Три пятнадцать - Джослин Джексон

«Черт подери!» – шепнул он мне на ухо, но получилась скорее молитва, чем ругательство. Мы задышали в унисон. Сколько дней прошло, сколько раз солнце вставало и садилось, а Лоренс меня не касался! Все эти дни, когда солнце вставало и заходило, а он все не прикасался и не прикасался ко мне, были неправильными, неисправными; лишь сейчас, когда его руки ласкали меня, все встало на свои места. Моя ладонь скользнула между нами и сжала его, вновь почувствовав упругую тяжесть мужского желания. Лоренс согнул ногу в колене, притянул меня к себе, и мы, плавясь, вместе упали в расплесканное по матрасу солнце. Так все и случилось.

Вот они мы, я и мой «мистер Друг». Я приехала выпытать информацию, да не одна, но при этом надела свои лучшие трусики, кружевные и оптимистично-розовые. Трусикам для свиданий было уже несколько лет, но я так редко их надевала, что они казались новыми. Умелые пальцы Лоренса творили со мной чудеса, а я льнула к ним, изгибалась и на время отрешилась от проблем. Лоренс заслонил все: печаль немощной дочери, страх потерять Мози, скорбь по умершей малышке. Я все это отдала – так же, как без остатка отдала себя, раскрываясь навстречу ему в ласковых лучах солнца. Я словно домой вернулась.

Потом мы лежали обнявшись. Мои трусики для свиданий веселым розовым флажком висели на безликом икейском торшере. Я укрыла нас обоих смятой простыней, прижалась ухом к груди Лоренса, слушала, как бьется его громадное сердце, и напоминала себе, что приехала не за этим. Но как же мне было хорошо!

– Вот тебе и «на этот раз никаких глупостей»! – тихо сказал Лоренс.

– Не волнуйся, ты все сделал правильно! – засмеялась я, подняла голову и уперлась подбородком ему в грудь. – Это твоя старая кровать.

– Ага, – отозвался Лоренс.

Я удивленно подняла брови, и он пояснил:

– Вернувшись ко мне, Сэнди захотела новую кровать. Эту, говорит, она своей больше не чувствует, и не ошиблась. Мы купили кровать-сани, а эту спрятали на чердак. Когда переезжал, я забрал из дома только ее.

Я кивнула, прижимаясь к груди Лоренса, а он жмурился, разомлев. Да, помнится, он впадал в эту медлительность, валялся, словно сонный тигр в зоопарке, а я, наоборот, всегда готова была вскочить и печь хлеб, работать в саду или бежать на танцы.

Если не считать трусиков, всего этого у меня в планах не было. Только мое тело решило иначе, и все вышло так, как вышло. Душевное смятение – это одно, но я, в конце концов, здесь не просто так.

Мне по-прежнему хотелось использовать и Лоренса, и прогретое солнцем умиротворение, и то и другое вместе.

– Ну и куда движется следствие? – поинтересовалась я невинно, а сама пальчиком чертила узоры на его волосатой груди.

– Джинни, я же говорил, что подробности разглашать не могу, – с улыбкой напомнил Лоренс. – Сколько заповедей я должен ради тебя нарушить?

Я поняла, что рисую на его груди сердечко, снова и снова, как девчонка-подросток в тетрадке. Разом перестав рисовать, я выпрямилась.

– Слушай, я ведь не на родительском собрании посплетничать хочу, а за дочь боюсь.

Улыбка Лоренса чуть потускнела, и он оперся на локоть.

– Если бы знал, что Лиза в опасности, сам сразу бы тебе рассказал.

Внезапно голой мне стало неуютно. Я сорвала с торшера бравурный розовый флажок и отвернулась от Лоренса.

– Неужели, – проговорила я, но не как вопрос, а словно констатируя факт, потом встала и натянула платье. – Мне пора домой. Мози пригласила приятеля, и я не хочу надолго оставлять их наедине.

В глазах Лоренса снова появилась настороженность.

– Помочь тебе усадить Лизу в машину?

– Думаю, Лиза уже отдохнула и чувствует себя лучше.

Мой голос прозвучал резко и холодно. Я взглянула в зеркало и невольно поморщилась: тщательно уложенные волосы превратились в дикую копну каштановых кудрей.

– Джинни! – позвал Лоренс, когда я шагнула к двери. – Я серьезно! Я давно бы к тебе постучал, если бы знал, что Рик Уорфилд брешет под твоим деревом.

Я застыла у двери. Вообще-то в день, когда Тайлер срубил иву, Лоренс приехал и прогнал зевак с нашего двора, но в дверь не позвонил.

– Не хочу заводить старую песню, но от жены ты ушел несколько месяцев назад. Были у меня проблемы или нет, тебя я на своем крыльце не припомню.

– Я хотел, – искренне ответил мне Лоренс. Он сел, простыня соскользнула с груди на колени. – Собирался позвонить тебе пятнадцатого ноября.

Я прищурилась: белизна голых стен действовала на нервы. Слова Лоренса казались правдой, но разве в пустой комнате точно определишь? Спальня была слишком простой, даже примитивной, без уголков-тайников-закоулков, где можно спрятать секрет, здесь любая ложь сошла бы за правду.

