Тьма сгущается - Гарри Тёртлдав

— За это хоть заплатят? — спросил он офицера.

— Пожалуй, так и сделаем, — помедлив, кивнул тот.

И Талсу весь день напролет перетаскивал с места на место под палящим солнцем корзины с обломками мрамора. Камень грузили в становой караван, который подъехал к месту взрыва как можно ближе. «Как можно ближе» означало, что до стоянки надо было пройти почти полгорода. Во времена Каунианской империи ничего не знали о становых жилах, и потому беспечные кауниане строили свои исторические памятники где попало, вовсе не считаясь с тем, как трудно их потом будет сносить. Когда у Талсу окончательно пересохло в горле, он зашел в одну из таверн на площади и попросил кружку пива. Альгарвейцы не стали ему мешать, но один из солдат тут же встал рядом, чтобы не дать ему сбежать через черный ход. Талсу выругался сквозь зубы: именно это он и собирался сделать.

Когда на город опустились сумерки, работа завершилась, и Талсу встал в очередь за вознаграждением. Он чувствовал себя выжатым как лимон. Ноги болели — все они были покрыты синяками и ссадинами. А после того, как он уронил на правую ступню здоровый камень, даже пришлось наложить повязку. Руки были не лучше — все в царапинах и кровоподтеках, и к тому же сорвано два ногтя. «Силы небесные! — пробормотал он. — А ведь мы сами заслужили такое обхождение!»

Когда подошла его очередь, он протянул израненную ладонь за деньгами, и альгарвейский офицер торжественно вложил в нее две медные монетки. Со сверкающими профилями короля Майнардо — брата короля Мезенцио, и теперь, милостью Альгарве, короля елгаванского. Талсу медленно перевел взгляд с подачки на лицо рыжика, но тот лишь скривился:

— Проваливай! И радуйся, что хоть что-то получил!

Талсу продолжал пялиться на монетки, все еще не в силах понять: столько платят за час работы, и то в самых худших местах. А ведь он проработал большую часть дня! И он брезгливо протянул свой заработок офицеру:

— Держи, мужик. Тебе они, видать, нужнее, чем мне.

— Ты хоть понимаешь, что я могу с тобой сделать? — взвился офицер.

— Можете продолжать изгаляться надо мной и дальше. Вот только мне от этого уже ни холодно, ни жарко, — пожал плечами Талсу. — Вы все пытаетесь подогнать нас под свой образец. Стачать нас, даже старых аристократов, вроде как по своей мерке. А как в нас под этот образец будете затачивать — это не нам решать.

— Подогнать вас под наш образец? — Офицер чуть не поперхнулся от удивления. — Разве в этом дело? Главное в том, что вы должны и будете нам повиноваться! — Он насильно сжал ладонь Талсу в кулак. — Забирай свои монеты. Ты их честно заслужил.

— Я заслужил раз в шесть больше, — проворчал Талсу и отошел в сторону. Он боялся, что его тут же схватят, но никто не обращал на него внимания. За первым же углом он остановился чтобы отдышаться: его одновременно душили страх и ярость. Надо же быть таким идиотом, чтобы ссориться с оккупантами! Это хороший урок — в дальнейшем он будет всегда держать язык за зубами!

— Ты где пропадал?! — встретила его горестным воплем мать, когда он ввалился в лавку, в которой нашла приют их семья. Но взглянув на сына, Лайцина чуть не забилась в истерике: — И что с тобой там делали? Тебя что, альгарвейцы палками били или нет?

— Или нет. Нет. Они просто поймали меня на улице и заставили разгребать каменный завал на месте взорванной ими мраморной арки подле рыночной площади. — Талсу скрежетнул зубами. — Тяжелая была работа. И они таки мне за нее заплатили. Но что взять с этих клятых рыжиков? Я даже не стал с ними собачиться из-за их паршивых медяшек.

Рассказывать матери о том, как он от этих монет отказывался, Талсу не стал. Работавший в соседней комнате отец с лязгом выронил ножницы.

— Они что, взорвали имперскую арку?

Талсу мрачно кивнул, и старый портной беззвучно выругался.

— Наверное, это и был тот взрыв, что мы слышали утром, — вздохнула Лайцина. — А я все гадала, что это такое было. Да, если бы у нас дела шли получше, уже давно какой-нибудь клиент рассказал бы нам все самым подробным образом!

— Дела, конечно, шли бы лучше, если бы здесь не хозяйничали альгарвейцы! — отрезал Траку и бросил на сына взгляд, полный негодования, словно тот был единственным виновником того, что елгаванская армия потерпела поражение. — А не хозяйничай здесь альгарвейцы, никто не стал бы сносить арку! Проклятие на их головы! Она стоит здесь со времен империи. Они не имели права разрушать то, что простояло столько веков!

— Но они выиграли войну, — устало сказал Талсу. В этот момент он словно забыл все то, что воодушевляло его некогда в бою против рыжиков. — И теперь они будут делать здесь все, что им угодно. Вот только они еще большие дешевки, чем наши аристократы. Или, скажете, нет?

Лайцина и Траку, не сговариваясь, суетливо оглянулись, проверяя, слышал ли, кроме них, слова сына еще кто-нибудь.

Но Аушра именно в этот момент решила спуститься в мастерскую.

— Кто это там дешевки? И при чем здесь наши аристократы? — спросила сестра, уловив лишь последние фразы разговора.

— Альгарвейцы, — процедил Талсу. И подробно рассказал ей, что оккупанты сделали с ним самим и с древним монументом.

— Ужас какой! — воскликнула девушка. — И что, они теперь по всему королевству такое творят? Так у нас вообще ни одной памятной арки и колонны не останется!

— Это всего лишь зависть, — вздохнул Траку. — Мы, кауниане, были великим народом уже в те времена, когда они по пещерам в шкурах прятались. И они не хотят, чтобы им об этом напоминали. И нам помнить об этом они тоже не позволят.

— А знаете, помнить о том, что ты потерял, намного проще, чем о том, что всегда было рядом с тобой, — вдруг сказал Талсу, разглядывая свои израненные ладони. — А что до меня, то я запомнил накрепко.

* * *

Гаривальд так до конца и не понял, с чего это инспекторы, вывезшие полдеревни и забравшие многих мужиков, не забрили в армию конунга Свеммеля и его. Разве что собирались пройтись по деревне попозже с более частым бреднем. Тогда бы точно забрили. Но человек полагает, а силы горние располагают, так что они сильно ошиблись, потому как, прежде чем они вернулись, альгарвейцы развернули наступление.

Ваддо каждый день орал на площади, что армия Свеммеля наступает, а альгарвейцы и прочая зувейзинская и янинская сволочь бежит без оглядки. Это он по хрусталику такое якобы слышал. Староста даже не поленился несколько раз снова притащить свой кристалл на площадь, дабы весь Зоссен мог послушать последние фронтовые сводки. И правда, староста не лукавил, хрустальный шар громогласно вещал то же самое.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});