытство и одновременно тревога, приятная тревога, какую испытывают путешественники, – появились.)

Я представился, уточнил, с Татьяной ли имею честь, и стал тут же в прихожей передавать ей приветы от Свечина, расписывать, как он живет, что вспоминает часто о них, о Сибири… Многое придумывал, раскрашивал бубнеж Свечина, чтоб расположить Татьяну к себе, и с интересом наблюдал, как ее задерганность сменяется чем-то человеческим. Даже фигура изменилась – из бойцовской превратилась в женскую.

– Ой! – очнулась она. – Вы проходите. Чай… Проходите.

И тут я сообразил, что не купил ничего, отправляясь в гости.

– Может быть, сходить за тортиком?

На ее лице мелькнуло нечто вроде испуга и смущения и в то же время – радость.

– Да даже не знаю… Сходите. Здесь рядом есть магазин. – И объяснила, где именно.

– А вино купить?

Снова испуг и смущение вместе с радостью, а потом неуверенное:

– Наверное…

Я набрал полный пакет всякой еды и выпивки. В том числе и ноль семь водки (Олег придет, хлебнем с ним). Понимал, что наверняка у них проблемы какие-то, с деньгами уж точно. Человек без проблем не стал бы из-за запертой двери кричать, что в четверг все оплатит…

Татьяна уже переоделась – была в халате, а оказалась в юбке и сиреневой кофте, – накрыла в комнате стол. Правда, на столе я заметил только посуду, явно из праздничного сервиза, а еды, кроме сахара, не было.

– Присаживайтесь, – сказала Татьяна, унося пакет на кухню. – Я сейчас…

В комнате порядок, довольно много книг на полках старой, советских времен, стенки; на письменном столе у окна темнеет экран компьютера.

– Ой, а хлеба-то нет, – испуганный голос Татьяны. – Я не знала, что вы сыр, колбасу… Я сама… я на диете…

– Да их можно без хлеба, – с улыбкой успокоил ее.

– В принципе да.

«В принципе…» Мне захотелось выпить. Сел за стол, потом поднялся, походил по колюченькому паласу. Татьяна занималась продуктами. Резала, наверное, все эти колбасы, сыры… Да, хорошо, что купил. «На диете…» На диете не так сидят. Не такие.

Наконец она все принесла. Даже пробку из «Мерло» сама вытащила. Сели друг напротив друга.

– Что налить? – спросил я.

– Лучше вина.

– А я немного водочки.

Выпили, пожевали… Молчали… Татьяна встряхнулась, заставляя себя оживиться. С избыточной эмоциональностью спросила:

– Ну, как там наш Олежка? Страшно подумать… – Прищурилась, став моложе и привлекательней. – Даже не верится, больше десяти лет с ним не виделись. А в начале девяностых всю Сибирь объездили. В Новосибирске жили, в Томске, в Красноярске. Вообще неразлучными были. Олежка, Ваня, Шнайдер… – вздохнула, – мой Олег… Ну, так как он?

Я стал рассказывать. Что квартира у него недалеко от центра, две дочки… Татьяна перебила:

– Писать-то не бросил?

– Не-ет, строчит пулеметчик. Три книги издал, в журналах разных…

– Молодец, молодец, – грустно покивала Татьяна. – Мы в него верили, хоть и по-разному к литературе относились. Мы с Олегом Набокова любили, Борхеса, Кортасара, а он Миллера пропагандировал, Лимонова с Довлатовым… Спорили до ругачки… Что ж, молоде-ец.

Выпили еще. Я глянул на часы. Было начало шестого.

– А вы чем занимаетесь? – спросила хозяйка.

– Работаю в информагентстве. Здесь в командировке. Красивый у вас город… Я вчера погулял… – Просто болтать надоело, а диалог не получался, в Татьяне по-прежнему чувствовалась напряженность, которая и мне не давала расслабиться. Казалось, что появись за столом третий человек, и все изменится. Поэтому я спросил: – А ваш Олег когда придет?

– А? – Татьяна крупно вздрогнула и посмотрела на меня с недоумением; недоумение сменилось чем-то иным. – А вы… А Олег разве не знает?

– О чем?

– Что Олега нет.

Я поежился. И эта игра имен только подбавляла жути.

– Он мне ничего не сказал. Наверно, не знает… Наверняка.

Татьяна покачала головой:

– Да, да… Да, откуда он может знать… Я не сообщала… Компьютер сломался давно, и вообще… – Она снова вся встрепенулась, будто из чего-то выпутываясь, и сказала, пристально глядя на меня: – Олег покончил с собой полтора года назад… Почти два… Да, почти два.

Я хотел сказать «соболезную», но это прозвучало бы наверняка казенно. И я просто подлил ей вина, себе плеснул водки.