– А что такого примечательного случится пятнадцатого ноября?

– Суд объявит меня разведенным.

На это известие я отреагировала совсем не так, как ожидал Лоренс. Шагнула к нему, и от избытка чувств слова слились в змеиное шипение:

– Ты ждал официальный документ? Бумажку?!

– Не бумажку, а свободу, – раздраженно поправил Лоренс.

– Неужели? – презрительно, в стиле Мози, подначила я. – В прошлый раз бумажка из суда тебе не требовалась.

– Ага, и чем все закончилось? – Теперь Лоренс чуть ли не кричал.

– Если бы ты захотел… – Тут я все поняла, и даже зная, что от Лизы отделяют лишь дверь и несколько шагов коридорчика, с каждым словом орала все громче и пронзительнее: – Мать твою, так причина в Боге! Это бы еще куда ни шло, только нет, причина даже не в Боге. Ты боялся, что подумают вонючие сплетники-баптисты из твоей церкви, если…

Лоренс свесил ноги на пол и заговорил вместе со мной:

– Нет-нет, подожди…

Ждать я и не думала.

– …Если бы ты спутался с другой женщиной сразу после расставания с женой. Только я той другой не была никогда. – Лоренсу тоже стало неуютно нагишом, и, пока он разыскивал боксеры, я продолжила в том же гарпийном тоне: – Сэнди задолго до нашей встречи нарушала клятвы направо и налево, а когда вернулась, то ты выбрал семью, даже не поцеловав меня на прощанье.

Лоренс поднял руки и толкнул воздух в мою сторону, надеясь меня утихомирить. Едва я умолкла, он заговорил тихо, но убежденно и зло:

– Я знаю, когда ты забеременела, твои родители и их церковь от тебя отвернулись, но не смей судить по ним мою церковь и моих друзей. Гарри и Максу сейчас очень непросто. Развод родителей – испытание не из приятных, сколько бы лет тебе ни было. От моей церкви и я, и мальчишки, и Сэнди не видели ничего кроме добра. – Лоренс натянул брюки. – Да, я хотел дождаться развода. Хотел на этот раз сделать все правильно. Я заслуживаю, чтобы все было по всем правилам, и ты тоже. Хочешь верь, хочешь нет, но быть баптистом иногда значит относиться к людям правильно, по крайней мере, стараться. Быть баптистом еще не значит поиметь Джинни Слоукэм.

– Может, и так, – холодно согласилась я, – но оно тебе все удалось.

– Особо стараться не пришлось, – огрызнулся Лоренс.

Я бросилась вон из спальни и влетела в гостиную. Лиза сидела на диване и сквозь ропот Си-эн-эн пыталась расслышать наши крики. Она казалась довольнее дюжины обожравшихся сметаной кошек.

– Ты в своем репертуаре. Мало я тебя, видимо, лупила! – тихо, но раздраженно проговорила я. – Поехали отсюда. Одно радует: Уорфилд под нас не копает.

Я поднесла ходунки к дивану, и Лиза практически самостоятельно в них встала. «Миссия выполнена», – говорили ее счастливые глаза, только чья миссия, моя или ее, я не знала.

Мы продвигались к двери, когда вошел Лоренс. Он успел обуть мягкие мокасины и натянуть рубашку, только пуговицы застегнул как попало.

– Помощь не нужна! – сказала я Лоренсу, и мы медленно, до неприятного медленно двинулись дальше.

– Джинни, я тебе позвоню, – твердо и почти спокойно пообещал Лоренс, хотя злился явно не меньше моего. – Пятнадцатого ноября.

– Флаг тебе в руки, звони! – рявкнула я через плечо. – По-моему, в тот день я занята – встречаюсь со всеми холостяками, которые приглашали на свидание за последнее чертово десятилетие.

– Джинни… – начал Лоренс.

– Что Джинни? Ну что Джинни? Тоже мне Мистер Праведность! С тобой же не роман, а сплошные правила! Во-первых, ждем пятнадцатого ноября. Во-вторых, проявляем ангельское терпение. В-третьих, секс у нас будет, а разговоры – нет, потому что о текущем расследовании особо распространяться нельзя! – пробасила я, ловко копируя официальный тон Лоренса.

Тот беспомощно развел руками и выговорил:

– Ладно, ладно, Джинни, на это есть веская причина.

– Угу, – раздраженно хмыкнула я.

– Да, и не одна. Происходят странные вещи. У Рика нет средств на анализы, которые нужны для расследования дела такой давности, тем более он даже не уверен, что здесь преступление, а не просто ненадлежащее погребение. Однако частная лаборатория с отличной репутацией проводит анализ ДНК, извлеченной из тех костей. (Я аж содрогнулась.) Я спросил Рика, откуда деньги на такую роскошь, а он… Джинни, анализ оплачивает кто-то со стороны. С точки зрения профессиональной этики это довольно спорно. Рик дал добро лишь потому, что «спонсоры», семейная пара, явились к нему и попросили разрешения на анализ. Дескать, это кости их пропавшего ребенка. Пожалуйста, никому об этом… Что с ней?