Повелитель вещей - Елена Семеновна Чижова

руки, ощущая нечто доселе неведомое, огромное, странное: бесконечное, безбрежное – куда там их хваленой свободе!

Пустоту.

VI

Скорей всего тут взяла свое детская привычка, за которую бабка награждала его «сущим ослом», когда, идя за нею по пустырю, он вперивался глазами в землю в надежде обнаружить то, что станет его сокровищем: жестяную банку, веточку, которую ветер обломил и бросил, или пуговицу – чаще всего попадались черные, словно все, кого занесло на этот пустырь, имели только две опции на выбор: либо глубокий траур, либо – для торжественных случаев – строгий черный костюм.

Потом, когда изучил вопрос (выяснил настоящую, рыночную цену), ощутил холодок под ребрами: вот тебе и посеешь привычку, – или и вправду кто-то есть, ну, этот, бог. Хотя при чем здесь бог! Он сам – шел, заметил, нагнулся: чем валяться бесхозной, пусть будет моя.

Но это – потом, а тем вечером, запершись у себя, лениво ползал по сайтам, встречая всё новые слова и понятия: реверсы, аверсы, штемпели; общий тираж, пущенный в обращение; на каких аукционах торгуются – жалея, что находка не червонец «Сеятель» (здоровенный, выше заводских труб, крестьянин, изображенный на реверсе, кого-то смутно ему напоминал – ах, ну да! – мужика в противогазе, который морит врагов, как насекомых, изображенного на крышке от игры, той, что они с они с матерью так и не купили у старика, стерегущего последние советские сокровища). На таком червонце, отчеканенном из особого износостойкого сплава, не бывает ни вмятин, ни царапин, продать как не фиг делать, да и цена соответствующая – не сравнить с дешевым серебряным рублем, подобранным пару часов назад у парадной: шел домой, нагнулся и подобрал.

Выпуск 1921 года. Ну что сказать? Красивый. Приятно подержать в руках.

Водя подушечками пальцев по чеканным выпуклостям, он внимательно разглядывал: поворачивал то оборотной стороной, на которой пятиконечная звезда, обрамленная венком из веток лавра и дуба, перевязанных девчачьим, на его вкус, бантиком; то лицевой – аверсом, безупречным по красоте и мощи, тут уж двух мнений быть не может: восходящее из мрака вековой несправедливости солнце, а на его фоне величественные серп и молот – глядя на них, даже распоследний дурак не скажет: хочешь жни, а хочешь куй.

Жалко, что тогда, полгода назад, не настоял на своем, уступил денежным мешкам, завистникам, так и норовившим все испортить, осквернить «Повелителя вещей», свести к вульгарной стрелялке, – а ведь как могли бы украсить его благородную игру все эти рубли-копейки-пятиалтынные – рядовые социалистического рынка, которых с каждой денежной реформой отправляли в переплавку. В итоге выжили лишь самые хитрые, догадавшиеся вовремя спрятаться, закатиться под половицу, заваляться в старом кошельке, затаиться за подкладкой, замереть под ножками стола или шкафа (кстати, неплохо бы проверить: на его памяти у бабки ни разу не передвигали; как однажды, хрен знает когда, выровняли, так с тех пор и стоят), – выжили и теперь пожинали плоды своего долготерпения, верней сказать, дальновидности, о чем свидетельствовал подробный каталог с указанием – по каждой отдельной позиции – цены.

Порой неправдоподобной (вплоть до десятка миллионов, как полтинник 1929 года: крестьянин за рулем трактора – первая медно-никелевая монета, изготовленная в единственном экземпляре в качестве пробника). Разумеется, такая головокружительная цена – редкость. Как правило, высокие цены возникают там, где допущена ошибка в чекане, в результате чего и появляются монеты-уродцы, не такие, как все.

К примеру, эта, которую он держит в руке, – могла, ну так он думал, в принципе, оказаться не простой, а реально ценной, за которую дают (где, где? – известно где: на аукционе) до трехсот пятидесяти тысяч, если бы на реверсе между буквами «н» и «с» (последняя буква в слове «стран» и первая в «соединяйтесь») стояла «запятая округлой формы, расположенная симметрично».

Он пригляделся: вроде бы округлая… ну нет, быть такого не может… Но уже чувствуя: может, может, может – если это не симметрично, тогда что вообще такое – симметрия? Оттого и холод под ребрами (он замер, боясь коснуться клавиатуры); тихий шаг неведомого, приближающегося к его судьбе божества…

Потом уже больше никогда (даже глядя в глазок профессиональной камеры) он и близко не чувствовал ничего похожего – не верил с такой отчаянной, вдохновенной полнотой в существование другого, сверхприродного мира, в котором судьбу человека определяют не привычки. И не характер. А то, какие силы играют на твоей стороне.

Через пару дней, наведя справки, он вошел в контакт с нумизматами, подтвердившими: скорей всего, действительно ценная, можно выручить солидную сумму; не сразу, со временем – когда, а главное – если найдется покупатель. И наперебой предлагали себя в посредники. За мзду.

Напрягала не мзда – процентов двадцать от общей суммы, – а то, что юлили и хитрованили, видя в нем человека неопытного, лоха, которого не грех обуть, скажем, подменить на фальшивку. Потому и медлил, тянул кота за хвост, отговариваясь тем, что надо обмозговать, подумать, – словом, вежливо отнекивался; но бульдоги нумизматического рынка тоже не лыком шиты, вцепились мертвой хваткой: причина, по которой он чувствовал растущую уверенность, рассматривая ситуацию как своего рода «бафф» – временное усиление игрока под воздействием специального заклинания. Природой заклинания он не заморачивался, главное – сработало. Какая разница – что.

Пока его мозги плавились от этих то вдохновенных, то опасливых мыслей, он почти не следил за военными действиями на «украинском фронте», где к тому же не обнаруживалось ничего принципиально нового: те же безжалостные каратели целенаправленно бомбят мирные дома луганских и донецких жителей; те же доблестные трактористы отвечают им прицельным огнем из установок «Град», купленными (где, где? – в военторге) – затянувшаяся шутка. Пожимая плечами, он думал: «Не смешно».

Короче, едва не упустил важный момент: посетители портала обсуждают подробности войсковых операций не просто, а с переходом на личности. В постах и комментах замелькали имена полевых командиров.

Среди них выделялся один, на первый взгляд незнакомый. Если бы не прилипшее словечко «реконструктор», он навряд ли бы вспомнил мужика, с которым пару лет назад, еще на этапе предварительной подготовки – в то время «Повелитель вещей» обретал самые общие, даже ему не вполне понятные контуры – случайно пересекся: когда, более или менее определившись с предметами советского быта (керосинками, примусами и прочими керогазами), неожиданно осознал, что для полноты картины его игре недостает оружия. Не для прямого использования. А потому, что та великая, ушедшая в прошлое эпоха, если убрать из нее оружие, не полна.

Первое, что в этой связи приходило в голову: пулемет максим, прославившийся в Гражданскую. Вживе, как таковой, пулемет был ему не нужен. Хватало и фоток. Но в те времена он еще держался первоначальной концепции: вещь меняет владельца