Сказки о сотворении мира - Ирина Ванка

— Будем стараться, — заверила графиню Алиса.

— Только не переусердствуйте.

— Папа вас искал, между прочим.

— Где он?

— Писал вам в Монте-Карло, потому что ваш электронный ящик закрылся. Наверно, Георгий Валентинович не передал.

— Мы с Георгием Валентиновичем расстались.

— Соболезную Георгию Валентиновичу.

— Разве Оскар не говорил?

— Кто?

— Так, где же ваш батюшка?

— Принимает экзамен. Лучше подождите здесь, а то папу удар хватит.

Графиня не располагала лишним временем. Она спустилась на этаж, где шли экзамены, и прошла в коридор, минуя предупредительный взгляд секретарши. Юноши с зачетными листами толпились у двери. Сначала графиня заняла очередь, но когда из аудитории вышел взмокший абитуриент, решила не ждать, и втиснулась первой. Неприветливая комиссия указала ей на билеты. Натан Валерьянович не поднял головы, он заполнял документ и был ужасно сосредоточен. Графине ничего не оставалось, как вытянуть билет, но первый же вопрос привел ее в ужас. Ни про какие законы Кулона графиня в жизни не слышала и ни слова сказать не могла. Графиня взяла другой билет, и первый вопрос ей показался немного знакомым. Она догадывалась, что такое полупроводники, но не имела достаточно информации, чтобы излагать тему в присутствии физиков. Мира взяла следующую карточку. Дама из комиссии возмущенно блеснула очками, но не произнесла ни слова, пока наглая абитуриентка не перебрала все билеты и не нашла единственный приемлемый для себя:

— «Главные задачи и основные тенденции современной физики», — прочла Мирослава и поглядела на комиссию сверху вниз.

— Где ваши документы? — спросил молодой аспирант.

Натан Валерьянович по-прежнему заполнял бумаги.

— Мои документы вам вряд ли понадобятся. Прошу вас, господа, присоединиться к аудитории, потому что сейчас я прочту вам лекцию об основных тенденциях и задачах. Сейчас я объясню вам очень подробно, чем вы должны заниматься в науке и какие задачи перед собою ставить… — Натан Валерьянович перестал писать и поднял глаза. — Вас, профессор, я особенно приглашаю послушать. Абитуриенты заулыбались. Девушка, строчившая формулы на доске, обернулась в испуге.

— Мира… — произнес Боровский и бросил ручку на незаполненный документ. — Мира! Боже мой… Наконец-то… Что произошло? Почему ты пропала?

— Натан Валерьянович! — улыбнулась графиня. — По случаю моего возвращения — всем амнистия! Отпускайте ваших бледных студентиков с пятерками по домам и пытайте меня. Я отвечу на все вопросы.

Боровский засуетился. Сначала схватил портфель, потом уронил его на пол. Из портфеля полетели бумаги. Графиня вышла в коридор.

— Мира! — выскочил вслед за графиней профессор. — Ну, как же так? Почему ты уехала? Что произошло, что ты даже не захотела проститься? Я с ума схожу от догадок. Нам надо поговорить сейчас же! Немедленно! Я не понимаю…

— Я подожду вас в кабинете, Натан Валерьянович, заканчивайте экзамен.

— Ни в коем случае! Мы сейчас же едем ко мне и говорим обо всем.

— Разве вас не интересует, кто придет на курс в следующем учебном году? Заканчивайте, профессор, обещаю, что дождусь вас.

— Меня не интересует курс, — ответил Натан. — Меня интересует, что произошло на башне. Почему ты отказалась разговаривать с нами? Почему пропала?

— Ладно, поедем, поговорим, — согласилась Мира, и улыбка исчезла с ее лица.

С дачи Боровских сбежала даже ворона. Натан Валерьянович провернул ключ во внутренностях замка, отпер дверь и пригласил графиню в дом, где мебель была укрыта простынями, а окна занавешены плотной тканью. Графиня сняла покрывало с кресла. Дом показался ей чужим. Расположение предметов неправильным. Комната, в которой когда-то жил любимый ученик Натана, превратилась в склад ненужных игрушек. У графини сложилось впечатление, что игрушки прожили свою жизнь, умерли и упокоились на игрушечном кладбище.

— Надо их куда-нибудь деть, да руки не доходят, — признался Натан. — Отмыть бы да раздать хоть кому-нибудь… Сейчас, Мирочка, я подключу газ и мы сварим кофе.

Боровский ушел. Мирослава осталась на пороге комнаты в воспоминаниях о прошлом: о столе, заваленном дисками, о полках, где хранилось старое компьютерное железо, к которому Оскар не подпускал никого, и прикасаться не разрешал. Там, где раньше висели колонки, отсутствовал даже гвоздь. Обои были прежними, и рама была покрашена той же краской цвета миндальной кожуры, и плафон на лампе болтался тот же, но от человека не осталось даже дырки в обоях. От человека, который не имел на Земле ничего: ни дома, ни семьи, ни счастья… Графиня поняла, что заплачет, если пробудет здесь еще немного, и вернулась на кухню, где Боровский сражался с редуктором, который никак не лез на газовый баллон.

— Посидите со мной, Натан Валерьянович. Черт с ним, с кофе.

Боровский опустился в кресло напротив. Мира сделала над собой усилие, чтобы сдержать слезу и все-таки не сдержала.

— Я знаю… — сказал Натан. — Я чувствую, что произошло что-то страшное. Мы допустили ошибку, Мира? Расскажи мне все, не то я сойду с ума.

— Да, допустили ошибку. Я допустила ошибку. Не корите себя, Натан Валерьянович, вы сделали все, что смогли.

— Я должен знать. Что бы там ни было, мне лучше знать, потому что хуже всего — неизвестность.

— Да, — согласилась графиня и достала носовой платок.

— Мы закрыли зону, вернулись в Москву… С тех пор я не могу найти себе места. Я не могу найти себе места с тех пор, как ты убежала, не простившись, не объяснив, не поговорив по-человечески ни со мной, ни с Валерой. Мы обидели тебя?

— Нет.

— Когда ты уехала, я понял, что произошло что-то страшное, и упрекал себя за то, что не задержал тебя сразу, не расспросил. Я думал, что вернусь в Москву, мы успокоимся и поговорим обо всем, но я предположить не мог, что потеряю тебя из вида на целый год. Весь год я не нахожу себе места. Мне надо хоть что-то понять, чтобы не сойти с ума.

— Вы не меня потеряли в тот день, Натан Валерьянович. Уверяю вас, вы потеряли гораздо больше. Не только вы. И я вместе с вами.

— Так я и думал, — вздохнул Натан. — Этого я и боялся… что вместе с зоной мы потеряли человека, которого близко знали.

— Если быть точными, двоих. Но одного из них вы знали особенно близко. Не удивительно, что вы не находите себе места. Удивительно, что вы приспособились жить без него после стольких лет. Простите меня, что психанула на вас тогда. У меня была надежда, что вы его помните. Понимаю, Натан Валерьянович, что ваша «иллюзорная память» никак не зависит от моей воли, но вы относились к нему, как к сыну, и я надеялась. Он жил в вашем доме, работал с вами…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});