Оно - Стивен Кинг

— Господи, — хрипло прошептал Майк, глаза у него округлились.

— Я снова их слышу, — воскликнула Беверли. — Генри и остальных.

Хорошая акустика, похоже, донесла до них и ее голос: Генри завопил где-то в канализационной трубе, и на мгновение возникло ощущение, будто он уже рядом с ними.

— Мы до вас доберее-е-е-емся…

— Давай, давай! — крикнул в ответ Ричи, его глаза лихорадочно блестели. — Не останавливайся, каблуки-бананы! Тут тебя ждет бассейн, как в «Ассоциации молодых христиан». Не сбавляй…

И тут крик такого жуткого страха и боли долетел к ним из трубы, что догорающая спичка выскользнула из пальцев Билла, упала и погасла. Эдди здоровой рукой обнимал его за талию, и теперь Билл обнял Эдди, почувствовав, что его тело вибрирует, как натянутая струна. Стэн Урис прижался к Биллу с другой стороны. Крик нарастал и нарастал… а потом они услышали непотребный вязкий чавкающий хлопок, и крик оборвался.

— Кто-то добрался до одного из них, — послышался из темноты полный ужаса голос Майка. — Кто-то… какой-то монстр… Билл, мы должны выбираться отсюда… пожалуйста…

Билл слышал, что оставшиеся, один или двое, по звукам определить не удавалось, спотыкаясь, спешат к ним по канализационной трубе.

— В ка-акую с-с-сторону, Э-Э-Эдди? — нервно спросил он. — Ты з-знаешь?

— К Каналу? — уточнил Эдди, стряхивая руки Билла.

— Да!

— Направо. Мимо Патрика… или через него. — Голос Эдди вдруг стал жестким. — Меня это не волнует. Он один из тех, кто сломал мне руку. Да еще плюнул мне в лицо.

— По-ошли. — Билл еще раз глянул в трубу, по которой они пришли. — Це-епочкой по о-одному! Де-ержимся за то-ого, к-кто в-впереди, ка-ак и ра-аньше.

Он двинулся первым, касаясь правым плечом склизкой керамической поверхности трубы, стиснув зубы, не желая наступить на Патрика… или продавить его.

Они крались все дальше в темноту, тогда как по другим трубам вокруг них бежала вода, а над ними, на поверхности, бушевала гроза, принеся в Дерри раннюю темень — темень, которая выла ветром, и вспыхивала электрическим огнем, и грохотала падающими деревьями; звуки эти напоминали предсмертные вопли гигантских доисторических животных.

3. Оно — май 1985

Теперь они снова приближались, и хотя все прошло, как планировалось, вернулось нечто такое, чего Оно не предвидело: этот сводящий с ума, унизительный страх… это ощущение Другого. Оно ненавидело страх, набросилось бы на него и сожрало, если б сумело… но страх насмешливо танцевал вне пределов досягаемости, и убить страх Оно могло только одним способом — убив их.

Конечно, для такого страха не было причин; теперь они стали старше, и число их сократилось с семи до пяти. Пять — число силы, но оно не обладало загадочными магическими свойствами числа семь. Да, действительно подосланный Оно человек не убил библиотекаря, но библиотекаря ждала смерть в больнице. Чуть позже, еще до того, как затеплится заря, Оно намеревалась послать к нему медбрата-наркомана, который покончит с библиотекарем окончательно и бесповоротно.

Женщина писателя находилась теперь у Оно, живая и неживая — ее разум полностью уничтожил один взгляд на Оно без всех его масок и чар, а все чары, естественно, являли собой зеркала, которые показывали насмерть перепуганному зрителю голографические образы — самое худшее, что таилось в его или ее мозгу, точно так же, как обычное зеркало пускало солнечный зайчик в широко раскрытый, ничего не подозревающий глаз, и вызывало слепоту.

Теперь разум жены писателя пребывал с Оно, пребывал в Оно, за пределами метавселенной, в черноте, недоступной Черепахе, в запределье вне всяких пределов.

Она пребывала в глазу Оно; она пребывала в разуме Оно.

Она пребывала в мертвых огнях.

Да, чары эти были удивительные. Взять, к примеру, Хэнлона. Он этого не помнил, во всяком случае, на сознательном уровне, но его мать могла бы рассказать ему, откуда взялась птица, которую он видел в развалинах Металлургического завода. Шестимесячным младенцем мать оставила его спать в детской кроватке у дома, а сама пошла на задний двор, чтобы развесить выстиранные пеленки и подгузники. Его дикие крики заставили ее прибежать обратно. Большая ворона сидела на спинке кроватки и клевала малютку Майка, как злое существо из сказки, какие рассказывают в детской. Майк кричал от боли и ужаса, но не мог отогнать ворону, почуявшую легкую добычу. Мать врезала вороне кулаком и прогнала прочь, увидела, что ворона в двух или трех местах клюнула Майка в пухлые ручки, оставив кровавые следы, и отвезла к доктору Стиллвэгону, чтобы сделать малышу прививку от столбняка. Какая-то часть Майка запомнила это навсегда, — крошечный ребенок, гигантская птица, — и когда Оно пришло к Майку, тот вновь увидел гигантскую птицу.

Но когда еще один слуга Оно, муж той девочки из прошлого, притащил женщину писателя, Оно не стало надевать маску — у себя дома Оно никогда этого не делало. Слуга-муж глянул и упал, умерев от шока, его лицо посерело, глаза залила кровь, хлынувшая из мозга, где лопнул с десяток сосудов. Жена писателя выдала только одну яркую, полную ужаса мысль — ДОРОГОЙ ИИСУС ОНО ЖЕНСКОГО ПОЛА, — и на том мысленный процесс оборвался. Она заплыла в мертвые огни. Оно спустилось со своего места и позаботилось о физических останках женщины: подготовило к тому, чтобы в последующем подкормиться ими. И теперь Одра Денбро висела высоко посреди всего, опутанная нитями паутины, с головой, свешивающейся на плечо, с широко раскрытыми и остекленевшими глазами, оттянутыми вниз пальцами ног.

Но в них оставалась сила. Она уменьшилась, но оставалась. Они приходили сюда детьми и каким-то образом, не имея шансов, вопреки тому, что должно было быть, вопреки тому, что могло быть, тяжело ранили Оно, почти убили, заставили удрать в глубины земли, где Оно съежилось, раненое, страдающее, ненавидящее и дрожащее, в растекающейся луже собственной необыкновенной крови.

Вот вам и еще новое, если угодно: впервые за бесконечную историю существования Оно потребовался план; впервые Оно обнаружило, что боится просто получить желаемое с Дерри, своих личных охотничьих угодий.

Оно всегда и хорошо кормилось детьми. Многих взрослых Оно использовало в своих целях (при этом они и не знали, что их используют), и за долгие годы некоторые даже пошли в пищу — у взрослых есть свои ужасы, их железы тоже можно подоить, открыть до такой степени, что все реагенты страха выплеснутся в тело и придадут мясу особый вкус. Но страхи взрослых очень уж сложные. У детей они проще и обычно куда более сильные. Страхи детей зачастую фокусируются на чем-то одном… а если нужна приманка, какой ребенок устоит перед клоуном?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});