Ревизор: возвращение в СССР 10 (СИ) - Винтеркей Серж

— Давайте, сегодня же и съездим, посмотрим вашу комнату, — дожимал я родственников. — Может, там подремонтировать что-то надо после прежних жильцов. Окна заклеить…

Мне почему-то представилась пустая комната с ободранными обоями, серым, сто лет назад белёным потолком, затёртой паркетной доской с вылетевшими во многих местах паркетинами. Старое деревянное окно, через которое свищет не то, что сквозняк, а ветер!

— Инна, если тебе тяжело сегодня после работы или просто не хочется ещё куда-то ехать, — предложил я, — то мы сами с Петром сегодня съездим. Да? Тут станция Маленковская не так далеко… Вроде.

Пётр поспешно кивнул. У него глаза загорелись. Смущение пропало. Лёд тронулся в сторону его собственного достижения, а он, похоже, гордился, тем, чего ему удалось добиться. Ну, посмотрим…

* * *

Святославль. Квартира Якубовых.

Загит вернулся со службы и молча положил на стол двести рублей.

— Что это за деньги? — настороженно спросила хлопотавшая до этого с ужином Оксана.

— Это шарлатанка твоя вернула. Пригрозил её милиции сдать, если ещё хоть один рубль с тебя, дуры безмозглой, возьмёт, — спокойно ответил Загит.

— Как? — вскричала Оксана. — Как ты мог⁈ Зачем ты к ней ходил? Она же не захочет теперь со мной даже разговаривать!

— Вот и хорошо. Перестанешь деньги выбрасывать. Мне не жалко для семьи денег. Мне жалко, что ты их выбрасываешь. Могла бы дочери помочь, а ты ей жизнь ломаешь. Это же надо додуматься! Испачкать помадой зятю рубашку!.. В голове не укладывается! Оксана! Столько лет тебя знаю, ты же всегда была умной женщиной. Что с тобой случилось? Что ты творишь? Зачем Галию с Павлом разлучить пытаешься?

— Ты ничего не понимаешь! — кричала Оксана. — Не пара этот Пашка нашей дочке, одни беды ей будут от него! А если расстанутся, то и сама она уцелеет, мужа нового найдет. Да и квартира на Галию записана, ей и останется после развода! Может и Марат сможет в столицу перебраться, пропишется там…

— Не сметь! — Загит со всего размаха треснул по столу кулаком. — Ты что несешь! Чтобы я больше ни слова о таком от тебя не слышал. В нашей семье никогда подлости не было и при мне не будет! Дочь наша хорошо воспитана, такой и мысли не допустит. Не зря она тебя видеть больше не хочет! И мне уже тошно говорить с тобой. Не понимаю, что с тобой стало…

Он вскочил в ярости из-за стола и выскочил из дома, не притронувшись к ужину.

Марат, всё это время стоявший в коридоре и слышавший всё до последнего слова, вышел в кухню.

— Я всё слышал, — проговорил он, ошарашенно глядя на мать. — Мать, скажи, ты в своем уме⁈ С чего ты взяла, что можешь за меня решать, как и где мне жить и куда ехать? И почему ты решила, что я счастьем сестры родной поступлюсь ради жилья в Москве?

— Что такого в том, что я о вас забочусь? — Оксана раздражённо повернулась к нему.

— Заботишься! — огрызнулся Марат. — Это не забота. Нельзя строить свое счастье, идя по головам. Я взрослый человек и сам могу себя всем обеспечить. Я хочу, чтобы сестра жила счастливо замужем. И Пашка — отличный парень, с характером. Он сеструхе очень подходит. С ней не каждый справится, а с ним она тише воды, ниже травы и счастливая при этом. Ты должна в восторге быть, что твоей дочке так с мужем повезло.

А ты что⁈ Не думал, что ты такая, дура, мам. Надеялся, что после твоей мнимой болезни, ты успокоишься. Чего тебе не живётся нормально? Галия тебе уже отказала от своего дома, она уже не хочет с тобой общаться. И, мам, если отец решит развестись с тобой, я его поддержу. Я не хочу потерять его из-за твоих выкрутасов. У него слишком нервная и опасная работа, ему нельзя волноваться. А ты в последнее время, как с цепи сорвалась!

— Но как же так? — удивлённо протянула к нему руки Оксана. — Я же о семье всё время пекусь! Для семьи стараюсь! Как же вы не понимаете⁈

— Хватит концерты мне тут устраивать, — осадил мать Марат. — Не надо о нас думать! Спасибо! Ты ведёшь себя, как сумасшедшая! Один вред для семьи от того, что ты делаешь в последнее время.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Вы не понимаете! — обиженно вскричала Оксана. — Вы мне ещё спасибо скажете!

