Весь Роберт Маккаммон в одном томе - Роберт Рик МакКаммон

мир, в котором мне уже жить не придется.

— Какие чудеса? — спросила Арден, сдерживая легкое раздражение. — Здесь, вокруг, я не вижу никаких чудес!

Кетлин наклонилась вперёд, вздрагивая от усилий. Ее щеки и лоб начали розоветь от гнева; она была волевой женщиной. Она произнесла три коротких четких слова:

— Открой. Свои. Глаза.

Арден заморгала, удивленная силой, звучавшей в голосе старухи.

— Нет, тебе не удастся здесь вылечить это пятно! Так же как я не смогла вылечить свой артрит или как Джульет Гарик не смогла выровнять свои ноги! Это все чушь! Но вот что не чушь, — вдох-выдох, вдох-выдох, — не чушь то, что я могу ходить мимо этих кроватей. Между рядами, которые мешают моему движению. Я могу идти мимо них, и люди, которые уже умирают, садятся, они садятся в своих постелях и улыбаются при виде меня и на несколько минут получают избавление от страданий. Они улыбаются и смеются, как будто прикасаются к солнцу. Всего на несколько драгоценных минут. И дети, больные раком, и туберкулезные, и больные СПИДом, — все выбираются из своей темноты, чтобы коснуться моей руки, и держатся за меня. Они тянутся ко мне, как будто я кто-то, и они не видят моих кривых отвратительных пальцев. Они не видят, что Кетлин МакКей из Индианы старая и хромая! — Ее глаза пылали яростью за линзами очков. — Нет, они тянутся к Спасительнице!

Она замолчала, вновь восстанавливая дыхание.

— И я не лгу им, — сказала она через минуту или две. — Я не говорю им, что они могут победить свою болезнь, если прежде этого не скажут доктор Фелисьен или доктор Уолкот. Но я пыталась… пыталась… заставить их понять чудеса именно так, как я и сестра Каролина это представляем. То, что тело должно умереть — да, это так. Оно должно покинуть мир, и так устроена жизнь. Но я верю в чудо, я верю в то, что хотя тело и умирает, душа остается бессмертной. Она остается, как остается Спасительница. Хотя женщины, которые носили это имя, уже ушли. Спасительница не исчезла. Она живет и живет, присматривая за своими пациентами и за своей больницей. Проходя между рядами кроватей. Протягивая руки. Она продолжает жить. Так что ты зря осмеливаешься сидеть здесь с закрытыми глазами и не видеть того, что тебе предлагает Бог!

У Арден медленно открылся рот.

— …Мне?

— Да, тебе! Больница, вероятно, проживет и без Спасительницы… Я думаю, это вполне возможно. Она претерпит большие изменения. Все Спасительницы долгие годы поддерживали это место. И это очень нелегкое дело, скажу я тебе! Шторм разносил больницу на куски, всегда были проблемы с деньгами, проблемы с оборудованием и управлением. Старые здания частично развалились. Здесь все далеко от совершенства. А если бы не было Спасительницы, чтобы выбивать пожертвования или бороться с нефтяными компаниями, которые хотят начать здесь бурение — перекопать весь берег и разрушить наш остров, — где бы мы сейчас были? Она закрыла глаза и откинулась на, подушку.

— Не знаю. Я не знаю. Нет. Я не хочу быть той, кто завершит эту цепь. — Она вздохнула и замолчала, погрузившись в свои мысли. Потом заговорила вновь, и голос ее был низким и тихим. — Спасительница не должна быть слабовольным человеком. Она должна быть бойцом и должна делать самую тяжелую работу так хорошо, как только может. Больше всего… — глаза Кетлин открылись, — она не должна бояться брать на себя ответственность.

Арден сидела очень тихо, руки ее сжимали розовый мешочек.

— Может быть, ты и не такая. Не знаю. Черт возьми, как я устала. Эти сёстры все молятся и молятся в церкви. Я говорила им. Я говорила им, что если она есть, она придет сюда. Но может быть, ты и не та.

Арден не знала, что сказать. Она поднялась с кресла, но так и не знала, идти ли ей и если идти, то куда.

— Если ты останешься, — сказала Кетлин, — если ты сделаешь то, что должно быть сделано… я могу обещать тебе, что ни один человек здесь даже не заметит пятна. Оно исчезнет. Они будут видеть только твое лицо.

Арден стояла в неровных лучах света, захваченная врасплох.

— Тогда ступай. — Голос Кетлин ослаб. — В больнице есть радио. Паром из Гранд-Айсл придет сюда через полчаса. Я знаю хозяина парома. Он сможет найти для тебя место и отвезет тебя в Голден-Мидоу. Там ты сядешь на автобус. У тебя есть деньги?

— Нет.

— Перли! — позвала Кетлин. — Перли! — Ответа не было. — Если его нет поблизости, то он наверняка пошел в конюшню. Иди туда и скажи ему, чтобы он дал тебе пятьдесят долларов и договорился о пароме.

— Конюшня? — сердце Арден вновь начало биться. — А что… там?

— Разумеется, лошади! Эти животные вечно меня пугают, но Перли их любит. Я сказала ему, что когда кто-нибудь из них лягнет его в голову, ему больше не придется проводить там так много времени.

— Лошади, — прошептала Арден и наконец улыбнулась.

— Да, лошади. Муж Эвриты Колберт был фермером. Они везли домой лошадей из Южной Америки. Часть из них приплыла сюда, и из них образовался табун. Мы разводим и продаем их, чтобы получать деньги для больницы. — Кетлин нахмурилась. — Я что-то не то сказала?

Глаза Арден наполнились слезами. Она не могла даже говорить — у нее перехватило горло. Потом она все-таки выговорила:

— Нет, ничего плохого. Я думаю… я думаю, что все правильно.

Теперь она плакала и почти ничего не видела. Но в этот момент она решила, что еще никогда раньше не видела так далеко и так отчетливо.

* * *

Дэн сидел на стуле на высокой веранде; на изумрудной лужайке собирались голубоватые тени надвигавшихся сумерек. Рядом с ним около перил был прислонен костыль. Он наблюдал, как солнце скользило к Заливу, и думал о том, что произошло час назад.

С Гранд-Айла пришёл паром. Он сидел все на этом же месте и наблюдал. Двое мужчин и сестра Каролина вышли из больницы,