— За такое никто тебе спасибо не скажет, — отрезал Марат. — Некому будет. Потому что останешься ты одна!

— Но почему?

— Потому что никто не захочет жить с ходячей пороховой бочкой. Никогда не знаешь, когда у тебя фитилек дотлеет, и все рванет! Не лезь ни к кому. Не замышляй близким гадостей. Мирись с отцом. Падай в ноги. Проси прощения. И никаких гадалок, мама! Я тебя очень прошу. Не позорь семью. Нашла, во что верить. Как будто бабка какая-то дремучая может лучше тебя знать, как твою жизнь жить. Будь ты умнее!

Марат развернулся и ушёл из дома вслед за отцом.

Воздухом подышать.

* * *

Не откладывая в долгий ящик, мы с Петром собрались и пошли к Проспекту Мира, перешли на сторону метро и стали спрашивать у прохожих, далеко ли тут станция электричек? Нас направили на остановку автобуса. Надо было проехать всего две остановки. В хорошую погоду и пешком дойти можно, — взял я себе на заметку, мало ли понадобится.

Электричку долго ждать не пришлось. Вышли в совершенно незнакомом для меня месте, уже стемнело, фонарей — раз, два и обчёлся. Но Пётр уверенно повёл меня к цели.

Было достаточно поздно, когда мы оказались, наконец, перед дверью комнаты Жариковых. Мы в некоторой растерянности встали перед ней и ошарашенно переглядывались. Из-за двери отчётливо был слышен плач маленького ребёнка.

— Они что, не съехали до сих пор? — озадаченно спросил Пётр и тихонько постучался в дверь.

Вскоре нам открыла измождённая молодая женщина с малышом на руках. Она сразу испугалась, увидев Петра.

— Нам не выделили на новом месте ещё жильё, — сходу запричитала она. Слёзы тут же потекли у неё ручьём из глаз. — Там некуда еха-аать…

— Тихо-тихо! Никто вас не выселяет! — поспешно отодвинул я растерявшегося Петра. — Успокойтесь, пожалуйста. Мы только хотели комнату посмотреть…

— Проходите… — покорно отодвинулась с прохода женщина. Малый у неё на руках, примолкший было, опять начал плакать.

Проходить мы никуда не стали, в обуви же. Только огляделись мельком. Кругом верёвки с бельём. Недаром Пётр не заметил ничего в прошлый раз. Но мне хватило одного взгляда понять, что это не комната, а нормальная малосемейка с маленьким санузлом с сидячей ванной и приличных размеров нишей под кухню. Даже плитка электрическая есть.

Ещё я заметил двоих ребятишек. Один лет семи-восьми за столом сидел с тетрадками. А мелкий лет четырёх на диване притих и глазел на нас с испугом.

— Куда же вашего мужа перевели? — посмотрел я на эту поникшую замученную женщину. — Что у него за проблемы?

Она обессиленно опустилась на ближайшую табуретку и разрыдалась.

Мы с Петром переглянулись встревоженно. У меня первая мысль была, что мужик уехал, загулял, про семью забыл. Что Пётр подумал, я не знаю, но он сразу присел перед женщиной на корточки и начал расспрашивать.

— Вам помощь нужна какая-то? — спросил он. — Не плачьте, пожалуйста…

Начал плакать средний ребенок.

— Ну, вы что все раскисли? — строго спросил я. — С чем у вас проблемы? Деньги на питание есть?

Хозяйка кивнула.

— Муж присылает, — сквозь слёзы ответила она. Уже хорошо, мужик не забыл про семью. — Он под трибунал там может попа-аасть… — опять разрыдалась она.

— Чего? — Пётр резко встал. — За что?

— С табуреткой бросился на замполита, — рыдала офицерская жена. — Тот в ленкомнате заперся, а муж топором с пожарного щита дверь вскрыл.

Мы с Петром изумлённо переглядывались между собой.

— Что это он так разбушевался? — поинтересовался я.

— Разозлился сильно!.. Говорил, вместо жилья сарай неотапливаемый дали… — ревела она. — А у нас детей трое. Куда нам в сарай⁈ Он ходил-ходил, просил-просил…

— Что за дела? — спросил я Петра. — Такое разве может быть?

Он пожал плечами неуверенно. Короче, придётся опять генерала Балдина беспокоить. Не то, чтобы я очень жаждал сестру с мужем отселить. Просто, мне эту семью офицера до боли жалко стало. И обидно за них. Что это еще за история такая⁈